Набив кишки до отвала, Красп откинулся на спинку стула. Эх, сейчас бы закурить трубку с нортиспским табаком! Нет, быть того не могло: паук поднёс приму подкуренную трубку из дигрового рога. Ядрёный табачный дым распространялся по помещению с пугающей скоростью. Филика прокашлялась. Да, на такое способен только табак, выращенный в славном городе Нортиспе.

— Г-о-с-т-и-р-а-з-в-л-е-к-а-й-т-е-г-о-с-т-и-г-о-в-о-р-и-т-е-и-с-т-о-р-и-и-и-л-и-в-ы-н-е-г-о-с-т-и-В-Ы-е-д-а-м-о-и-х-м-а-л-ь-ч-и-к-о-в, — чудовищный голос звучал ещё зловещей, чем когда-либо.

Красп прокашлялся дымом. Ощутившая мгновенный холод под желудком Филика с трудом проглотила вино и отставила бокал.

Напряжение нарастало подобно сорвавшейся с вершины горы лавине. Пауки-подносчики, столь услужливо обходившиеся с гостями, и множество других громадных пауков окружили, выпятив смертоносные хелицеры. Засевшие в волосах и шерсти мелкие пауки оживились, заползали.

— Я-л-ю-б-л-ю-п-р-а-в-д-и-в-ы-е-и-с-т-о-р-и-и, — призналось божество.

— Есть у меня… эмм… одна великолепная правдивая история! — Красп пытался вычесать назойливых паучков, за что они награждали его болезненными укусами. — Мне её рассказал… эмм… один странник в скотской таверне «Жирные желудки». В общем, один вольный работорговец в компании своих верных подчинённых занимался отловом товара для города Старый Рин… — изжаленный укусами, словно уколами сотен иголок, прим перестал вылавливать засевших в шерсти паршивцев. Паучки, в свою очередь, перестали кусаться и, мало того, успокоились, перестали копошиться, словно затаились, прислушиваясь к истории. Громадные пауки уже не топорщили хелицеры. Но положенный успех нужно было ещё закрепить, поэтому Красп продолжал, не собираясь останавливаться:

— … заяц бежал прямо на него. Труда не составило поймать. Но тут из-за дюны появился виновник погони — громадный запыхавшийся люрт. Работорговец напоил его сонным зельем и упрятал в клетке. Может быть, благодаря такому удачному началу, улов и оказался просто сказочным. Не без потерь, конечно… Но такова уж судьба торговцев мыслящим товаром. В общем, улов был продан для игрищ на «Стадионе Правды». Практически все рабы слегли на потеху кровожадных зрителей. Да вот только пойманный в самом начале люрт — уцелел. А, как это известно каждому, хоть раз побывавшему в Старом Рине: уцелевшему на арене даруется свобода. Работорговец тогда не придал значения освобождению люрта. И очень зря. Через три года люрт, вместе со своими могущественными сообщниками, отыскал работорговца… Месть была жестокой, кровопролитной и страшной…

Красп замолчал. Сделал жадный глоток вина и ещё более жадную тягу из трубки. Едкий дым изо рта и ноздрей медленно растворился в воздухе.

— Т-в-о-я-и-с-т-о-р-и-я-п-р-а-в-д-и-в-а-М-н-е-н-р-а-в-и-т-с-я-с-и-л-а-л-ю-р-т-а-я-х-о-ч-у-е-щ-ё-п-р-а-в-д-и-в-у-ю-и-с-т-о-р-и-ю-я-о-д-и-н-о-к-и-й, — всё тем же чудовищным голосом, но, как показалось его гостям, как-то мягче сказал Арахк.

Пауки насторожились.

— Эта история про влюблённую девочку, — заторопилась Филика. — Она была молода и наивна. Её тело было девственно, а помыслы — чисты. Она полюбила соседского мальчишку. Он был ещё тем сорванцом: вечно растрёпанные волосы, оторванная верхняя пуговица на засаленной рубашке, постоянно выпачканное лицо то сажей, то пылью, то ещё чем-нибудь. Ну, то, что в городке он задирой был главным — это и так понятно. Девчонки от него без ума были. Но их все вместе взятые чувства вряд ли могли сравниться с чувствами той рыжеволосой девочки. Она любила его. Больше чем отца пьяницу. Больше чем распутную мать. Больше чем брата, объявленного в розыск за убийство своей жены и детей… Тот драчливый неряха — для девочки был воплощением всего светлого и доброго. Всего того, чего ей так не хватало в жизни. Конечно, когда девочка выросла, то поняла, что мальчишка был совершенно не таким, каким она его видела. Он был заносчивым, горделивым, эгоистичным и жестоким. Но девочка в упор не хотела видеть в нём плохие стороны. Только и делала, что мечтала о нём, рыдала днями напролёт, когда видела его в компании других девчонок. А мальчишка всё не хотел замечать её страданий.

