Как только пароход замедлил ход, неизвестная канонерка также встала невдалеке, наведя на него кормовое орудие.

Через минуту с канонерки спустили несколько шлюпок, наполненных вооруженными матросами. Они пристали к советскому пароходу, вскочили на палубу и, щелкая на ходу затворами винтовок, рассыпались по всем помещениям, заняли трапы, машинное отделение, каюты команды.

Старший офицер с несколькими матросами поднялись на мостик.

— В чем дело, господа? — спросил по-английски Гроссберг.

— Есть приказ обыскать ваше судно, — послышался ответ. — Мы имеем сведения, что на судне перевозится оружие для красных.

— Какое оружие? У нас его нет. В трюме только балласт, идем за чаем в Ханькоу. Вот у меня да и у моего помощника по револьверу. Но нам положено оружие, — заявил Гроссберг.

— Не разговаривать! Оружие сдать сейчас же! — Офицер в сопровождении солдат быстро спустился вниз и направился к каютам, занимаемым Ф. С. Бородиной и курьерами. Убедившись, что перед ним Бородина, офицер приказал ее обыскать.

В каюту дипкурьеров налетчики вломились еще раньше. Но дипкурьеры уже заметили опасность. И когда каюту заполнили вооруженные люди, все трое были совершенно спокойны. Они приготовились к нападению. Но что они могли сделать? На троих, по существу, невооруженных людей (у них было всего два револьвера) напал целый вооруженный отряд.

— Кто такие?

— Советские дипломатические курьеры, — спокойно ответил Крилл, показывая дипломатические паспорта, курьерские листы и «хаджоу» (охранные грамоты, выданные китайскими властями). Все паспорта были снабжены китайскими визами.

— Где почта?

— Почта здесь, но вам ее не дадим. Не имеем права. Она опечатана печатями Народного комиссариата по иностранным делам и не подлежит досмотру по международным законам. Вот «хаджоу».

— Взять! — послышалась визгливая команда.

Крилл схватил баулы с почтой. Грейбус бросился ему на помощь.

— Не дадим! Не имеете права! — закричали оба.

— Взять их! — бесновался офицер.

Десяток матросов схватили дипкурьеров и стали крутить им руки. Надели наручники, а Крилла, кроме того, веревкой привязали к какому-то крюку. Начали вскрывать почту.

Из мешков посыпались книги, журналы, газеты — все на русском языке, и ни одного письма. Переводчик с жадностью набросился на книги и журналы. Постепенно его лицо вытягивалось.

— А где документы, письма?

— Здесь все. У нас больше ничего нет!

Сярэ невольно улыбнулся. Он вспомнил, что за несколько минут до того, как в каюту явились непрошеные гости, Крилл и Грейбус с какими-то пакетами спускались куда-то в машинное отделение парохода.

Разочарованные налетчики снова запихали в мешки бесполезные для них газеты и книги. Курьеры стояли скованные перед наведенными на них дулами винтовок.

Ни одного документа не было найдено в дипломатической почте. Для Чжан Цзунчана это был провал всей затеянной операции. Необходимо было найти хоть что-то компрометирующее, чтобы оправдать пиратский налет, а главное, выслужиться перед начальством.

Обыск шел по всему пароходу. Искали даже в угольных бункерах, в водяных цистернах, в помещении команды. Разворошили все личные вещи. Красный уголок был разгромлен. Портреты Ленина и Сунь Ятсена порваны. Перетряхнули багаж и личные вещи матросов.

— Швартуйтесь к причалу на стороне Пукоу! — приказал офицер Гроссбергу.

Не успело судно пришвартоваться, как на него вошла новая группа военных. Одетого в штатское пожилого китайца в золотых очках назвали — «главный советник генерала господин Сунг».

Начался новый обыск.

— Где секретные бумаги? — в десятый раз спрашивал переводчик.

— Все здесь, больше у нас ничего нет, — спокойно отвечали Крилл и Грейбус.

И новый обыск ничего не дал.

— Составим акт о результатах обыска, — предложил капитан парохода, — так полагается.

— Зачем? Не нужно, — сквозь зубы процедил руководитель налета.

