— Да и место нам надо где бы мы подальше от чужих глаз спрятать могли тех горских лошадушек, что прикупим для Пашиной экспедиции за серебром.

— А что? — задумался профессор. — Имеет смысл. Может и получиться. Если не прикрыть этих ни на что не годных горских лошадей подобными постоялыми дворами, то их и девать вроде как некуда. Сразу вопрос возникает — а нахрена мы их покупаем. Да ещё столько, — задумчиво пробормотал профессор.

— Сто штук? Прям счас, до начала весны? Это проблема, — тяжело вздохнул он.

— А постоялые дворы это выход. Глядишь, никто ничего сразу-то и не поймёт, не обратит внимания. А потом поздно будет.

— Да и когда амазонки всех на реке и на старой дороге припрут, то за проезд по своей дороге, мы с них со всех мыто брать будем. Или деньгами, или услугами. Не всё же из своего кармана за всех платить. Так что пусть раскошеливаются, — усмехнулся профессор.

— Тогда на этом и остановимся, — согласно кивнул головой профессор. — Ничего из перечисленного не нарушает наши текущие планы, так что можно принять к исполнению.

— Тщательно скатав в рулон профессорскую карту, Сидор с сомнением посмотрел ещё раз на рулон и молча вернул её профессору.

— Если хочешь, — посмотрел на него задумчиво профессор, — Я могу сделать тебе копию.

— Сделайте, — согласно кивнул головой Сидор. — Только меньшего размера. Чтобы я её мог с собой таскать, в рабочем порядке, так сказать. Заодно и места уточнять будем, где что не соответствует. Те же броды нанести надо, а то неясно, что делать и, главное, где.

— И ещё, — с задумчивым видом, Сидор снова посмотрел на рулон. — Сделайте ка мне парочку дубликатов. И на один из них, если сможете, нанесите географию нашего края. Хочу посмотреть, где точно находится наша плантация дикой шишко-ягоды. А заодно и места расположения иных наших предприятий. Тех же будущих кедровых и клёновых плантаций.

— И что это тебе даст? — с любопытством посмотрел на него профессор.

— А думаю, куда направить Корнеевских курсантов для обследования территории, — хмыкнул Сидор. — Этот же ваш перевал. Кто-то что-то видел. Кто-то что-то знает. И что? — вопросительно посмотрел на него Сидор. — На основе этих слухов планировать всю свою будущую деятельность? Нет, профессор, нужна информация. Причём, достоверная, из первых рук, так сказать. Вот, пусть корнеевские курсантики и поработают, даже сами о том не зная. А заодно и потренируются, по лесу бегая, — мстительно прищурил он глаза.

Профессор, бросив на него короткий, косой взгляд недовольно поморщился. Отношения Сидора с курсантами как не заладились с первого же дня, так чем дальше, тем всё больше и больше выходили на уровень откровенного антагонизма. В школе даже стало чуть ли не модным периодически шпынять и делать мелкие пакости Сидору. А то что это косвенным образом отбрасывало тень и на Корнея, на начальника школы, единственно что пока и сдерживало обе стороны от открытой стычки друг с другом.

В общем, ни Сидор курсантов, ни курсанты Сидора не переваривали, а сказать откровеннее — еле, еле терпели друг друга.

Поэтому и отношения между ними порой прорывались… нехорошие.

Глава 20 Масляница — Праздник начала весны

Что зима близится к концу, чувствовалось всеми фибрами души. День стал длиньше, солнышко светило ярче. Днём, в полдень, вообще припекало так, что казалось уже наступила весна…

А в душе поселилось неясное томление…

Поэтому Сидор, забив здоровущий болт на все свои срочные и неотложные дела, отправился в Долину в гости к Димону, тем более что тот давно его зазывал его начать длительный процесс отмечания кануна их появления в этом столь прекрасном мире.

Ну, они процесс и начали… запустили… крепко! Хотя, до самой годовщины было ещё честно говоря ой-ёй-ёй как далеко.

Но! Охота пуще неволи.

