— Таскай тебя! — возмутился вырванный из раздумий Януш. — Я что тебе, культурист?
— Вы должны панну графиню перенести! — настаивал автор.
Януш перестал артачиться. По другую сторону соломенной лужи Барбара переменила мнение.
— Хочу вернуться, — капризничала она. — Неси меня обратно…
— Послушайте, ради Бога, пан автор, вы не слишком переусердствовали? — заорал разъяренный Януш, когда Барбара потребовала тащить ее в четвертый раз. — Что я, всю пьесу буду гонять с ней по этой соломе? Сократите малость эту самую гимнастику!
— Следует показать, что даже любовь правящих классов была тяжела для народа, — поучал автор. — Эта сцена — доказательство. И вообще, не охайте при этом, вы олицетворяете мощь, крепость и физическую силу народа.
Каролек, сидючи в зале, развлекался, пока не наступил момент его выхода. Только тогда до него дошло, почему Януш согласился на столь мучительную роль пролетария. Углубившись в свой текст, Каролек открыл: primo — панна из народа контактирует с братом куда чаще, чем с женихом, secundo — с начала до конца пьеса заполнена моральными сентенциями брата в количествах, превышающих человеческие возможности, и tertio — никакая память не выдержит головоломного стиля оных сентенций. При словах: «Сестричка моя любезная, дитя, кое баюкать будешь в объятьях, доживет до лучшего будущего, а мы, братья, пойдем соединяться в зное и труде!..» Каролек пришел к выводу, что из двух зол уж предпочитал бы весь спектакль носить на руках Барбару.
Однако что-либо менять было уже поздно, и группа приступила к заучиванию ролей.
Как раз в это время зав мастерской, бледный, растерянный и очевидным образом подавленный, читал главному инженеру спешное письмо, только что полученное от группы, обследующей местность.
— Я в панике, вы только послушайте!.. «Барбара выступила в роли куртизанки, в результате половина аборигенов при виде ее плюется и осеняет себя крестным знаменем. Бобик выклянчил три рулона туалетной бумаги, очень пригодилась. Януш надрался с перерывом в биографии и спер у председателя бумажник с деньгами и коллекцию семейных фотографий. Планируем поджечь город…»
— Денег у них не хватило? — прервал подавленный главный. — Да, а тогда зачем им, на Божескую милость, коллекция семейных фотографий председателя?! И что даст поджог города?!
— Да нет, — охнул зав. — Они не могут добыть из местного совета этот немецкий план. Стараются что-то придумать, а я боюсь, ими скоро займется милиция. Не знаю, может, вам стоит туда съездить?
Главный помрачнел.
— Плохо. План действительно необходим, мы ждем оттиски, чтобы дать ориентационную стоимость работ по водопроводно-канализационной сети всей территории. Сейчас ехать не могу, только через несколько дней… Может, попробовать через воеводство?
— Они что-то в этом роде предлагают. Но вы знаете, это очень нежелательно. Наш принципиальный аргумент — исключительная выгода строительства в тех местах…
— Да, и умеренные расходы…
— А если начнем про всякие трудности, все дело к чертям… Завалим план работ на ближайшие два года и скомпрометируем вице-министра. Не говоря о прочем, ведь уже начались разговоры насчет доходов от данного туристического комплекса. Иисус-Мария!..
После сих благочестивых слов зав вдруг смертельно побледнел, взгляд приобрел какое-то особое выражение, на лбу заблестели крупные капли пота; главный инженер подумал, что зав излишне волнуется, и счел необходимым его как-то успокоить.
— Ну, все не так уж плохо, постараемся организовать бумагу из воеводства, к этому председателю…
— Лесь… — прервал его зав хриплым шепотом. — Лесь пока что ничего там не натворил…
Главный хватал все на лету и моментально понял зава; слова утешения застряли у него в горле. Начал быстро перебирать разные меры спасения, в чем весьма определенно мешал ему навязчивый образ Барбары в роли распутной куртизанки. Наконец, удалось ему избавиться от наваждения и встряхнуться.
— Необходимо тотчас же телеграфировать. Запретить всякие попытки похищения плана. Пусть пока занимаются строениями и замком. С властями я разберусь без вас. Сделаем вид, для нас, мол, это дело второстепенное, просто разные согласования по водопроводно-канализационной сети. Сейчас позвоню, а Матильда отправит срочную телеграмму…
В пансионат с фонтаном одновременно прибыли Бьерн из Вроцлава и телеграмма из мастерской. Бьерн, весьма гордый, привез две первые фотокопии, встреченные радостными приветствиями.
