— Сердце из груди вырву! На, бери!..

При этом выхватывал из внутреннего кармана какие-то вещи и совал их силой за рубашку зареванного Януша.

Когда, наконец, и Януш упал на колени перед лоханью и стал давать председателю какие-то секретные и клятвенные обещания, Каролек попытался вмешаться. Никакого результата это не возымело — оба друга в полном согласии его прогнали.

Сведения, доставленные Барбаре и Лесю, вскоре подтвердились громкой на два голоса песней «Красный пояс»: джентльмены то и дело провожали друг друга туда и обратно. Председатель и Януш, скованные цепью полного взаимопонимания, никак не решались расстаться, а «Красный пояс» громким эхом летел над холмами, лугами и лесами.

— Что это такое? — поинтересовался на следующий день Януш, со стоном хватаясь за голову, когда совместными усилиями его удалось вырвать из объятий глубокого сна.

— Бумажник председателя местного совета, — сухо сообщила Барбара. — Вот тебе порошок от головной боли, выпей кофе и вымойся в фонтане. Работа была тяжелая.

— Какой бумажник, Господи? — застонал Януш. — Ты что, пьяна? Откуда бумажник?!

— Вместо плана ты вчера принес председателев бумажник и полный комплект фото его семьи и дальних родственников. Принять план ты отказался наотрез, ключ от ратуши выбросил в воду, спасибо, Кароль нашел. Кроме того, Кароль слышал, ты ему чего-то там наобещал. Не знаю, что из этого компота получится, надеюсь, он тоже ничего не помнит. Давай оклемывайся и ступай возврати ему все.

Легкое недомогание, коим председатель — третий участник битвы за план страдал до вечера, сыграло свою роль: возвращая председателю бумажник и фотоснимки родственников, Януш забыл про ключ от внешних дверей ратуши. Забывчивость, легко объяснимая, поскольку ратуша с утра была нормально открыта вторым ключом, который всегда находился у уборщицы. Расцветшие накануне в сердце председателя нежные чувства несколько поникли из-за плохого самочувствия, но после возвращения бумажника и фотографий вспыхнули заново. Хозяин городка и прилегающих окрестностей приступил к реализации своего великого плана. Он, правда, был несколько не уверен в успехе предварительных действий, учиненных накануне вечером. Однако подробности этих действий, равно как и вечера, начисто исчезли из его памяти.

А великий план относился к великому историческому мероприятию. На ближайшее время приходилась какая-то годовщину эпохального для городка события. Председатель совета не знал, сколько лет прошло: триста, шестьсот, а может, двести пятьдесят. Точно не знал он и сути события: кажется, это было закладка первого серебряного рудника, а может, его уничтожение неведомым каким-то катаклизмом. Однако он предпочел круглых триста лет основания рудника и задумал отметить славную дату художественными выступлениями, доход от которых предназначался на восстановление местных исторических объектов.

Некогда начальство подало блестящую идею инструктору окружного комитета. И вот два месяца назад сей новоявленный драматург, пользуясь советами секретаря арторганизации, закончил пьесу. Произведение это, насквозь пропитанное историческими традициями, необходимо было поставить во время торжеств. Весьма сложное воспитательное действо происходило то в серебряном руднике, то в замковых покоях и, соответственно, подчеркивало достойное осуждения разделение на классы и зверство кровопийц. Шедевр страдал одним только недостатком. Вдохновенный инструктор малость переусердствовал и создал великое множество действующих лиц.

Естественно, не хватало артистов. Уже решили ангажировать почти весь ближайший госхоз в качестве статистов, привлечь городских жителей для второстепенных ролей, но не удавалось найти главных исполнителей.

