Она допила чай, посидела ещё минут восемь и действительно ушла. С балкона открывался привычный, но всё равно красивый вид, нагнетавший грустные мысли. Правильно ли я сделала, что так решительно дала «от ворот поворот» ? Может, стоило не заводить об этом разговора? Как другие девушки? Они притворяются, что согласны жить в шалаше, а своё истинное лицо показывают после свадьбы? Почему я так не могу? Почему? Почему он вообще мне понравился так сильно, всего по паре фотографий? Теперь он уже никогда-никогда не напишет мне, никогда..

Дождь сильными струями бил о землю внизу, о перила балкона, о кафельный пол.. Никогда-никогда-никогда…

В этот день она не заходила в социальную сеть, не проверяла емайл. Телефон положила перед собой и всё смотрела – не звонит ли. Но Нокиа молчал. У матери разболелась голова, так что ХIинд весь вечер была свободна от её внимания. Ещё не было десяти, как она легла в постель и сразу же забылась сном без сновидений. В незанавешенное окно светила полная луна, с улицы из-под кустов доносился любовный шёпот, но ничего этого она не слышала.

Следущие дни были заполнены однообразной рутиной – учёба-учёба-дом, «Вымой пол, дочка» , «Сходи в магазин» , «Завари чай» . Автоматически выполняя всё это, она не замечала за собой, как ни целых полкило чёрной икры – друг Заура привёз из Ирана, ни симпатичный армянин, дежуривший у её подъезда, ни даже институтские хвосты – ничто не занимало внимания, кроме равнодушно молчащего телефона.

Бездушная субстанция! – приговаривала она, в сердцах кидая телефон об подушку. – Ты ничёго не понимаешь, ты, симбиоз пластика и микросхем, ну почему же ты не зазвонишь, почему?

И журчала в ванной вода, заглушая плач, и утекали вместе с водой в канализацию слёзы досады.

Словно гром среди ясного неба прозвучали слова, вычитанные с выданной в деканате бумаги – в связи с непосещением.. не допускается до экзаменов.. перести обратно на первый курс. Она не осознала масштабов грозы – как соммнабула положила приказ на стол – мать с братом оторвались от обсуждения цен на продукты – и заперлась у себя.

Недоумение, упрёки – ничего не запомнилось, она пережила их, уткнувшись в подушку и думая о другом.

Закончилась сессия, в сентябре начнётся новый семестр – для всех, кроме неё, разумеется. А она опять пойдёт изучать программу пройденного в прошлом году. Словно, в наказание. Всевышний Аллах, за что мне такое? За что?

Голос матери вернул её к реальности:

- Ты пойдёшь есть бульон?

ХIинд выплыла из воспоминаний и растерянно захлопала глазами. Она в маминой комнате, лежит на маминой кровати, смотрит в серый, требующий ремонта, потолок. Она дома, Шахин последний раз звонил больше двух недель назад, а она – оставленная на второй год студентка проснулась в полдень, ушла ждать обеда сюда и кажется, опять заснула. Теперь около четырёх.

Был выпит бульон, а после дополнительный намаз был сделан. ДуIаъ о совершении такого нужного чуда – пусть случится ошибка, авария, черезвычайная ситуация, и её возьмут, возьмут на второй курс – прочитано, а в дверь кто-то долго, упорно звонил. ХIинд встала с колен, помчалась стремглав к двери – но там уже возилась с замком мама.

- Дорогие мои..

Она не сразу узнала этот голос, а узнав, не знала, радоваться или плакать. Тётя Лия приезжала редко и никогда не предупреждала о своём приезде заранее. Родная сестра отца, любившая по поводу и без повода характеризовать саму себя случаем из молодости:

Как-то в одном провинциальном городе теперь и тогда расположенному в Кабардино-Балкарии, где она проходила практику на метеорологической станции, ей повстречались двое её знакомых из местных жителей, один из которых перед этим занимал её мысли довольно продолжительное время.

Обычно нейтрально вежливые, знакомые в тот раз были пьяны и, едва завидев её, заорали на всю улицу:

- Чудовище! Страшнее только освежованная коза.

- Какие неуверенные мужчины, как видят красивую – других слов не находят. – тут же прокомментировала тётя вслух и на всю жизнь удостоверилась в том, что оба испытывали к ней нежнейшие чувства.

Было это пятьдесят лет назад.

