Солдаты тут же подхватили рождественскую песенку и тут же прямо из горлышка глотнули самогону, сразу забившего дыхание. Закашлявшись, один из солдат махнул рукой на восток: проезжайте, мол!

Ямщик тут же рванул сани.

— Ну, пронесло! — облегченно вздохнул Владимир. — Слава богу!

— И самогону, — добавил Лайош с улыбкой.

Серая темнота окутала все. Ямщик что есть силы погонял лошадь, а потом, убедившись, что опасность действительно миновала, поехал тише, время от времени останавливаясь и проверяя дорогу. Владимир тоже не раз слезал, качал головой:

— Слабая дорога, давно тут никто не пробирался.

Мороз крепчал, Урасов и Немети тесней прижимались друг к другу. Вскоре дорога совсем потерялась, пробирались наугад. Вдруг попали в какую-то канаву, сани уперлись во что-то. Взяли левее — ни с места, потом правее. Раздался треск. Ямщик густо выругался.

— Оглобля полетела! Теперь пешими иттить до деревни.

Кое-как связали оглоблю веревками. Лошадь потащила пустые сани, следом пошли все трое.

Ботинки увязали в снегу, снег облепил ноги до колен. Легкие пальто насквозь продувал ветер. Холодно!

Деревня показалась неожиданно. Владимир и Лайош прямо-таки наткнулись на крайнюю хату: нигде ни огонька, все заметено снегом. Даже собаки не брехали. Прильнули к занавешенному изнутри окну. Что-то едва-едва просвечивает. Постучали.

Дверь открыл мужчина, не спрашивая кто.

— Пустите малость обогреться.

— Заходите. У нас ноне людно.

В большой комнате вдоль стен на лавках сидели старики, бабы, девчата. В плошках горели лучины. Молодежь вполголоса пела какую-то песню. Увидя незнакомых, люди прервали песню, ответили на приветствие, подвинулись, освобождая места.

— Откуда вы? — только теперь спросил хозяин.

— Из Барановичей, — ответил Владимир и, чтобы не было других расспросов, сказал:

— К родне едем в Минск. Пленные. Да как назло, оглобля сломалась. Достанем у вас оглоблю?

— Может, у Куценко. Или у этого — кузнеца.

Хозяин сказал, где они живут. Ямщик направился туда. Владимир чувствовал, как согревается закоченевшее тело: его и Немети посадили возле печки, и он всей спиной впитывал ее тепло. Постепенно разговорились. Спросил про житье-бытье, про женихов.

— Женихи где-то воюют, либо в плену вшей кормят, вот как и вы, — сказала девушка, видимо, самая старшая.

— Где воюют? У кого?

— Кто у красных, кто у белых, а кто просто так — ни за кого, сам по себе…

Владимир хотел еще что-то сказать, но тут появился ямщик:

— Ох, тепло тут у вас, а я намаялся с оглоблей! Все-таки достал. Десять рублев обошлось. Ты должен мне возвернуть их. — Он повернулся к Владимиру.

— Возверну, если повезешь до Столбцов.

— К-куда? — поперхнулся возница. — Так ить там эти… большевики.

— Они самые. Которые таким мужикам, как ты, дают землю и волю.

Урасов уже смело заговорил про Столбцы и про большевиков: немецкие окопы остались за спиной, здесь «нейтральная зона», впереди — свои, красные.

— Хочешь хорошо заработать — вези дальше. Не упускай случая. Мы ведь можем найти сани и здесь, в Усевичах.

Мужик все еще раздумывал: опять через окопы — теперь красных, опять рисковать!

Но деньги сделали свое дело: согласился.

Владимир и Лайош поблагодарили хозяев, вышли в сени.

Свистнул кнут над заиндевевшей лошадью.

За деревней дорога была лучше, накатанней. Проехали, вероятно, верст пять и услышали окрик.

— Сто-о-ой! Кто идет?

— Свои! — радостно закричал Владимир.

Впереди показались две фигуры с винтовками, в шинелях и шапках.

— Коли свои, так слезай! — крикнул один.

Привели в землянку.

— Товарищ комроты, задержаны трое! — У Владимира и Немети сразу потеплело от этих слов: «Товарищ комроты!»