— Как не нужно? Ведь есть же правила…

Но китайский офицер отказался составить акт. Также отказались выдать расписку в том, что они изъяли у дипкурьеров.

Уже начало смеркаться, когда на палубе появилась третья группа военных. По всему было видно, что это уже другие птицы. Одетые в китайскую военную форму, они свободно разговаривали по-русски.

К Бородиной подошел один из этой группы и коротко бросил:

— Я Меркулов.

Это был тот самый Меркулов, авантюрист и мародер, который вместе со своим братом бесчинствовал во Владивостоке в период японской интервенции. После освобождения города Красной Армией братья, захватив награбленное, бежали в Японию.

Было известно, что Меркулов состоит в отряде Нечаева, одного из главарей русских белогвардейцев, который попеременно служил у Чжан Цзолина, У Пэйфу, а теперь — у Чжан Цзунчана. Как выяснилось позднее, именно Нечаев разработал и осуществил план захвата советского парохода. А теперь его сообщник Меркулов был послан добыть хоть какие-нибудь «доказательства», оправдывавшие этот пиратский налет. После того как и этот обыск ничего не дал, было решено: найти улики во что бы то ни стало! Не может быть, чтобы у дипкурьеров не было каких-либо секретных писем, инструкций или, на худой конец, революционных прокламаций, конечно на китайском языке.

— Если улик нет, их надо сделать, — приказали главарю белогвардейцев-налетчиков.

После этого бандиты вновь явились на советский корабль.

Обыск был долгим. Наконец один из белогвардейцев подбежал к Меркулову: в руках он держал какие-то листки с китайскими иероглифами.

— Нашел, ваше превосходительство, вот прокламации! Они были в почте!

— Наконец-то, — обрадовался Меркулов, схватил листовку и бросился к Сунгу.

Снова начали допрашивать дипкурьеров. Те недоуменно пожимали плечами.

— Провокаторы… — сказал Грейбус. — Так ведь делала только царская охранка, и то умнее.

Теперь было понятно, почему китайские офицеры отказались подписать акт о результатах обыска.

Работа с подброшенными листовками была сделана топорно, грубо. Всем был ясен этот дешевый прием. Даже китайские матросы как-то смутились. Вскоре Бородиной и дипкурьерам было объявлено: они будут отправлены в город Цзинань.

Их доставили на вокзал. Посадили в вагон. Дипкурьеры оставались закованными в наручники, а Крилл связан веревкой. И началось хождение советских людей по мукам. Арестованных держали в маленьком домике на окраине города под сильной охраной, изолированными от всего мира.

Дни в заточении тянулись медленно. Дипкурьеры ежедневно вызывали начальство, будь то караульный начальник, комендант или кто-то из начальства повыше, и требовали немедленного освобождения или предъявления обвинения. Бандиты отмалчивались.

Наконец, Крилл предложил объявить голодовку. Это будет известно в Москве и в Пекине! Ведь в Цзинани много рабочих, наших верных друзей, от которых чжанцзунчановские жандармы скрыть голодовку не смогут.

Предложение было сразу же одобрено, и наутро, когда стража принесла скудный завтрак, дипкурьеры решительно отказались его принять.

Явился комендант, толстый, с хитрыми острыми глазами, и на ломаном английском языке спросил: чем недовольны заключенные? Крилл заявил, что держат их в тюрьме беззаконно, поэтому они требуют немедленного освобождения, а до тех пор объявляют голодовку. Китаец побежал доносить начальству.

Четыре дня не притрагивались наши товарищи к еде. Уже к вечеру первого дня в городе стало известно о голодовке советских заключенных. Было немедленно сообщено в Пекин и Ухань. Китайские власти взволновались: узнают за границей, будут неприятности, тем более что налет, по существу, ничего не дал.

На пятый день явился доктор Сунг и попросил прекратить голодовку, так как все будут освобождены в скором времени. Сунг говорил как будто искренне…

Советское правительство разоблачало перед всей мировой общественностью произвол китайских милитаристов и требовало его прекращения. С китайской стороны следовали все новые и новые лживые обещания о скором освобождении заключенных.