— А остальные когда? — поинтересовался Каролек.
— Тры дьен, — победно возвестил Бьерн.
— Три дня, — машинально перевел Януш. — Слушайте, я ни черта не понимаю. Чего этот Ипочка от нас хочет?
Телеграмма гласила: «НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТ КАТЕГОРИЧЕСКИ ТОЧКА ЗБЫШЕК СТРОИТ СВЕРМЕ ТОЧКА СДАТ ИСВЕЗТИ Е ТЕЛАТЬ ЗАМОК ТОЧКА НЕ ПОДГАТЬ НЕЦДОК ИППОЛИТ».
— И что за нецдок? — удивленно спросил Каролек.
— А Збышек строит сверме? — удивился в свою очередь Лесь. — Что такое сверме?
— На почте все перепутали, — сказала Барбара. — Надо как-нибудь расшифровать, раз послали телеграмму, значит, дело срочное.
— Может, имеет в виду лохань? — задумался Януш.
— Ты писал ему об этом шедевре на рыночной площади?
— Не помню, — сознался Каролек. — Думаешь, это «не топтать лохань»?
— Черт знает, что это. Бобика легче понять. Я так разумею: он сердится, что мы ничего не делаем. Видно, одурел — полгорода обмерили, да еще в каких дурацких условиях!
— Тут еще и о замке, — вздохнул Лесь. — Может, замок делать в первую очередь?
— Возможно наоборот: «не делать замок»? — совсем сник Каролек.
— Черт ногу сломит! — взорвалась Барбара. — Так делать или не делать?
— Дело ясное, — подытожил Януш, — этого Збышека со сверме мы не расшифруем ни за какие сокровища, это может быть все что угодно. Надо торопиться, факт. На всякий случай сделаем замок, если окажется не надо, выбросим все, и дело с концом.
— Ни за что ни про что такую работу провернуть?! — возмутился Каролек.
Барбара поддержала Януша.
— Он прав. Через неделю придет телеграмма: «Прислать готовое обследование замка». И что? Ясно, ведется настоящая война за туристические объекты, то есть за памятники, ему может срочно понадобиться в качестве аргумента. Я хочу, чтобы Ипочка выиграл. Не знаю, как вы.
— А я нет, что ли? — буркнул Каролек.
— Да все хотим, — объявил Лесь. — Только вот не знаю, удастся ли нам разгадать следующую телеграмму…
— Пошлем телеграмму с вопросом, — решил Януш. — А теперь за работу!
Группа дружно погрузилась в водоворот труда. Бьерна отправили чертить обмеренные объекты, поскольку громко выкрикивать обмеры на местности чадо было членораздельно и вразумительно. Он торчал у доски и с увлечением чертил по доставляемым эскизам, старательно избегая детальных описаний. От описаний Бьерна мягко отговорили после одного чертежа, где значилось: «Отин тисам exactli». Вдумчивый анализ и найденный эскиз позволили установить, что надпись гласила: «Стена вокруг — той же самой толщины».
А главный архитектор, он же зав, с безумными глазами показывал главному инженеру телеграмму от фривольных подчиненных: «ЧТО ТАКОЕ НЕЦДОК И СВЕРМЕ ОТВЕЧАЙ СРОЧНО ЯНУШ».
— Господи, да что же такое нецдок и сверме?! — стонал инженер. — Вы знаете?!..
— Нет, — чуть не рыдал зав. — Проверил по всем энциклопедиям, в словаре иностранных слов и указателе польских городов. Нигде нет. Не могу уяснить, зачем это им понадобилось!
Главный инженер глубоко задумался.
— Да, надо ехать, — решил он со вздохом…
Через три дня непрерывной работы Бьерн оторвался от доски и отправился во Вроцлав за обещанными фотооттисками и планами с покраской. Группа вкалывала вовсю. Времени до представления оставалось мало, и даже при наличии суфлера хотя бы что-нибудь из текста надо было выучить на память. Каждую свободную минуту использовали на зубрежку.
— Эти деревья у нас в проекте, — говорил Януш. — Только к чему бы это привязать?.. От кровопийцы не возьмем ни гроша. Из штрека нового крупинки серебра ему мы не дадим, пока не выполнит наши условия. Что там дальше?