Наконец, договорились, что он утром выедет вверх по реке и перейдет ее по броду, который мы видели километрах в десяти. Во время спора я сильно переволновался, и мне так и чудилось, что из-за черепа этого проклятого медведя мы не все вернемся из маршрута.

Целый день мы следим за небом. Мы опасаемся нападения с воздуха на труп медведя; проклятые грифы могут расклевать шкуру, испортить череп. Но почему-то грифы так и не появляются. Странно даже как-то: медведь лежит на видном месте, а грифов нет.

Неясно, как же грифы отыскивают свою добычу? Что тут играет роль – зрение? А, может быть, и слух? Я определенно знаю, что в ряде случаев грифы появляются на звуковые сигналы, например на выстрел охотника. Когда я участвовал с пограничниками в охоте на архаров, грифы прилетали минут через пятнадцать-двадцать после выстрелов, хотя в поле зрения их до этого не было.

29 июня.

Сегодня наши ушли рано. Проснувшись утром, я видел, как Олег взгромоздился на Партнера, а Тадик торжественно уселся на ишака.

Мы с Аркадием с утра занимались описанием лугов и степей. Брали пробные укосы с метровых площадок, чтобы определить, какую поедаемую массу для скота можно получить с одного гектара таких пастбищ. Собирали растения.

Работая, мы следили за противоположным берегом реки и за небом. Оно было безоблачно и совершенно безопасно. Ни одна пара черных крыльев там не патрулировала.

Среди дня мы увидели, как на том берегу появились две конные фигуры. Они двигались по самому берегу, а затем повернули в камни, туда, где лежала убитая медведица.

Мы работали и вечером. Если днем через Зулумарт можно переправиться с трудом, прыгая с камня на камень, то перебраться вечером нечего и думать. Зима была снежной, сейчас стоят жаркие дни и снега тают. Вечером начинается какое-то водяное безумие. Ярко-желтая вода заливает все, скрываются камни в русле и все луга по берегам. На месте небольшого ручейка в неистовом реве, в желтой пене с гулом, несется большая река. Над ней на два-три метра взлетают брызги и стоит такой грохот, что не слышно, как ревет ишак, привязанный в пяти метрах.

Олег и Тадик вернулись только на следующий день; им пришлось ночевать у переправы, так как вечером на Баляндкиике вода поднялась необычайно высоко. На ночевке жарили медвежьи шашлыки и мёрзли, а сегодня вернулись днем усталые и довольные.

Я сказал, что ввиду крайне важных событий разрешаю использовать часть неприкосновенного запаса – вскрыть бидончик, сделав в нем гвоздем маленькую дырку, и начислить каждому по стаканчику. Но они меня удивили.

– Знаешь что,- сказали они,- так замаялись, что даже не хочется.

Тут можно было только пожать плечами.

Они рассказали, что когда подходили к убитой медведице, медвежонок сидел подле нее. Он подпустил их довольно близко, дал себя снять (снимок, как всегда в таких случаях, конечно, не вышел). Когда же они стали приближаться вплотную, он сначала прятался за медведицу, а потом удрал с такой скоростью, что поймать его было невозможно.

Они привезли шкуру и окорока, но прославленная медвежатина здорово отдает псиной.

Завтра наша экспедиция разделяется. Олег, Мамат и я, забрав почти весь «подвижной состав», уйдем на Каинды, Тадик и Аркадий останутся здесь. Они будут изучать растительность по долине реки.

К вечеру все было собрано для завтрашнего похода, ишаки даже оседланы. Если первое время, попав в высокогорье Памира, они очень плохо чувствовали себя, мало ели, были понуры и малоподвижны – сейчас уже акклиматизировались, повеселели, гоняются друг за другом, играют и вообще чувствуют себя превосходно. Стали шкодить: чуть стоит зазеваться, как какой-нибудь ишак сразу засунет морду в мешок с хлебом, а то и в чашку с кашей.

Был удивительно тихий и теплый вечер. Солнце село, по Зулумарту прошла основная вода, и стало совсем тихо. И опять вспомнился мне тот год, когда я здесь сидел тогда один, также ревел и бесновался Зулумарт. А Мумеджан и Надир уехали на охоту и не возвращались. Они взяли винтовку, я ждал, а их все не было. Я ждал и слушал шум воды, и в этом шуме мне то слышались какие-то голоса, то топот, и я вскакивал и выбегал из палатки. А их все не было. И я не знал уже – ждать ли их.

