Мне хотелось этот маршрут вниз по Баляндкиику возможно облегчить, поэтому у Декамбая мы наняли еще Ишака и кутаса.

Выйдя из лагеря, мы направились вниз по реке, так как у юрты Декамбая она довольно опасна для переправы. Километра через два мы перешли речку, причем не обошлось без приключений. На этот раз пострадал Мамат, сбитый течением и упавший вместе с ишаком в воду.

В продолжение целого дня мы спускаемся все ниже и ниже.

По мере нашего движения вниз становится все теплее, появились и кустарники, которых выше не было. Первые кусты, встреченные нами на высоте четырех тысяч метров, оказались жимолостью, ее веточки не поднимались выше травы. Но чем дальше вниз по долине, тем кусты становятся более раскидистыми и высокими, на абсолютной высоте в 3000 метров у берега Баляндкиика росли уже кусты шиповника в два-три метра высотой, покрытые белыми цветками, и небольшие группы прекрасных березок.

На том месте, где была убита медведица, мы встретили медвежонка: хотя ростом он и не прибавился, но, прожив несколько дней в одиночестве, стал совершенно взрослым. Увидав нас, он с космической скоростью умчался вверх по склону.

Сегодня наш лагерь на самом берегу Баляндкиика, превратившегося здесь в такую мощную реку, что о переправе вброд нечего и думать. Мы на дне каньона глубиной в 300 метров . Старая дорожка дальше вниз по Баляндкиику оказалась подмытой и рухнула, видимо еще несколько лет назад. Тропа обрывалась в реку, дальше пути не было. Сто- пятидесятиметровая мраморная отвесная скала, в которую с силой бьет Баляндкиик, запирала ущелье.

По следам на дорожке можно было заключить, что здесь недавно побывали люди с лошадьми и кутасами. Декамбай подтвердил, что действительно до этого места недавно прошли таджики с Бартанга во главе с секретарем райкома. Они пытались спуститься до Алтынмазара, но пройти им не удалось, и они повернули назад. А уж раз повернули такие скалолазы, как бартангские колхозники, значит, дороги с караваном дальше нет. Конечно, пройти можно, но только очень медленно, самим создавая тропу и разыскивая переправы, но для этого у нас нет времени.

8 июля.

Было ясное, яркое утро. Рядом с грохотом неслась река, а по склону над нами под ветром шелестели листья чудесных березок, покачивали ветвями усыпанные крупными белыми цветками кусты шиповника. Между кустами росли высокие злаки – овсец, тимофеевка, гигантские вострены.

А по ту сторону реки, на высокой скале, оканчивающейся, плоскостью, кто-то с огромными рогами, свесив со скалы голову, внимательно и спокойно наблюдал за нами.

– Олег, Олег! – закричал я.- Да вставай же, черт!

Олег вскочил и так, сидя в мешках, мы долго то в бинокль, то простым глазом, наблюдали за этим бородатым гостем.

Наконец-то появились козлы! Наконец-то мы встретились с кииками, свидания с которыми так жаждал Олег.

Мы долго сидели и глядели. Мы не проявляли никаких агрессивных намерений, мы просто наблюдали за ними. И козлы, видимо, были не испуганы, а заинтересованы нами. Потом мы все-таки вылезли из мешков, мылись, готовили завтрак, завтракали, потом собирали растения, готовили обед, отдыхали и все время поглядывали на скалу, наблюдая за стадом кииков. И киики тоже. Они уходили поесть травки или попить водицы, или полежать, но все снова и снова возвращались к краю скалы поглядеть на нас.

Видимо, мы взаимно интересовали друг друга.

Здесь, на берегу шумного Баляндкиика [2] , в тени берез и пышных кустов шиповника закончился наш маршрут. Мы день проработали, потом поднялись на плато и там простояли День, но оба эти дня то вблизи, то вдалеке видели новых рогатых и бородатых знакомых. Мы были по одну сторону Другую, они нас не трогали, и мы их тоже. Два дня мы были соседями и очень, видимо, были довольны друг другом.

Никогда не забуду я последнего вечера на Нижнем Баляндкиике. Была тишина, был шум листвы и веселый шум воды. Было звездное небо над головой и состояние полного покоя. Откуда оно явилось? Наверное, от мыслей о том, что мы дошли до последнего пункта, до которого мы могли дойти. Что мы выполнили все, что должны были выполнить.