Пьеса воспевала историю молодой аристократки, без взаимности влюбленной в работника физического труда на руднике ценного металла. Папаша аристократки, владелец замка и шахты, крайне отрицательно относился к чувствам единственной дочери, а физически трудящийся молодец, увлеченный панной родного ему класса, относился к аристократке с полным равнодушием. Далее конфликт усложнялся: на руку аристократки претендовал граф из более отдаленных мест, который живо возмущался положением дел. Обманутая в своих чувствах аристократка проявляла неустойчивость характера, то оказывая своему избраннику различные услуги, то негативно влияя на папашу, который с удовольствием урезал заработки и ухудшал и без того невыносимые условия труда рабочего класса. В конце концов, в результате длительных контроверз и осложнений наступила всеобщая катастрофа. Шахту затопило, граф из отдаленных мест погиб по ошибке, папашу хватил апоплексический удар, разочарованная, в полной истерике аристократка убила себя собственноручно, другие лица погибли от других причин, на руинах всего и вся остался лишь несгибаемый, монолитный, как гранит, работник физического труда, всматривающийся вместе с избранной панной хотя и в светлое, но весьма отдаленное будущее.

Статистов из госхоза едва хватило на массовые сцены, как-то: забастовки на шахте, бал в замке, катастрофа и другие события. Роль папаши-кровопийцы председатель совета решил воплотить лично, соседей и сослуживцев назначил на прогрессивные роли, но кандидатов на главные все еще не было.

И вот в прибывшей на обследование местности группе он усмотрел спасение и избавление от хлопот. Роль гордой и страстной аристократки прямо-таки создана для Барбары!

Меланхолическая физиономия Леся очень подходила влюбленному графу и лишь в выборе благородного физического трудяги можно было колебаться между Янушем и Каролеком. Председатель предоставил им самим решить проблему.

— Только согласятся ли они? — беспокоился инструктор-автор, посвященный в председательские намерения.

— У меня найдется на них управа, — таинственно сообщил председатель. — В крайнем случае, уступлю им кое в чем…

Сердце закололо при мысли хотя бы на минуту расстаться с бесценным планом, но даже воеводские власти были оповещены о славном юбилее: ради такого события стоило пожертвовать многим.

На заходе солнца усталая, изрядно приунывшая группа отдыхала после тяжкого труда на нижнем конце своего садика. Обследование шло полным ходом, замеряли строение за строением, и все было бы хорошо, кабы не перспектива дополнительных работ по благоустройству территории из-за незнания водопроводной и санитарной сетей. Как раз обсуждали, надо ли изводить председателя изучением плана по нескольку раз в день, когда снизу раздались невразумительные окрики и прерывистое дыхание возвращавшегося Януш а.

— Послушайте! — лихорадочно выдохнул он, плюхаясь на поваленный ствол. — Есть шанс! Сейчас скажу! Ну и буза, сдохнуть можно!

— Охолони сначала, — прервал Лесь.

— На кой черт, так лететь в гору, — резонерски заметил Каролек. — Тяжело ведь.

— Да уж, с горы было бы куда легче, — рассвирепел Януш, все еще пыхтя. — Возможно, полечу сейчас с горы, ежели вам не понравится. Но все, конец, я за вас согласился.

— И что ты опять нахимичил? — покачала головой Барбара.

— Боже, опять он нас во что-нибудь вляпает! — охнул Каролек.

— Делать он катастроф? — заинтересовался Бьерн.

— Тихо, вы! — потребовал Януш. — Слышали, небось, через две недели у них тут исторические празднества. Знаете?

Четыре пары глаз следили за ним беспокойно и недоверчиво, а четыре рта выжидательно молчали.

— Так знаете или нет, черт побери? — нервничал Януш.

— Ну, — раскрыл рот Каролек. — А что?

— Ну, так мы примем участие. Председатель на коленях умолял и руки целовал, чтобы мы сыграли в спектакле. У них, видишь ли, актеров нету. Сначала хотел его послать — много-де работы, — а потом сообразил, тут можно кое-что выгадать.

— Ну, дальше! Не тяни резину, — вцепилась Барбара, потому что Януш сделал перерыв и победоносно пыхтел.

— Я взял да и согласился. Ничего не поделаешь, мы здесь звездами почитаемся!

Компания, разумеется, обалдела основательно. Януш взглянул на друзей и предусмотрительно отодвинулся на другой конец ствола. Заинтересованный не совсем понятным спором Бьерн рассматривал всех со все возрастающим любопытством.