Операция «Нептун» во многом походила на операцию «Морской лев» — немецкий план высадки в Кенте и Сассексе, осуществление которого Гитлер сначала отложил, а потом и совсем отверг. В период с июня 1940 года, когда пала Франция, и до июня 1944 года, когда прорвали Атлантический вал, была проделана огромная разведывательная работа, сначала оборонительного, а затем наступательного характера. В разведывательном управлении ВМС деятельностью, связанной с подготовкой и вторжением через Ла-Манш, почти безраздельно руководил капитан 3 ранга резерва ВМС Гонин, который долгое время жил в Антверпене и стал специалистом по десантным судам, береговой полосе, портам и внутренним водным путям Дании, Голландии, Бельгии и Северной Франции. Отдел Гонина начал изучение береговых районов по ту сторону Ла-Манша и Северного моря с тех пор, как нависла угроза высадки немцев на Британские острова. Эта работа велась еще до того, как в битве за Англию удалось рассеять в прах мечты немцев о завоевании господства в воздухе над районами Южной Англии, и именно поэтому Гонину и его коллегам из военного министерства удалось быстро перестроиться в своей деятельности с оборонительного аспекта на наступательный.
На деятельности Гонина и его отдела лежал определенный иронический отпечаток. Ведь береговые районы, о которых надлежало собрать подробную информацию, принадлежали союзным государствам. Вера в мощь Франции была настолько сильной, что английской разведке и планирующим органам не приходило в голову, что может потребоваться подробная информация о побережье Франции, Бельгии, Голландии и Норвегии или о портах и оборонительных сооружениях в этих странах. Значительную часть информации о районе проведения операции «Нептун» можно было найти в самой Англии, но имеющиеся материалы требовали анализа и сопоставления. Кроме того, часть данных нужно было нанести на новые карты.
Винить в том, что так случилось, было некого. Об огромных усилиях, предпринятых для исправления такого положения, свидетельствует тот факт, что уже к 1942 году были достигнуты положительные результаты. Командование сил метрополии, созданное в интересах отражения возможной попытки немцев вторгнуться в Англию, не прекратило своего существования и тогда, когда эта угроза миновала.
И 1-й отдел разведывательного управления ВМС, и 14-й отдел военной разведки, и только что созданные подразделения фотографической разведки действовали без какого-либо перерыва. Однако, поскольку та или иная степень уверенности в необходимости проведения десантной операции в районе Ла-Манша появилась лишь к марту 1943 года, усилия разведки нельзя было сосредоточить на нужных объектах.
Со времени неудачной высадки в Дарданеллах, предпринятой двадцать пять лет назад, перед сухопутными войсками и ВМС впервые встала задача проведения крупной десантной операции на обороняемом противником побережье. Никакого прецедента в отношении возможных потребностей войск не было. Например, начальник управления военной разведки считал нужным иметь набор карт масштаба 1: 50 000 по району, простирающемуся на 15 километров в глубь территории по побережью от Остенда до Шербура, с указанием всей береговой линии, расположения зенитных средств, аэродромов, радио — и радиопеленгаторных станций, складов и других сооружений. Адмиралтейство могло дать только навигационные карты различного масштаба и проекций, но на них не было показано каких-либо наземных объектов, кроме самых заметных ориентиров на местности. Не проводило адмиралтейство и подробного изучения береговой полосы и прибрежных водных участков. Ведь обычно (моряки с удовольствием напоминают об этом армейцам) корабли избегали подводных рифов и мелководья и не «садились» на них. Теперь же для десантных судов требовались и навигационные сведения, и информация о береговой полосе. Чья же это была обязанность — морской или армейской разведки?
Далее. На существовавших морских картах нельзя было найти сведений, которые нужны для обстрела с моря наземных объектов в глубине материка. На армейских картах, с которых можно было снять дистанции и выбрать ориентиры для различных объектов, нельзя было показать точные позиции кораблей для ведения обстрела.
Кроме того, армейские карты основывались на результатах топографической съемки, проведенной французами 60 лет назад, и потому их точность была сомнительной. На этих картах обнаруживались ошибки в дальностях до 700 метров, а это значило, что корабли могли подвергнуть обстрелу свои войска вместо позиций противника. Очевидно, нужно было каким-то образом удовлетворить требования сухопутных войск и военно-морских сил на одной карте.
Гидрографическое управление адмиралтейства и топографическое управление военного министерства могли бы общими усилиями создать карты-схемы нужного масштаба, но и тогда не удалось бы полностью учесть разницу, существующую из-за того, что моряки пользуются картами меркаторской проекции, а армейцы — конической.
Однако, несмотря на все трудности, карты-схемы были стандартизованы вовремя, как раз к высадке союзных войск в Северной Африке в ноябре 1942 года.
Заслуживает упоминания пример, показывающий, какие недоразумения характеризовали процесс становления взаимодействия между планирующими органами различных видов вооруженных сил. Заседание комитета, на котором начальника навигационного управления и начальника гидрографического управления адмиралтейства пытались убедить в том, что морские карты необходимо переделать, используя систему координат, применяемую на армейских картах, выглядит смешно. Начальники этих двух управлений совместно с представителями управлений планирования, артиллерийского и оперативного, встретились с представителями разведывательного управления.
Председательствовал на совещании начальник немецкого отдела разведывательного управления капитан 2 ранга Тауэр. Начальник гидрографического управления заявил, что изменение структуры морских карт обойдется очень дорого, но признал, что работа может быть выполнена, и довольно быстро. После двухчасового спора, в ходе которого особенно долго пришлось убеждать начальника навигационного управления, был достигнут временный компромисс, однако возражавшие против такого решения потребовали, чтобы протокол был согласован окончательно до рассылки. После заседания Тауэр спросил офицера своего отдела, вел ли он протокол. Тот сказал, что был слишком увлечен спором и не вел никаких записей. Однако секретарь отдела сделала кое-какие записи и сказала, что попробует по ним написать протокол заседания. Нет ничего удивительного в том, что технические подробности в выступлениях присутствовавших не позволили этой женщине составить сколько-нибудь грамотный протокол, а представить неграмотно составленный протокол значило погубить с таким трудом достигнутую договоренность. Тогда Тауэр объяснил возникшие трудности своим коллегам в инженерном управлении военного министерства, интересы которых он, по сути дела, отстаивал на совещании, а те любезно согласились написать все, что требовалось для удовлетворения нужд планирующих органов. В этом виде протокол был быстро одобрен всеми, за исключением начальника навигационного управления ВМС. Он совершенно справедливо отмечал, что протокол заседания не соответствует тому, что говорилось выступавшими. С большим трудом, проявив настойчивость и сумев убедить оппонента в его некомпетентности, Тауэр в конце концов добился поставленной цели.
Еще в 1941 году стало очевидным, что отделы разведывательного управления не могут ограничиться только передачей силам метрополии той информации относительно ла-маншского побережья Франции, которая поступала в разведывательное управление ВМС. Нужно было, чтобы морской офицер работал бок о бок с армейским офицером, и чтобы они пользовались одинаковыми приемами работы с картами. Флот должен был согласиться на роль второй скрипки.
Разведывательная информация представляла обоюдный интерес, и ее сбор должен был осуществляться по единому замыслу. Например, точная информация о береговой обороне, нужная флоту, не могла быть составлена при отсутствии точных сведений о расположении немецких воинских частей, которые будут оборонять береговые районы. А такие сведения могла иметь только армейская разведка.