Последние три дня пути – от станции – они почти не разговаривали. Вета молилась про себя. Там осталась Жанна… нет, Иветта Радич. Упокой, Господи, ее душу… как страшно, как страшно – был человек, и нет его. В горле стоял комок, но слез не было. А сама она? Теперь у нее другое имя и другая судьба. Кто знает, выиграла или потеряла она от этой замены. В любом случае, о том, что сделано, она не жалела. По крайней мере, здесь их – трое. А там она осталась бы, наверное, совсем одна. Вета жадно вдыхала сентябрьский воздух – здесь он был ощутимо холоднее, чем дома…

Карета остановилась, офицер ловко выскочил наружу и зашагал к воротам.

- Эй! – раздался окрик откуда-то сверху, - кто такие?

Через верх забора перегнулся солдат с факелом в руке и с любопытством глазел на новоприбывших.

- Осужденные! – крикнул офицер, подходя к калитке и задирая голову. – Из столицы.

- А-а-а… Счас старшого позову, - донеслось в ответ.

Ян посмотрел на девушку и вдруг улыбнулся – очень мягко, и осторожно погладил ее холодные пальцы.

- Все будет хорошо, Вета, - проговорил он негромко, словно сам устыдился неожиданного своего порыва.

- Вылезайте, - угрюмо буркнул офицер, вернувшись.

С той стороны калитки маячила усатая хмурая физиономия. Офицер передал ему пакет с документами, хлопнул по плечу и, облегченно вздохнув, скрылся в глубине двора. Солдаты подтолкнули осужденных к калитке.

Вета оглянулась, жадным взглядом окинула хмурое небо, каменистую дорогу, деревья, подходящие едва ли не к самому забору. Все.

Охранник, принимавший их, ничем по виду не отличался от солдата – та же форма, такая же усатая физиономия. Только вместо треуголки – плоская круглая шапочка, в руках кнут, а на мундире нашиты непонятные знаки.

- Так… вы двое со мной, - он махнул направо, - а тебе – туда, - и подтолкнул Вету налево, откуда уже шел тяжелой походкой немолодой офицер с такими же непонятными знаками на мундире. – Пошли, - он подтолкнул юношей.

Патрик и Ян стремительно обернулись к ней. Вета едва сдержала вскрик. Их разлучают. Как она выдержит здесь – одна?!

- Пошла давай, - офицер не сильно толкнул ее в плечо. – Чего встала?

Они оглядывались, оглядывались до тех пор, пока поворот не скрыл их друг от друга. Патрик успел махнуть ей скованными руками. Что же с ней будет здесь? Что будет со всеми ними?

Офицер вел ее мимо приземистых деревянных сараев, мимо высокого двухэтажного дома, мимо маленькой круглой площади с высоким деревянным столбом посередине. Возле одного из сараев остановился, дернул разбухшую деревянную дверь:

- Сюда…

В небольшой комнате с низким потолком было почти пусто – дощатый стол, несколько стульев да огромный шкаф в углу. Офицер толкнул Вету на стул, вскрыл пакет с бумагами и углубился в чтение. Читал он, видимо, не очень хорошо – медленно, шевеля губами. Поверх бумаг глянул на девушку – изучающе, потом с недоверием, потом с недоумением.

- Тебе лет сколько?

Вета запнулась. Сколько лет было Жанне? Девятнадцать? Двадцать? Бог с ним, назовет свой возраст.

- Восемнадцать, - тихо проговорила она.

- Написано - девятнадцать, - хмыкнул офицер. – Ну-ну… на вид и шестнадцати не дашь.

Через минуту он недовольно пробурчал:

- Черт те что… Почему здесь написано – волосы черные? Ну-ка встань… росту в тебе сколько?

Вета поднялась послушно, хотя колени и руки у нее задрожали. Вот оно, вот оно! Сейчас все раскроется…

Офицер подошел к ней, бесцеремонно взял за подбородок, поворачивая ее лицо к свету. Вета вспыхнула и попыталась вырваться.

- Стой, не дергайся! На правой щеке три родинки… и где? Они кого нам прислали? Или у тебя паспорт поддельный?

Вета стиснула зубы и мотнула головой, высвобождаясь.

Офицер хмыкнул, бросил на стол пакет и, грохнув дверью, вышел из комнаты. Вета снова опустилась на стул. В горле комком стояли слезы. Только бы не заплакать…

Солдат у двери переступил с ноги на ногу и вздохнул. Сколько-то времени прошло - в коридоре застучали шаги, сквозь неплотно прикрытую дверь стал слышен оправдывающийся голос:

- Но, господин комендант, откуда же я знаю! А если с нас потом спросят? Да мне-то все равно, но вы ведь сами…

Резко распахнулась дверь; мимо вытянувшегося в струнку солдата в комнату вошел высокий, худощавый, немолодой человек в сером мундире. Начальник, поняла Вета.