Так что Сидор на целую неделю завис у Димона в гостях. И если бы он в конце концов не вспомнил что Маня к солнцевороту просила подготовить ему финансовый отчёт по его тратам, так и ещё бы просидел там целый месяц, развлекаясь стрельбой по мишеням, лазаньем по пещерам с Димоном и игрой с Рыжим лисом в догонялки. Ну…, и ещё всякими разными приятностями…

Нет, что ни говори, а зимняя жизнь в лесу имеет свои прелести, особенно когда баня своя под боком, кладовка полная всякой вкуснятиной, начиная от свиного окорока, седла копчёной оленины и кончая здоровенным буртом обыкновенной картошки. Ну и когда местные вдовушки не забывают, навещают двух нежадных на щедрые подарки холостяков в их одинокой холодной келье. И вообще…

Жизнь загородом, в лесу, на природе… Всяко лучше, чем вечные проблемы, словно лавиной наваливающиеся Сидору на шею всякий раз, стоит ему только появиться в этом… столь полюбившемся ему городе.

Но, сколько от проблем ни скрывайся, ни бегай, а возвращаться домой надо. Так что, устроив напоследок с Димоном бурную отвальную, очередным ясным зимним днём кануна конца зимы, Сидор с тяжёлым, обречённым вздохом двинулся обратно в город.

— Профессор, — Маня с задумчивым видом покачивалась на двух задних ножках расшатанного таким безжалостным обращением кривобокого табурета и, слегка прищурив свои красивые глаза вертела в руках месячный финансовый отчёт профессора, — а не слишком ли у вас большие отходы? — подозрительно смотрела она на старика.

Был конец месяца и она, по ещё с начала зимы заведённой и ставшей уже как бы привычной традиции, обходила товарищей и принимала у них отчёты по расходованию выделенных каждому на месяц общественных денег.

Профессор в её списке стоял первым номером. Поскольку транжира был страшный и если бы его не контролировали, то наверное весьма скоро от их богатства остались бы одни воспоминания. Поэтому Маша за ним… бдила особо…

— Маня, — возмутился профессор, — это же химия. Как можно точно рассчитать потребное количество. Опыты, это же затраты. Сплошные затраты!

— Не кричи! — тихо, но внушительно хлопнула Маня ладошкой по столу.

— И я не про затраты, — почувствовав, что профессор виляет, нажала ещё больше Маня. — Вы мне попробуйте объяснить, как это вы, заливая сто литров самогона на очистку древесным углём, получили на выходе пятьдесят. У вас что, половина впиталась в уголь?

— Да, — честно глядя ей в глаза, подтвердил профессор, — тут ничего не поделаешь, очень плохой продукт нам поставляют. Очень! Приходится много угля тратить и много потом выбрасывать. А он напитывается.

— А бочки, столитровые, вам для чего? — продолжала наседать Маня.

— Оборотная тара, — тут же живо пояснил профессор.

— А двухсот? — подозрительно прищурилась Маша. — Зачем вам двухсотлитровые бочки? А ячмень для чего? Тоннами! Вы же ни хлеб, ни коржики не печёте?

— К-какие такие коржики? — растерялся профессор.

— Ячменные, — пояснила Маня. — Судя по вашему отчёту, у вас тут должна работать хлебопекарня, с объёмом производства на один немаленький городок.

— Или вы столько хлеба едите? — ехидно полюбопытствовала она.

— Так…, - растерялся профессор, вильнув глазами, — это тоже для очистки спирта. Сидор же жаловался, что спирт больно вонюч, вот его мы хлебом и чистим.

— С каких это пор, ячмень, хлебом стал, — насмешливо поинтересовалась Маня. — Ну всё, дед, хватит вилять, — сердито хлопнула она ладонью по столу. — Попался, так имей совесть признаться. Чем это вы тут заняты? Можно подумать, что я ничего не вижу. И пары месяцев не прошло как у вас появился этот лаборант, — насмешливо глянула она на забившегося в угол паренька, — а вы с Димоном, как с ума посходили. Расходы ваши, — Маня потрясла отчётом профессора, как обвинительным приговором, — возросли втрое. Думали, что если часть трат вы запишите на Димона, то я ничего не замечу? Шушукаетесь о чём-то постоянно. Люди какие-то непонятные стали появляться. Бочки эти, пресловутые.

— Я всё-ё-ё вижу, — сурово нахмурила точёные бровки Маня.