Каролек принялся за ювелирное изготовление немецкой печати на большом чертежном ластике. Януш пыхтел над отмычками, которыми можно было бы отомкнуть замки повсеместно, во всех народных советах. Барбара, Лесь и Бьерн взяли мощный темп по обследованию территории.

В самой большой комнате пансионата, превращенной в производственную, кипела работа: трое в спешке чертили, четвертый в поте лица отрезал микроскопические кусочки ластика, а пятый аккомпанировал сбивчивыми ударами по металлу.

— Надо было в часовщики податься, — ворчал Каролек с некоторым самодовольством. — Похоже, у меня талант.

Януш рассмотрел под лампой кусок красиво изогнутой и расплющенной проволоки.

— Отмычка — блеск, — хмыкнул он. — Еще штуки две и будут все размеры.

Каролек недоверчиво покосился на него:

— Думаешь, у тебя тоже скрытый талант? Может, всерьез подумаем…

— Так ведь и собираемся.

— Только бы на сей раз дурака не свалять, — вклинилась Барбара. — Надо учесть все варианты. И ни в коем случае нельзя возбудить подозрений!

— Хорошо бы сейчас, пока в городишке такой шухер, — вздохнул Лесь.

— Да ты что! — запротестовал Каролек. — До поздней ночи на площади народу навалом, и все нас знают. Кто-нибудь да увидит, как вылезаем с рулоном из ратуши! Не взрослые, так дети.

— Дернул их черт ставить пьесу на этой лохани, — буркнул Януш.

Председатель после долгих колебаний решился использовать амфитеатральную площадь в качестве зрительного зала. Работы шли полным ходом. На склонах мастерили скамьи для публики, а площадку внизу, приспособленную под сцену вместе с лоханью для слонов, покрывали досками. Лохань, торчавшая над поверхностью, представляла некоторые трудности, их преодолели, однако, следующим образом: часть сцены сделали более высокой и предназначили поочередно для антресоли в замковых покоях, разных уровней рудника и сада на природе. Самоотверженная работа вершилась на общественных началах, невзирая на время суток, а посему и в самом деле в любое время дня и ночи рыночную площадь заполняли люди. Захваченные небывалым развлечением городские и пригородные дети затрудняли монтаж хуже заковыристой лохани.

— Есть три возможности, — размышляла Барбара. — В зависимости от того, когда Збышек привезет астралон. Перед торжествами, во время или после. Хуже всего после, тогда председатель очухается и начнет спрашивать план.

— До спектакля тоже плохо, полно народу шляется, — продолжил Каролек. — Хорошо бы во время.

— Раздвоиться нам прикажешь? — проворчал Лесь.

— Неважно, когда лучше, важно, как в каждом из трех случаев, — рассудил Януш. — Начнем от хронологии. Всего спокойнее утром, во всяком случае, нет этих чертовых деток. Кто-то один войдет в здание, вломится в шкаф, то есть я хотел сказать, откроет отмычкой, заберет копию плана…

— И вылезет на радость публики с рулоном огромным, как пушечное дуло, да? — прервал Каролек.

— Напротив. Выходить с рулоном нельзя ни в коем случае. Рулон подается в окно второму человеку.

— А окно председателя на втором этаже и выходит аккурат на площадь!

— Но ведь ратуша — не крепость, окон много, — вступила Барбара. — В другом конце здания есть, прошу прощения, дамская уборная. Даже если все комнаты будут заперты, эта будет открыта. Из окна уборной рулон опустить лучше всего на веревке.

— А обратно?

— Так же. Кто-нибудь войдет с пустыми руками, опустит веревку и поднимет рулон. Закроет в шкафу, и привет.

— Правильно, всё просто, — согласился Каролек. — Остаются две проблемы. Чтобы нас не увидели, и чтобы председатель один день не ведал о пропаже своей копии.

— Развлечем его чем-нибудь, — предложил Лесь.

— Кто? — запротестовал Януш. — Будем вкалывать, как бешеные; этот план — неделя нормальной работы. Любые полруки важны! Пояснения к чертежу по-немецки готическим шрифтом!

— Збышек, — нашлась Барбара. — Останется на день и пусть как угодно его забавляет. Напоит, покалякает насчет водопроводно-канализационной сети, все равно. Только бы этот тип не сунулся в свою рабочую комнату!

— Очень хорошо, — одобрил Януш. — Надо еще обдумать, чтобы нас никто не заметил.