Теперь тётя сидела на кухне в кресле вытянув ноги на свободную табуретку. – устали с дороги. На другой табуретке сидела мама, на ещё одной – стояла неоткрытая коробка с тортом, так что сесть ХIинд было некуда. Она подпирала дверь, с равнодушным любопытством рассматривая тётин багаж – отсюда ей были хорошо видны и чемодан, оставленный в прихожей, и стеклярусный ридикюльчик, сжимаемый тётей в руке, и три зелёных пакета с надписью «Санкт-Петербургский дом книги».

- На границе трясут – невозможно описать. А куда вы едете? А что вы везёте? А вы знаете, что провоз продуктов питания в страны Европейского Союза запрещён? Я говорю им – ну конечно знаю, но даже если вы найдёте у меня эти продукты, моё знание-незнание не повлияет же на ваши дальнейшие действия, вы ведь всё равно конфискуете? И они конфисковали плавленый сыр, всю коробку забрали.

- Лия Сулимовна, - смеясь говорила мама, - можно подумать, у нас здесь нету плавленого сыра..

- А я не вам брала, я себе – бойко парировала тётя, - я хотела съекономить на вагоне-ресторане, два дня с пересадкой – не шутка ли ехать? А бутерброд с сыром – отличный источник калорий. Тем более сейчас такие страшные цены, ты не поверишь – говорят, подорожает гречка. Разве можно было такое представить ещё пять лет назад? – она таинственно нагнулась вперёд, принялась шарить в одном из зелёных пакетов.

- Пять лет назад некоторые не верили, что в России действительно закончились девяностые. Время течёт, всё меняется. – мама встала, зажгла плиту. – ХIинд, принеси кофе, принеси рафинад, сорви чеснок, который посажен в цветочном горшке.

ХIинд обрывала зелёные побеги, а с кухни доносились приглушённые голоса – вдруг раздался почти крик и на пороге комнаты показалась взволнованная мама – причёска её растрепалась, глаза горели.

- Что случилось? – спросила ХIинд испуганно, роняя зажатую под мышкой пачку Давидоффа на пол. – Ты увидела мышь?

Мыши в их старой квартире были привычным явлением.

- Иди скорее, там тётя привезла мемуары Берберовой..

ХIинд неловко подхватила кофе, зажав в кулаке чеснок, помчалась на кухню.

Пол был заставлен стопками, тётя сидела на неподметённом полу, самозабвенно доставая книги по одной из пакетов и сортируя согласно каким-то непонятым ХIинд ещё принципам. Поставив кофе на стол, положив там же чеснок, она присела рядом, начала помогать. Замелькали имена авторов – Величанский, Красавин, Бунин..

- Бунин? Мама, у нас же есть Бунин?

- Проза, дочка, не переписка. – Повеселевшая мама возилась с джезвами.

- Ах, да, точно.. – Она листнула книгу до содержания, чтобы самой убедиться в этом.

- Красавина здесь новые книги, недавно вышли. – Поясняла тётя, складывая вместе светлые томики – на, унеси.

ХIинд подхватила книжки, кряхтя, отнесла к себе, свалила на кровать.

- Сборник современной поэзии? Кто там, разве сейчас есть поэзия? – Удивилась мама, рассматривая толстый, чёрный талмуд.

- Конечно нет, я купила с рук, там же год выхода 87-ой. – Пробурчала тётя недовольно. – Смотреть надо.

- Рохлина, Казакова. Положи куда-нибудь, - мама протянула книжку дочери.

ХIинд засунула книгу в стиральную машину. «Не забудь потом вытащить» - отметила про себя.

- Наш дорогой Стеблин-Каменский издал новую монографию..

- Вау, дайте, ну дайте, пожалуйста.

- ХIинд? Как ты себя ведёшь.

- Мне хочется..

- Девочке интересна наука.

- Девочка в институте на второй год осталась.

- Как??

И понеслось, и понеслось по новой. Вопросы, упрёки, недоумения.

- Пропуски? Не допустили? Долги? Но почему?

«Если б вы что-то понимали, если б я могла вам сказать» - хотелось крикнуть и расплакаться. Но ведь никто не поймёт, никому нельзя сказать – даже самой себе – крайне глупо ведь забрасывать учёбу из-за интернет – не флирта – из-за интернет пары фраз, и слеза сама вкатывалась обратно, чтобы щёки остались сухими, не навлекая на себя ещё больше внимательных укоров.