Арес махнул рукой Тиберу, который поспешил к ближайшему пульту управления выполнить совет Оми.

— Если вы обманываете нас, калонги, — проворчал Роаке, — мое смертное проклятие будет вечно преследовать вас.

Оми игнорировал браваду напуганного эссенджи.

— Вам будет удобнее подождать меня здесь. — Оми направился туда, где находилась даар'ва. Только молодой воин Рем послушался его предложения и остался ждать в отсеке для челнока. Роаке и Арес последовали за калонги, несмотря на боль, которую им причиняли быстрые движения.

Коридоры были длинными, но Оми рассмотрел все возможные маршруты и выбрал оптимальный. Времени оставалось мало. Оми не видел причин сообщать реа, что даар'ва и поражающий реланин вирус ослабили его функции до критической степени. Он не был уверен в точности своих расчетов. Оми двигался молча и быстро, не придерживаясь традиционного размеренного шага калонги. Роаке и Арес с трудом поспевали за ним.

Когда Оми открыл дверь комнаты, являвшейся его целью, Арес пробормотал:

— Это комната вождя клана.

— Мы уже искали здесь, — добавил Роаке.

Оми не обратил на них внимания и направился прямиком к стене за узкой койкой. Он пропел звуки, открывающие замок, и панели потайного шкафа раздвинулись, обнаружив даар'ва.

— Если бы ваши чувства были должным образом тренированы, мистер Роаке, — заметил Оми, — вам бы не требовался такой мощный указатель, как звуковой шок, чтобы найти этот прибор.

Оми спокойно дезактивировал даар'ва и сразу же ощутил свежий прилив восприятий. Его умственные процессы восстановили почти полностью нормальный уровень деятельности. Он мог ощущать возвращение орбитальной стабильности, когда Тибер исправил навигационный файл. Оми манипулировал внутренним противоядием до тех пор, пока оно не достигло нужной степени эффективности, и запрограммировал его во все части своего тела. Реланин полностью восстановился.

— Теперь вы переправите меня на Деетари, — приказал Оми. — И если вы не хотите принять на себя обязательства членов Консорциума, рекомендую увести ваших соплеменников подальше от пространства Консорциума и оставаться там вместе с ними. Закон Сессерды не наказывает весь народ за выбор вождей, а я считаю, что основная вина за преступления против членов Консорциума — стромви, соли и деетари — лежит на вожде вашего клана и Бирке Ходже. Однако в будущем Консорциум не потерпит никаких преступных действий против его членов. Если вы избрали жизнь вне закона, то должны вести ее за пределами пространства, защищаемого законом.

— Калонги, — с трудом вымолвил Роаке, дрожа всем атлетическим телом и бессильно прислонясь к стене каюты, — мы умираем. Ваш друг соли обещал нам исцеление.

— Джейс-лаи склонен к торопливости, — вежливо заметил Оми, — но он достойный коллега. — Быстрым движением Оми метнул одну из своих «ириви» в сторону Роаке. Длинная переливающаяся конечность уколола кожу на горле эссенджи. Роаке отпрянул, но его реакция была замедленной. Арес молча наблюдал за происходящим.

Оми спрятал «ириви». Такая прививка требовала меньшего напряжения, чем переливание, о котором просил Джейс-лаи.

— Вы снабжены противоядием, мистер Роаке, которое быстро справится с болезнью. Я создал его на основе вторичного вируса, разработанного Нгури Нгенгой. Теперь вы способны распространить его среди ваших соплеменников. Я ускорил ваше личное исцеление, так как вы пострадали наиболее сурово.

— Сделайте прививку и мне, — потребовал Арес. — Слишком много реа нуждаются в исцелении.

На момент Оми ощутил раздражение этими беспомощными нецивилизованными существами, имеющими наглость что-то от него требовать. Но он справился с недостойной эмоцией.

— Как хотите, — согласился Оми. Он повторил быстрый жест, но Арес даже глазом не моргнул.

— Благодарю вас, мастер Оми, — произнес Арес слегка напряженным голосом. — Клан Реа почтит вас в своей истории.

Роаке что-то утвердительно буркнул.

Оми склонил голову, одобряя искренность благодарности реа. Возможно, эти нецивилизованные существа чего-то стоят.

— Вам незачем беспокоиться об остаточных эффектах вирусов, чья способность репродуцироваться крайне ограничена. — Помолчав, он добавил: — Для своих условий стромви обладают необычайно развитым уважением к творению.