А я лежал и вспоминал о конце пути в ту давнюю экспедицию в 1936 году, когда я пришел в Алтынмазар, и так же вот надо мной был шорох листвы и звезды и тогда я в первый раз заснул спокойно. Веселых вестей не было. Да, Т. и Р. погибли от вражеской руки. Но мрачная тень, лежавшая надо мной под влиянием страха и недоверия и мешавшая мне видеть все так, как надо, исчезла. Только тогда стало понятно поведение Надира. Это был друг. Но он не сказал этого, когда приехал к нам, он не сказал, кто и зачем послал его с нами. Не знаю, почему он это сделал, может быть, он думал, что его и заподозрить нельзя? Но, боже мой, от каких бы он избавил меня сомнений, если бы сказал, что послан начальником заставы.

Своими желтыми кошачьими глазами даже ночью следил Надир за всем вокруг. Следил молча. А эти следы под перевалом… Надир что-то знал еще, о чем и потом не сказал. Мне почему-то кажется, что те, убийцы, подходили к Надиру, уговаривали его примкнуть к ним, может быть, соблазняли или угрожали. И, может быть, даже скорее всего так, именно ему я был обязан тем, что для меня все кончилось благополучно, а для тех плохо.

Их вскоре схватили, с ними рассчитались…

9 июля мы повернули назад и пошли вверх по Баляндкиику. К вечеру оказались против юрты. Оставалось только перейти реку, и мы были бы в старом лагере. Однако сделать это было невозможно: река превратилась в бешеный поток, переправиться через который с ишаками было совершенно немыслимо.

Тут же, напротив юрты, мы разбили лагерь и заночевали.

Олег последнюю часть пути прошел не с нами, а через горы – ему хотелось напоследок добыть несколько архарьих шкур и желудков. В наш лагерь он пришел затемно, но с хорошими результатами.

10 июля.

Утром воды в реке оказалось гораздо меньше, но она была совершенно грязная, почти черная, поэтому не было возможности видеть подводные камни и дно. Мы долго искали переправу и, наконец, решили переправляться. Напрасно мы не пошли еще выше. На середине реки течение повалило одного ишака с вьюком. Я долго пытался помочь ему встать, но ишак заупрямился и вставать не желал, а вода била жестоко, и товарищи не могли мне помочь. Я совершенно выбился из сил, течение выбило у меня ишака из рук и понесло вниз. Мы бежали по берегу, а река, кувыркая, несла ишака. Он то застревал на камнях, то снова неудержимо двигался вниз. Ишак окончательно застрял в камнях под водой только метров на сто пятьдесят дальше вниз по течению. Самого ишака даже не было видно на поверхности бурой, грязной воды, течение трепало только конец веревки.

Обвязавшись веревкой и поддерживаемый с берега товарищами, я добрался до несчастного животного. С огромным трудом удалось развязать веревки вьюка и поочередно перетащить на берег обе вьючные сумы, бывшие на ишаке. Спасти ишака не удалось, он уже захлебнулся. Подмокли и погибли снятые Олегом с таким трудом пленки: сцены из жизни диких животных – архары, киики, медведица с медвежонком, волчата, сурки.

Олег молча принял удар. Это, действительно, была огромная потеря. Вместе с фотографиями погиб и бидончик. Он был слегка сплющен, и в нем теперь вместо благородного прозрачного спирта булькала мутная речная вода.

На следующий день мы уже шли назад, вверх по Баляндкиику. Но на третий день мы не свернули на восток, куда уходила долина и откуда мы пришли, а начали подъем на перевал Тахтакорум.

Тахтакорум – значит каменные доски. Название точное, ибо на перевале много сланцевых пород, засыпавших всю поверхность перевала плоскими каменными досками.

Когда мы достигли перевала, я, прежде чем расстаться с Баляндкииком, оглянулся и задумался. Мне опять вспомнилось, как в 1936 году, еще будучи студентом, я был здесь, на этом самом месте.

Я смотрел на уходящую к северу долину и узнавал запомнившиеся еще тогда горы и их вершины и склоны, и снега и ледники. Все здесь было так же: те же горы, и тот же шум ручья, и тот же ветер. Но теперь я доделал то, о чем прежде мечтал – с ботанической карты Советского Союза было стерто и это «белое пятно».