Герцогиня, как оказалось, недавно была в столице, а потому смогла рассказать ему о том, что его сейчас больше всего мучило, - о матери, отце и о том, что говорят люди о случившемся.

- Многие не верят в вашу виновность, принц, - говорила Анна фон Тьерри. – А кто-то просто делает вид, что верит. Ходят слухи о злом чудовище, которое околдовало вашего отца.

- И кто же это чудовище? – усмехнулся Патрик. – Невидимка из детских сказок?

Анна внимательно посмотрела на него.

- А вы сами не догадываетесь?

Наступила тишина. Тихо потрескивали свечи в высоких подсвечниках.

- Догадываюсь, - тихо ответил принц. – Более того… догадывался и раньше и… хотел открыть отцу глаза на… на происходящее. Но не успел.

- Именно, принц, - кивнула Анна. – ОН успел раньше.

Патрик сжал в пальцах рукоять ножа.

- Что же теперь ОН поделывает?

Анна оглянулась на дверь.

- Патрик… Мне все равно, я иностранная подданная и могу не опасаться ни яда, ни кинжала. Но вот уверены ли вы, что нам стоит здесь говорить об этом? У всяких стен есть уши. А я сказала вам уже достаточно…

Патрик помолчал.

- Честно сказать, Анна, мне уже все равно. У меня сейчас восхитительное положение – дальше виселицы не пошлют. Убить меня они, видимо, не могут – иначе прикончили бы давно. А все остальное… не так уж страшно. По совести говоря, я даже смерти теперь не боюсь – по сравнению со всем этим, - он осторожно повел плечами, - она порой кажется избавлением.

- Вы уже не надеетесь? – тихо спросила Анна. – А как же… ваша матушка?

Патрик долго молчал, вертя в руках яблоко.

- Мама поверила в мою виновность, - сказал он, наконец. – И это страшнее всего…

- Вы ошибаетесь, Патрик, - горячо заговорила герцогиня. – Быть может, так было в самом начале, но теперь… теперь она раскаивается.

- Нет.

- Да, Патрик. Я видела ее. Она пытается сделать для вас хоть что-нибудь…

- Поздно. Поздно, - горько проговорил принц. – Если бы хоть чуточку раньше. Если бы она пришла ко мне хотя бы проститься… А теперь… я не смогу поверить и сделать вид, что ничего не было.

- Принц… это ваша мать.

- Анна, - он жестко взглянул на женщину, - простите, но это мое дело.

- Хорошо, - после паузы сказала Анна. – Поговорим о другом.

- Скажите мне, - с заминкой произнес Патрик, - как себя чувствует король?

- Его величество поправляется, - ответила с неохотой женщина, - но очень медленно. И, если честно, он сильно сдал. Постарел лет на двадцать, теперь это разбитый, тяжело дышащий старик. Вся эта история сильно ударила по нему.

- Еще бы, - вздохнул Патрик.

- Говорят, - женщина понизила голос, - что… ээээ… ОН потихоньку спаивает короля. Но! – она подняла палец вверх, - я вам этого не говорила.

- Мне нужно бежать отсюда, - тихо сказал Патрик.

- Что? – переспросила, не расслышав, Анна.

- Неважно, простите. Ну, а Изабель?

- О! – улыбнулась герцогиня, - принцесса, не покладая рук, хлопочет о пересмотре дела…

- Передайте ей… - заговорил Патрик, но герцогиня перебила его:

- Я ничего не смогу ей передать, принц. Отсюда я еду на север, а не в столицу…

- Ах да, простите, - Патрик опустил голову.

Наступила тишина.

- Патрик, - осторожно спросила Анна, - вы не передумали? Вы по-прежнему отказываетесь уехать со мной?

- Да, Анна, - он прямо посмотрел ей в глаза.- Я не могу уехать.

- Даже если я ничего не попрошу взамен? – медленно проговорила она. – Никакой платы…

- Нет. Анна, поймите, - сказал Патрик горячо, - если я уеду сейчас, то навсегда потеряю возможность вернуться. Потеряю свое имя, потеряю семью, а еще – родину. Все это – слишком большая цена за… - он усмехнулся, - за отсутствие кандалов на руках.

- Вы так любите Лерану? – тихо спросила Анна. – Любите этот народ, который вас предал?

- Меня предал не народ, - ответил Патрик. – Меня предала власть… двор… родители, в конце концов. Но не мой народ.

- А этого мало?

- Мало, Анна. Как я смогу жить без этих лесов и рек, без родного воздуха, без… - он запнулся, - без возможности говорить на языке, на котором говорил всю жизнь?

