Эми покачала головой, когда Виктор вскочил с места и выбежал из кабинета, устремившись в кабинет брата, но тем утром Ян уехал в Калифорнию. Вечером, отказавшись принять транквилизатор, выписанный ему врачом, Виктор не ложился спать, пытаясь составить заявление об уходе, если Ян серьезно намеревается обсуждать приобретение «Луизы Тауэрс». Элиза, хотя и разделяла целиком и полностью мнение Виктора о порочной натуре Луизы, пыталась отговорить его.
— Почему именно мы должны страдать по милости этой женщины?
Виктор, наконец, бросил ручку.
— Ты права. Ничего хорошего. Если я уйду из компании, некому будет защитить Яна, — Он воздел руки к небесам. — Но я должен что-то предпринять. Я должен придумать способ избавиться от этой женщины раз и навсегда. О, Господи, пожалуйста, скажи, что мне делать!
Нью-Йорк, 1990
— Если быть до конца откровенной — я никогда не любила своего мужа.
Пенелопа Дэвидсон задохнулась от изумления. Неужели она своими ушами слышала, как Луиза Тауэрс сказала это? Понимает ли Луиза, что именно она сказала? Пенелопа не смела шевельнуться, чтобы невзначай не перебить Луизу. Какое несчастье, что весь этот потрясающий материал будет похоронен в архиве ее отдела некрологов.
Хотя она в течение трех месяцев записывала рассказ Луизы на магнитную пленку, Пенелопа сейчас благоговела перед ней так же, как и всегда, возможно, даже больше. Луиза была ее крестной матерью, лучшей подругой ее родной бабушки; они вместе проводили каникулы; Пенни принадлежала к очень небольшому числу людей в мире, кому доводилось видеть Луизу Тауэрс без косметики — и тем не менее она выглядела изумительной красавицей! И все-таки, несмотря на то, что она давно знала Луизу, каждый раз, когда они садились вместе за работу, Пенни охватывало смешанное чувство застенчивости и благоговения, что начисто лишало ее дара речи.
— Речь идет о любви иного рода, той, что зиждется на уважении, восхищении. Он научил меня всему…
Ничего удивительного, подумала Пенни, что признавшись, будто она по-настоящему не любила своего покойного мужа Бенедикта Тауэрса, Луиза теперь осыпает его комплиментами, чтобы смягчить резкость слов.
— На самом деле мы были необыкновенно счастливы вместе, несмотря на разницу в возрасте… — Луиза сделала паузу, не обращая внимания на то, с какой жадностью Пенни ловила каждое слово. — …Несмотря на ревность его детей. — Договаривая до конца предложение, она заметила, что Пенелопа подтолкнула к ней поближе свой диктофон.
Эти сеансы были весьма утомительными, но, с другой стороны, они приносили облегчение. Она удивлялась, что Пенелопа ни разу не спросила, почему Луиза рассказывает ей так много — намного больше, чем она рассчитывала узнать для своего отдела некрологов. Скоро, очень скоро она даст Пенни ответ на вопрос, который та никогда не задавала.
Ответ прост: чтобы пустить ко дну книгу Холта — сотрудники отдела информации говорили ей, что до сих пор он не особенно продвинулся, несмотря на подозрение, что Фиона беседовала с ним, — Луиза решила написать собственную. Пока Пенни сидела здесь и записывала ее слова для своего некролога, Луиза одновременно вела параллельную магнитофонную запись, а позже прослушивала кассеты, чтобы пробудить свою память и решить, что нужно, а что не нужно использовать.
У нее уже накопились дюжины страниц пространных заметок, и только несколько дней назад она пришла к выводу, что Пенни очень способная журналистка, и она даст ей редкий шанс — написать книгу, которая должна быть написана, книгу, которая расскажет правду о ее жизни.
Когда Анна Мария пришла за кофейным подносом, Луиза договорилась с Пенни о следующей встрече непосредственно накануне юбилейного торжества, а затем поднялась к себе в спальню в сопровождении Голубой Пудры.