Минутку помолчали. Четверка напрягла зрительную память, вспоминая детали рыночной площади, ратуши и соседних строений.

— Тоже просто, — вдохновился вдруг Лесь. — Пусть и увидят нас, только бы не узнали.

— Опять горбы предлагаешь? — усмехнулся Каролек.

— Дело говорит, — задумался Януш. — Используем опыт. С налетом на поезд нас ведь никто не заподозрил, а милиция там была. Надо переодеться…

— Лучше всего, — прервала Барбара, — переодеться так, чтобы приняли за кого-нибудь другого. За кого-нибудь, кто постоянно бывает в ратуше по службе.

— Ночной сторож или еще кто?

Соображение всем показалось дельным, только вот людей, присутствие которых в ратуше на восходе солнца не возбудило бы подозрений, приискали с некоторым трудом. Среди других персонажей предложили: милицейский патруль, истопника центрального отопления, группу пьяных хулиганов и уборщицу.

— С милицией я бы не рисковал, — прикидывал Януш.

— Центральное отопление не работает — лето, к тому же его вообще нет. На хулиганов здесь почему-то неурожай, остаются только уборщицы.

— Которая плюется на Барбару, отпадает, — заметил Каролек. — Никто из нас не уменьшится до ее габаритов.

— А вторая на сносях и весьма, — уточнила Барбара.

Снова воцарилось озабоченное молчание.

— Ха! — воскликнул Каролек. — Придумал!

Все, не исключая Бьерна, повернулись к нему. Каролек как-то неуверенно взглянул на Барбару.

— Тут есть церковный сторож, такой сгорбленный, один из нас переоденется под него. Верно, бессонницей мучается, потому как все время бродит ночами. Я сам его видел. Он тогда следил за Янушем, помните его оргию с председателем? А вот Барбаре придется забеременеть!

— Очумел? — взвилась Барбара.

— Переоденешься уборщицей! Платок на голову, очки

— она в очках, — живот, если кто увидит, подумает, она тоже бессонницей мается. Ну, церковный сторож, ну, уборщица, кто ж нас заподозрит?

Януш повернулся к Барбаре, которая от возмущения на миг лишилась речи.

— Отличная мысль! Не спорь! Не все ли равно, как мы вырядимся — да хоть хоботы прицепим! Главное, чтобы никто про нас и не вспомнил. Мы, допустим, горбатые, она на сносях!..

— Постой, а если увидят двоих горбатых, тогда как? — запротестовал Лесь. — Этот один удвоился? Двойной сторож, так?

— А пускай глазеют на здоровье! Пускай думают, что хотят, только не лро нас!

Уборщица войдет в ратушу, сторож подождет под окном…

— А второй сторож посторожит на площади…

— И через неделю весь городок и окрестности будут знать о жуткой интрижке беременной уборщицы со сторожем в двух лицах. Сторожа ксендз вышвырнет, а уборщицу уволят кадры. Вы совсем одурели…

Но протест Барбары утонул в общем согласии. Сразу же приступили к поискам камуфляжного тряпья. Умеренных размеров горбики чрезвычайно уподобили Леся, Кароля и Януша церковному сторожу, а раздраженная Барбара в мгновенье ока оказалась в интересном положении.

— Смотрите-ка, как похожа! — восхитился Каролек.

— А ты согни ноги в коленях, — посоветовал ему Лесь, пока Барбара с явным омерзением выпутывалась из привязанной шнуром подушки. — Этот сторож пониже и вообще немолодой… Наверняка шаркает ногами.

Заинтригованный Бьерн требовал объяснений. С помощью двух словарей его известили о намерениях группы, приведя тем самым в полное потрясение. Интенсивный курс обращения с отмычками дал неожиданно прекрасные результаты, и, в сущности, не хватало только очков для Барбары-уборщицы.

— Надо телеграфировать Збышеку, пусть привезет из Варшавы, — решил Януш. — Срочная успеет дойти…

Зав мастерской сам от себя пытался скрыть, что главный инженер после визита к архитекторам явно переменился. Загадочные слова «нецдок» и «сверме» не выяснились, главный оказал полнейшее равнодушие к этому вопросу, утверждал, что забыл про них спросить, и зав предпочитал не вникать во все перипетии его инспекционной поездки. А возникающие порой невольные картины и предположения вызывали шум в ушах и расстройство дыхания. Если таинственная эпидемия коснулась даже главного инженера, то для себя зав просто не видел уже места на земле.