- Вот она, господин комендант, - кивнул на девушку вошедший следом офицер.

Комендант взял со стола бумаги. Небрежно пробежал их глазами, тоже хмыкнул и окинул девушку оценивающим взглядом.

- Как тебя зовут? – спросил он негромко.

- Жанна Боваль, - ответила она.

- Да ну? – прищурился комендант.

Вета опустила голову.

Комендант подошел к ней, всмотрелся в лицо, то и дело переводя взгляд на паспорт. Потом вздохнул, положил бумаги на стол. Что-то непонятное промелькнуло в его глазах.

- Мне, в общем, неважно, - так же негромко сказал он, - зачем ты под чужим именем сюда рвешься. Это твое дело. Но все-таки – ох, и дура ты. Обратной дороги у тебя нет, и жизнь твоя уже кончена. Ты это понимаешь?

Вета молчала.

- Надеюсь, что понимаешь, - заключил комендант и грустно усмехнулся. – Пожалеешь ты о своем выборе, только поздно будет.

Он что-то неразборчиво сказал офицеру и неторопливо вышел из комнаты.

Вета проглотила слезы. Все. Больше нечего бояться. Осужденная Жанна Боваль, добро пожаловать… так, что ли? Прав этот человек – дура. Только обратной дороги нет теперь. Да и не было ее – с самого начала.

Потом все пошло очень быстро. Офицер снял с нее кандалы и заставил раздеться, осмотрел внимательно, нет ли на теле особых примет. Вета, непривычная обнажаться не то что перед посторонними, а и перед матерью, двигалась, словно во сне. Окончательно ее добил вопрос, заданный спокойно и словно между прочим:

- Девушка?

- Что? – не поняла она.

- Ты дура, что ли? – удивился офицер. – С мужиками спала?

- Да как вы смеете! – щеки Веты запылали, но офицер лишь пожал плечами:

- Нашлась недотрога… У нас тут не пансион благородных девиц, возиться с тобой. Я ж тебе по-доброму посоветовать хочу – чем скорее мужика себе найдешь, тем лучше будет. И пригрета будешь, и сыта…

Ей позволили одеться и снова надели кандалы. Потом пришел хмурый мужик с ножницами и остриг ее густые пепельные волосы почти под корень. Вета, оглушенная и раздавленная, молча сидела на стуле и смотрела, как падают на грязную простыню прямые длинные пряди. Сколько унижения… и сколько еще его будет. Да разве можно оставаться женщиной – здесь?

- Вещи свои покажи… - вывел ее из оцепенения окрик.

Так же молча Вета распутала узел, в который были увязаны ее нехитрые пожитки.

- Ножа с собой нет?

Она молча покачала головой.

- Бери и айда…

- Куда?

- В барак. Место тебе найдем… Народу, правда, везде тьма, но хоть одно свободное, может, найдем. Ну, а не найдем, будешь пока под нарами спать, не сахарная. Как выбывет кто, мы тебя пристроим…

- Как выбывет? – не поняла девушка.

- А как у нас выбывают, - вздохнул офицер. – Чай, знаешь - помрет. У нас по-другому не будет…

Ведя ее чисто выметенным двором, офицер говорил:

- Режим у нас простой. Подъем на рассвете, по колоколу - и на работу. Тут все просто: бери больше – кидай дальше… только вот хилая ты, куда тебя приставят, не знаю. Ну да обживешься, ничего. Работа до заката, в полдень еда, быстренько пожрете – и снова-здорово, кайло да лопата, - офицер засмеялся. – Отбой тоже по колоколу. Бараки после отбоя запирают. Раз в месяц из соседней деревни священник приезжает, так в этот день работа короче – чтоб, значит, помолиться могли. К охране обращаться «господин конвойный» и кланяться за пять шагов, перед господином комендантом – за десять и шапку снимать. Сюда – видишь? - офицер открыл калитку в невысоком заборе, разделявшем двор на две части, - только в сопровождении солдат. Попадешься одна - тоже плети, вам тут делать нечего, ваша половина там, - он махнул на несколько невысоких, угрюмых, приземистых сараев в отдалении. - Норму выработки тебе определят. За невыполнение – ну, там по обстоятельствам, или жрать не дадут, или тоже плети. За каждую провинность отметка, кто за неделю больше трех наберет – того наказывают. Все поняла?