- И у нас есть горы и леса! - запальчиво воскликнула герцогиня. – И у нас люди живут! Или вы думаете, что наш язык хуже, чем ваш?

- Не хуже, Анна. Не хуже и не лучше. Он – не родной мне, понимаете? Не мой он, чужой…

- Что ж… - герцогиня опустила голову. – Не стану больше вас уговаривать. Но Патрик, - она умоляюще посмотрела на него, - а если вы погибнете здесь? Если не сумеете добиться справедливости и отомстить?

- Что ж… - тихо сказал Патрик. – По крайней мере, я умру на родине.

- … под кнутами родных солдат, - насмешливо закончила Анна.

- Может быть. Но я верю в лучшее.

- Патрик, - спросила герцогиня, - вы все еще надеетесь? Но на что можно надеяться – здесь? Здесь, по-моему, сама надежда выкрашена в черный цвет и называется отчаянием.

Патрик качнул головой.

- Я не могу не… Я здесь не один. Со мной – двое, у которых надежды еще меньше. И одна из них – девушка, которая пострадала только за то, что верит мне.

- Кто она? – спросила Анна.

- Жанна Боваль… - с запинкой ответил Патрик. – Как я могу позволить себе отчаяться, если я отвечаю за них? Будь я один, я бы… - он взглянул на нее и полушепотом признался: - я бы давно разбил себе голову о стену. Но я не могу. Они пострадали из-за меня, и я… я должен жить – ради них. И надеяться – тоже ради них.

Они помолчали. Свечи потрескивали, оплывая. За окном взошла луна. Снаружи хрипло прозвенел колокол – отбой.

- Анна, - Патрик с грустью посмотрел на нее, - ничто на свете не бесконечно. Не бесконечен и этот вечер. Нет слов, чтобы сказать, как я благодарен вам за него. На несколько часов вы снова подарили мне нормальную жизнь. Спасибо вам. Невыносимо думать, что мне нужно возвращаться, но… наверное, мне нужно возвращаться. Спасибо вам и храни вас Бог. Я никогда не забуду, что вы сделали для меня… как протянули мне руку помощи там, где я ее не ожидал.

- Патрик, - Анна поднялась и, обогнув стол, приблизилась к нему. – Вы простите меня за… за это? – она прикоснулась пальцами к бинтам, выглядывавшим из-под рукавов его камзола, и – очень осторожно – к плечу. – Честное слово, я не хотела…

- Полно, Анна, - с усилием улыбнулся он. – Я и сам был хорош.

- Я так сильно разозлилась на… на то, каким я вас увидела, что… не сдержалась. Эта злость была… была не на вас. А досталось вам.

- Забудем, Анна. Это все пройдет.

Женщина отвернулась.

- Знаете, Патрик… давайте выпьем на прощание вина. Это особенное вино, я берегла его для торжественных случаев, - наклонившись, она достала из сундука, стоящего под кроватью, небольшую темно-красную бутылку и разлила из нее вино в два бокала.

- Чем же оно особенное? – улыбнулся Патрик.

- Я привезла его с Юга, и оно очень старое и выдержанное. Да вы попробуйте, попробуйте, - она сделала несколько больших глотков.

Патрик пригубил. Вино действительно имело необычный, странно-знакомый сладковато-терпкий привкус и словно искрилось на губах и во рту.

- Правда… Сколько лет ему?

- Винодел клялся, что не меньше полусотни. Ну, как?

- Да, действительно… Замечательно.

Какое-то время они молчали, прихлебывая вино, улыбаясь и глядя друг на друга.

- Юг, - заговорила Анна, оживившись, - это удивительное место. Там виноград растет прямо на улицах, там… там море… вы были у моря?

- Был, - ответил Патрик, глотнув еще. – Давно.

- А я смогла вот только первый раз – этим летом. Там… о, там такие красивые мужчины! – она хрипловато засмеялась. Очевидно, старое вино подействовало на нее быстро.

Патрик и сам чувствовал, что выпил лишнего. Кружилась голова, неожиданно стало легко и весело. В ушах тихонько звенело, и что-то горячее поднималось в груди, стучало, требовало выхода…

- Там такие мужчины, - Анна снова подошла к нему, смеясь, коснулась своим бокалом его бокала. – Они высокие, черноволосые и такие смуглые, что могли бы казаться некрасивыми, но красивы, черти, прямо как боги. И тела у них мускулистые и тонкие. А какие там женщины, Патрик! Тонкие в поясе, с пышной грудью и крутыми бедрами, смугло-розовые, как виноград, с длинными нежными пальцами. Совсем, как у меня, посмотрите… - она погладила его по руке.