С самого начала 1990 года каждый месяц стоил ей огромного напряжения сил. Прежде всего эмоциональный стресс, пережитый, когда она вновь встретилась со своей матерью, потом безобразные ссоры с Петером Малером из-за будущего Кристины. Сознавая, что не может ничего сделать для дочери, Малер тем не менее попытался всеми силами закрыть Кристине путь в светлое и, Луиза не сомневалась, очень успешное будущее.
«Ты украла у меня жену. А теперь захотела и мою дочь. Убирайся! Держись от нас подальше! Ты не нужна нам, подлая женщина!» Но она нужна им. Она предложила им то же самое, что предлагала Кристине: билет первого класса в Америку, новый дом, лучший медицинский уход. Но как ее мать твердо стояла на своем, заявив, что теперь, когда ее любимая страна обрела свободу, она никуда не поедет, да и в любом случае она слишком стара, так и Петера, казалось, невозможно переубедить, пока Кристина не приняла собственное решение и однажды не появилась в отеле в Праге с маленьким, потрепанным чемоданчиком и храброй, очаровательной улыбкой.
Когда Анна Мария расчесывала ее длинные, темные волосы, Луиза улыбнулась своему отражению в зеркале, наморщив нос. Это сделало ее немного похожей на Кристину. Какой замечательный будет день, когда Кристину Малер, ее плоть и кровь, представят, как Новое Лицо «Луизы Тауэрс». Луиза знала, что Кристина любит ее, как родную мать, и она должна была бы быть ее матерью. Кристина даже по собственному почину сказала, что не хочет видеть Наташу, и не желает даже разговаривать с ней, и прекрасно поняла, что для того, чтобы сделать ее появление на юбилейном приеме более эффектным, очень важно до нужного момента сохранить в тайне ее приезд в Штаты. У девушки было природное дарование драматической актрисы.
Если бы только ее разочарованный отец не отказался от своего первоначального намерения и не приехал вслед за Кристиной. Но Петер Малер объявился несколько дней назад, воспользовавшись билетом, который Луиза оставила для него для очистки совести, если он вдруг передумает.
Так что сотрудникам «Луизы Тауэрс» пришлось решать еще одну проблему, в то время, как она лично потребовала в обмен на щедрое содержание, ознакомительную экскурсию по Соединенным Штатам и полное обслуживание, чтобы он вел себя тихо до торжественного приема и не пытался связаться с Наташей, «конкурентом». Луизу не волновало, что он сделает с Наташей после юбилея. Это их проблемы — его и Наташины.
Было ужасно, что спустя всего сорок восемь часов из отдела маркетинга доложили, что Петер плохо влияет на дочь, расстраивая ее, и потому она выглядит очень несчастной. В отделе маркетинга сказали, что всем пошло бы на пользу, если бы Кристина не встречалась с отцом до торжественного дня. Конечно, Луиза с ними полностью согласилась.
Вчера он кричал на нее и угрожал, когда не сумел разыскать Кристину. Плохо же он знает, как много криков и угроз ей пришлось выслушать за свою жизнь. Ох, ну, да ладно, теперь уже недолго осталось, а потом мистер Малер сможет сам решить, что ему делать — с надеждой вернуться в Прагу и дать дочери жить собственной жизнью.
Укладываясь в прохладную постель, Луиза напевала себе под нос; Анна Мария пристроила повыше огромные подушки, так чтобы ей удобно было работать с магнитофонными записями и рукописными заметками в кровати. Она напевала «Вальс конькобежцев» потому, что всего несколько месяцев назад случайно нашла свою старую музыкальную шкатулку и обнаружила, что может слушать мелодию без слез.
Когда Анна Мария вышла, Луиза закрыла дверь, позволила Голубой Пудре свернуться калачиком подле себя и стала слушать с самого начала запись сегодняшнего разговора с Пенелопой. И хотя языком жестов Пенни не владела — двигалась она просто ужасно, — но вопросы она задавала первоклассные, помогая многое вспомнить и заставляя сформулировать то, что Луиза всегда смутно чувствовала, но не могла точно описать. «…и ревность его детей».
Она нахмурилась, услышав звонок телефона. После последнего телефонного разговора по поводу планов празднования юбилея она ясно сказала Бэнксу, что прервать ее можно только в случае крайней необходимости.
— Мистер Фейнер, мэм. Мистер Ян Фейнер.