— Как бы я хотела вернуться к своему народу, — вздохнула Нгина, лениво проводя пальцем по серебряным минеральным прожилкам в белой каменной скамье. — Моя шкура болит от сухости атмосферы Деетари.

Тори кивнула, но не могла заставить себя ответить. Ткань ее голубого деетарийского платья была мягкой, но она словно царапала ей кожу, вызывая сочувствие к замечанию Нгины. На Тори не осталось ни следа смолы, и ей не хватало этой раздражающей скользкости.

Стромви казалась такой далекой от этого спокойного аккуратного сада с его подстриженными кустами и изящными фонтанами. Проведя на Деетари десять дней, Тори все еще чувствовала себя не на своем месте. Ей снова овладела жажда бегства, но на этот раз ее манила вполне определенная цель. Однако фермы Ходжа больше не существовало…

Тори едва ли могла пожаловаться на гостеприимство деетари. Они поселили беженцев со Стромви в одном из поместий матриарха и делали все, чтобы обеспечить им максимальный комфорт, но тем не менее эти десять дней показались бесконечными.

Десять дней. Тридцать миллиспанов. Менее трети полной протяженности «вахты смерти». Десять дней — всего лишь краткий промежуток, а «вахта смерти» казалась целой жизнью.

Со времени их прибытия на Деетари Тори видела Джейса только один раз. Он холодно сообщил, что с ним все в порядке, и несколько рассеянно выразил интерес к здоровью Нгины и выздоровлению Тори. Нгина засыпала его вопросами — одни из них он искусно парировал, а на другие не отвечал вовсе. Тори испытывала определенные подозрения по поводу его задумчивости.

— Почему вы хмуритесь, мисс Тори? — спросила Нгина, сопровождая свои слова мягким щелканьем, каким матери-стромви часто уговаривают детей. — Вы думаете о Ходжах?

— Я думала о твоем отце.

— Да. — Нгина щелкнула с пониманием и сожалением. — Я тоже видела мастера Оми. Инквизиторы судят моего почтенного отца, не так ли?

— Инквизиторы всегда этим занимаются, — ответила Тори. — Судят и приговаривают.

— Мой отец — очень достойный человек, мисс Тори.

— Я знаю, Нгина-ли.

Железные ворота сада со скрипом отворились. Сквозь прозрачную дымку фонтанов Тори разглядела золото Сессерды и знакомые темные волосы. Джейс быстро подошел к Тори и Нгине и, не глядя на них, произнес холодным голосом чиновника Консорциума:

— Мисс Дарси, мне нужно поговорить с мисс Нгенгой наедине.

Если бы это был Оми или любой другой, кроме Джейса, Тори стала бы защищать Нгину. Она хотела, чтобы Джейс позволил ей остаться, но не стала спорить. Тори знала, что он не меньше ее любит Стромви и Нгури Нгенгу.

Джейс наблюдал, как Тори возвращалась в дом. Он чувствовал беспокойство Нгины, но не торопился начинать разговор. Джейс искренне желал, чтобы ему вообще не было нужно говорить, но сообщение приговора входило в обязанности адепта Сессерды.

Он держался спокойно и отстраненно, хотя внутри у него все болело.

— Мы признали твоего отца виновным в преднамеренном причинении вреда членам Консорциума и в смерти Харроу Фебро. Мы уведомили твой народ о нашем решении. Старейшины стромви пришли к такому же выводу. Теперь вы сами должны сделать выбор.

— Мой отец всегда служил своему народу и своему миру, — отозвалась Нгина, но ее сильные молодые плечи поникли, словно под тяжелой ношей.

«Он доблестно служил им, — подумал Джейс, — и погубил себя».

— То же самое заявили и твои сородичи. Они предпочли принять приговор Консорциума, как приговор всему их миру, передаче твоего отца нам для индивидуального правосудия. — «Они сделали разумный выбор, — продолжал думать Джейс, — разумный и неизбежный. Стромви исполнили „вахту смерти“, и, возможно, я помог обеспечить их возрождение. Хотя, может быть, все мои манипуляции спасли только Тори, Реа и меня самого. Я не смог выполнить долг дружбы, — не смог спасти ни Сильвию и Калема, ни Нгури». — В свете этого решения, — закончил он, — и серьезных изменений, которые все еще происходят на Стромви, мы пришли к выводу, что правосудие стромви и Консорциума лучше всего осуществить при помощи периода карантина.