Филика тяжело вздохнула:

— И непонятно ещё, чем бы всё закончилось, если бы девочка не отправилась в один прекрасный день на поиски своего отца. Обычно его можно было найти пьяным где-то на берегу реки, что протекала близ южной окраины городка. Девочка отца тогда так и не нашла. Он нашёлся несколько дней спустя: еле держащегося на ногах, его привела к крыльцу дома пьянчуга-любовница. А тогда девочка нашла совершенно другое: то, что так сильно искала. Взаимную любовь. Мальчишка её грёз со скучающим видом ловил рыбу на самодельную удочку. Девочка отважилась и подошла к нему, осмотрелась по сторонам, никого не увидела и, борясь с предательским чувством стыда, поцеловала неряху в щёку. Вместо того, чтобы отстранится, он обнял девочку. А потом… В общем, это произошло как-то странно… Будто во сне… Не успев побыть девушкой, девочка стала женщиной…

Тут лицо Филики налилось краской то ли гнева, то ли стыда, то ли вожделения. А может — всего сразу. Она продолжила после долгой паузы:

— Мальчишка после случившегося вёл себя так, словно ничего не произошло… Всё так же игнорировал девочку… А она… Её сердце… Её сердце больше никогда не способно любить…

Филика договорила, дрожащей от перенапряжения рукой потянулась к бокалу с вином, но тут же одёрнулась, словно от ядовитой змеи.

— М-н-е-н-р-а-в-и-т-с-я-д-е-в-о-ч-к-а-х-о-т-ь-и-с-т-о-р-и-я-н-е-п-р-а-в-д-и-в-а-д-е-в-о-ч-к-а-с-п-о-с-о-б-н-а-л-ю-б-и-т-ь, — сказал бог пауков, от чего у Филики неприятно засосало под ложечкой.

— М-н-е-х-о-ч-е-т-с-я-е-щ-ё-и-с-т-о-р-и-ю-х-о-р-о-ш-у-ю-п-р-а-в-д-и-в-у-ю, — сообщил Арахк.

— Ах, тебе хочется историю? — вспылила Филика. — Историю? Мало я тебе душу свою наизнанку вывернула, мохнатый уродец? Да мне плевать, что ты способен натравить на нас свою свору членистоногих засранцев!

— Филика, — Красп сжал её локоть.

— А ты не вякай мне тут! — командирша выдернула руку из цепких мохнатых пальцев прима и перешла на крик: — Никто не смеет мне указывать! Никто не смеет копаться в моём нижнем белье!

— М-н-е-о-д-и-н-о-к-о-з-д-е-с-ь, — невозмутимо призналось божество.

— Ты разве не чувствуешь? — Филика резко повернулась к Краспу. — Этот гад проникает в наши мысли. И ему всё равно, что мы тут говорим. Он копается в наших воспоминаниях, словно бродяга в куче отбросов.

— М-н-е-о-д-и-н-о-к-о-з-д-е-с-ь, — будто оправдываясь, повторился Арахк.

Красп уже давно зажмурился. Шерсть на его спине и груди намокла от пота и болотной тиной липла к телу. Филика жадно дышала, нагло глядя во все шесть глаз божества. Хотя бы перед смертью держаться достойно…

— В-с-е-г-о-о-д-н-у-и-с-т-о-р-и-ю-Ф-и-л-и-к-а-в-с-е-г-о-о-д-н-у, — голос Арахка звучал всё так же мерзко и страшно.

— И что, великое божество за неслыханную дерзость не выпотрошит меня будто рыбину на базарной площади? — Филика в удивлении подняла брови и обнажила золотые клыки то ли в полуулыбке, то ли в оскале. Её пыл постепенно остывал, впуская за собой страх, отчаяние и стыд.

— В-с-е-г-о-о-д-н-у, — будто ничего не произошло, попросил бог пауков.

— Не понимаю я вашей логики, божества… — сказала Филика.

Красп приоткрыл один глаз и опасливо огляделся. Арахк выжидающе смотрел на командиршу. Застывшие пауки, казалось, вторили своему богу.

— У меня есть одна интереснейшая история, — решил сгладить ситуацию прим. — Как-то поздней весной…

— Я-х-о-ч-у-Ф-и-л-и-к-у, — отрезал Арахк.

— Ах, ты меня хочешь? — командиршу бросило в озноб от возникших в голове образов.

Божество ничего не ответило.

— Ну ладно уже, — странным образом ненависть Филики к Арахку сменилась чем-то вроде симпатии, — девочка выросла. Выросла чёрствой и бессердечной стервой. Когда настал час, она с радостью покинула родительский дом и пустилась странствовать. Почему она не осталась в родном городе? Можно придумать сотню отговорок. Но на самом деле всё было невероятно просто: тот мальчишка, который к тому времени превратился в крепкого и статного мужчину, покинул городишко. Девушка не знала куда он направился, да и не хотела знать, если честно. Но вот только без него родной край показался ей невыносимо скучным и тоскливым. И она, не долго думая, отправилась куда глаза глядят. Ох, чего ей пришлось повидать… В общем, и без этого чёрствое сердце девушки стало твёрже алмаза и чернее антрацита… Но… Совсем недавно эта девушка допустила ошибку… Её сердце словно вновь стало тёплым и способным любить… Но эта слабость прошла. Девушка больше никогда такого себе не позволит…