Теперь они разглядели на шапках звезды из красной материи.

— Кто такие?

Урасов попросил вывести ямщика, сказал о поручении, которое выполняют он и Немети.

— А документ у вас какой-нибудь ведь должен быть?

— Как же! — Владимир снял пиджак, оторвал подкладку и вытащил кусочек шелка.

Командир поднес его к коптилке. Мандат удостоверял, что Владимир Урасов является курьером Венгерской компартии, следует в Москву, к В. И. Ленину.

Родная земля! Наконец-то не надо маскироваться, притворяться!

Владимир дал ямщику несколько царских сотенных и пожелал ему счастливого обратного пути.

Командир напоил Владимира и Лайоша чаем, правда без сахара — его давно не было в роте; наделил хлебом. Ночевали здесь же, на соломе, все вместе.

Наутро сам отвез на железнодорожной летучке в Минск, сказал начальнику вокзала:

— Отправьте в Москву как можно быстрее.

И вот Урасов и Немети в Москве.

О прибытии посланцев из Будапешта было доложено Ленину. Их пригласили в Кремль. Немети сказал другу:

— Иди один. Я очень плохо говорю по-русски, только время отниму у Ленина.

Декабрьский день 1918 года. Приемная Председателя Совета Народных Комиссаров товарища В. И. Ленина. Секретарь открыл дверь кабинета, приглашая Урасова войти. Владимир Ильич сидел за столом и читал. Услышав шаги, отложил газету, вышел из-за стола.

— Товарищ Урасов?

Протянул обе руки и крепко пожал руку Урасова.

— Садитесь, товарищ Урасов, рассказывайте, это очень, очень важно и интересно.

Владимир сел. Он чувствовал себя скованно, напряженно. На протяжении двух предшествующих дней он не раз думал об этой встрече, думал о том, что Ленин будет задавать ему трудные политические вопросы, на которые он не сумеет ответить. И вот курьер не знал, с чего начать.

Владимир Ильич заметил состояние Урасова. Слегка нагнулся корпусом вперед и спросил:

— Как здоровье товарища Бела Куна?

— Здоровье ничего, хорошее. Бела Кун просил передать вам горячий привет.

— В каких условиях работают сейчас коммунисты?

Урасов начал рассказывать. Беседа пошла непринужденно, Ленин задавал вопрос за вопросом. Он подробно расспросил о положении в Венгрии, о роли коммунистов, о товарищах, возглавляющих компартию.

— Как венгерский пролетариат рассматривает революцию в России?

Урасов отвечал даже с воодушевлением: сколько ему самому довелось видеть примеров интернациональной солидарности венгерских рабочих!

Затем Владимир Ильич спросил о социал-демократах.

Когда Урасов сказал, что социал-демократы призывают рабочих сдавать оружие, Ленин воскликнул:

— Были они желтыми и остаются желтыми!

Тут Владимир Ильич поднялся, прошелся по кабинету, задержался возле карты, которая висела на стене, снова повернулся к Урасову:

— А где вы остановились? Как устроились с питанием?

— Остановился у Ярославского. Мы с ним старые знакомые. Вместе в якутской ссылке были.

— За какие же грехи вас туда законопатили?

— Был членом боевой дружины. Хранил оружие. Ну и обнаружили.

Тут Урасов вспомнил: ведь он же привез два номера «Вереш уйшаг» — органа Венгерской компартии. Вытащил из кармана, протянул Ленину.

Владимир Ильич с интересом и даже с некоторым удивлением взял газеты.

— Как вы их провезли? Ведь это большой риск!

В тоне Владимира Ильича чувствовался упрек: с газетами можно провалиться и не добраться до Москвы.

— Где же прятали? — переспросил Ленин.

— А я их не прятал: завернул в них еду.

— Удачно придумали, удачно! Расскажите-ка, о чем здесь написано.

Ленина интересовало все — от передовой статьи до самой краткой информации.

Затем он перешел к другому:

— Кажется, вы находились в австро-венгерском плену? Получали ли пленные какую-либо помощь от нейтральных стран?

— Получали. Американский Красный Крест прислал в наш лагерь евангелия.