Они тогда явились только утром. Разъяренная вода Зулумарта отрезала их от лагеря.

Странно все-таки вел тогда себя Надир. Почему-то он любил вечером отойти от костра, сесть где-нибудь поодаль и смотреть издали на меня с Мумеджаном. А когда было хоть немного свободного времени – ходил в отдалении, пристально разглядывая землю.

Точно он искал кого-то.

Точно он выжидал чего-то.

30 июня.

Тронулись утром пораньше.

Первая наша задача – переправиться через Зулумарт. Мы нарочно спустились к самому устью, где течение несколько медленнее и меньше крупных камней.

Когда я стал переправляться на Партнере, не дойдя до середины реки, почувствовал, как лошадь подхватило течением, и мы поплыли. К счастью, глубокое место было нешироким и нас снесло всего на несколько метров. С трудом, но благополучно Партнер выбрался на берег,- значит для ишаков этот брод непригоден. Пришлось искать переход выше по течению, где помельче.

Ишаков переводили по одному, поддерживая за узду и за хвост, но и тут не обошлось без хлопот. На середине, на самой кромке переката Портвейн лег в воду прямо с вьюком. Стали поднимать – не встает. Я подумал, что у него сломана нога. Осмотрели – нет, ноги в полном порядке. Поднимаем – опять не встает. Пришлось на середине реки развьючивать и на себе тащить всю кладь. Только после этого Портвейн встал и позволил довести себя обратно до берега. Вот ведь действительно упрямый осел!

На другом берегу завьючили снова, поехали – Олег и Мамат на Коньяке и Портвейне, я – на Партнере.

Вечер. Мы лежим в спальных мешках, покрывшись палаткой. По палатке барабанит дождь. Мы с трудом, перешли Караджилгу, но третья речка – Каинды – преградила нам дорогу. По трем руслам этой реки с невероятным грохотом и ревом шла коричневая, как кофе, вода, шла неровными буграми, образуя посредине реки гребень. Мы долго бродили по берегу и по реке в поисках переправы, но ее не было. Пришлось тут же, на берегу, где нет ни травы, ни топлива, расположиться на ночь и варить рис с архариной.

Лежим в мешках, хотя сейчас всего семь часов вечера. Необычайно красивый вид открывается отсюда: вдали, на западе вздымаются высочайшие горные вершины в хребте Академии Наук а на востоке – белый гребень хребта Зулумарт, отделяющий нас от бассейна озера Кара-Куль. Крутые гребни хребта Академии Наук производят своей высотой и крутизной прямо фантастическое впечатление.

По едва заметной тропинке, ведущей к перевалу, который мы должны преодолеть, никто не ходил с прошлого года. На тропе нет никаких следов человека, зато звериных сколько угодно. Вот бессчетные следы архаров, вот глубоко отпечатались, очевидно после дождя, следы медведя.

Река стихает, утром она, как видно, превратится в небольшой ручей. Уже сейчас прошла натаявшая за день вода, и с каждой минутой шум ее все глуше.

Скорее бы наступило завтра – скучно лежать в мешках, а делать что-либо решительно невозможно.

Я заснул с неприятным чувством под шум дождя, а когда проснулся, над нами было ясное солнечное небо. Мы быстро поели холодной до отвращения каши с архарятиной и тронулись в путь.

Речка, бывшая рано утром прозрачной и тихой, чуть стало светло начала быстро мутнеть, потом желтеть и набухать. Неприятно лезть в холодную воду с утра, но что делать! Мы быстро перешли реку, найдя брод. А это великое искусство – находить броды через горные реки и переходить через них. При высоте воды до половины бедра переходить реку, имеющую хороший уклон, часто невозможно. Конечно, если течение хотя и быстрое, но равномерное, это проще. Если же вода идет вниз сплошным каскадом, а бугры и гребни на воде достигают метра, если грохот воды таков, что, войдя в нее, вы уже не слышите людей, стоящих за пять шагов на берегу, если, взглянув вверх по течению, вы увидите, что в пяти-семи метрах уровень воды выше вас, то есть что уклон 25-30 сантимеров на метр, то тогда станет понятно, что иногда переходить через реку глубиной немногим выше колена бывает рискованно.