•н01юм.

1ь г'говорщики, остановившись в нескольких шагах |i Помоста, довольно сдержанно поклонились.

Ну, так как? Что такое? — зачастил, волнуясь, ПугАчсв.— Из-за чего все такое? И что хорошего? Ну, Нрйщиик Христов, ну, погулять захотелось, ну, выпи- ••I Да шкандал, да дибош из чего? Ай-ай, чего

•м рили, детушки! Оченно уж вы, говорю прямо,

тирчили меня! Ну, одно слов,— как ножом по горлу Ни hi и нули! Я ли вам добра не желаю? Я ли о вас не И»Лмчуеь? Ни днем, ни ночью спокою не имею, куска ■•< Доедаю, все о вас пекусь. А вы...

Почто татаровье поганое на Москву привел?— визглиео выкрикнул Елисеев.— Крест-то на тебе есть? Аль ты не русский царь, а татарской орды хан?

Упрек смутил Пугачева. Его глаза забегали растерянно. Нижняя губа отвисла.

Не подобало в столицу царскую язычников, сы- роядцев да многоженцев, гарнизоном ставить!—вступился и протоиерей.—Вере христианской, коей Москва искони верна и предана, аки дщерь матери своей, многие и нестерпимые обиды учинены. Перед самым Рождеством святой храм Николы-на-Крови ими, язычниками, осквернен и ограблен. Твоя татарская орда и посейчас из священнических риз парчевых чепраки шьет, а киргизы, воры, кисеты из них делают! Ответчик-то кто? Ты! Потому что тебя бог на царство поставил!

Народ голодает!—сдержанно, но веско заговорил Панфил Томилин.— Не господа-дворяне, а народ московский голод испытывает. На наших фабриках сколько тысяч рабочих было,— все сыты, да обуты, да одеты всегда были. А теперь голодают. Волю получили, а сами теперь хоть бы и туркам закабалиться рады. Жен посылают на ночь в казармы: объедки у солдатни твоей выпрашивать, чтобы хоть детей накормить. Когда это видано было? Дети мрут, как мухи. Хоронить некому! Черная смерть опять проявилась. А кто ее занес, как не твои татарчуки и персюки косоглазые?

Постойте, ребятушки!

Мы и так стоим! — взвизгнул Елисеев.—Долго ли стоять-то?! За одну неделю убили человек до ста душегубы. У Патриарших Прудов в одное ночь в двух домах всех жильцов вырезали!

Лихие люди и раньше водились,—отозвался вполголоса Хлопуша.

Протоиререй Ильинский смерил его строгим взором и потом сказал многозначительно:

Да, были. Но никогда татей ночных да душету- ii нейменых никто судьями над народом не ставил,

Л адались среди воевод грабители да душегубы,

ми цари-то им головы рубили, как князю Гагарину,

и рый царским наместником в Сибири был, да на

и н и ко кончил.

Хлопуша поперхнулся ругательством.

И я строго наказываю: злодеев разных ловить к» пикать, детушки! — вмешался «анпиратор».—Для по- I | псу законного..

!Сому поручаешь-то? Сущим ворам да душегу- Пим'' Так ты им прикажи, чтобы они сами себя ловили дн казнили! — дерзко засмеялся Елисеев.— Со всего нп|м тиа с тобою воронье злое сюды слетелося! Жить •и и i i, дохнуть не дают!

Аль при дворянах лутче жилось? — задал ядо- иигый .«опрос Творогов.

Ты нам дворянами глаз не коли!—строптиво и*111'.I тл Томилин.— Что при дворянах было, то было. Л при барских псарях, что ходят теперь в царях, и по сто крат хуже!

Нельзя же так, детушки! Нельзя же так, голуби! по-прежнему слащавым голосом заговорил «анпиратор».— Ну, не все хорошо...

А что хорошо-то? Нет, ты укажи, чем лучше

шло?

Пугачев воззрился на дерзкого Елисеева.

Л хоша бы то лучше, что раньше господа-поме- III и к и своих крестьянов крепостных могли в карты проигрывать альбо на борзых менять!

Ну? А ныне?

Экий ты, старичок! А ныне — слободны все!

Так-ак! Слободны? Это тебе кто же сказал? Так

и ом гму в его зенки бесстыжие плюнул! А с чего на Ни игу персюки да армяне горские караванами идут? Л'н н<- затем, чтобы наших девок да мальцов покуют ' Слобода! А с чего матери детей своих убивают, Ii нГ1ы муки ихней не видеть? Баре в карты проигры- '" и' Та-ак! А твои-то башкирята да киргизы, понабравши пленных, не передают с рук на руки, играючи в кости и то в те же карты?

То против моей воли..

Да нам-то какая разница, против твоей воли али с твоего согласия? Пропадает русский народ!

Ну уж и пропадает?! На первых порах, двисти- тельно, нелегко..

А на вторых порах легче будет? — усмехнулся Томилин.— На каких таких «вторых порах»? Всеобчий голод идет! Друг дружку скоро есть будем! А ты говоришь—«легче будет»!

Голод от бога!—наставительно вымолвил Пугачев.— Бог за грехи наказует!

Та-ак! — отвечал неугомонный Елисеев.— И народ московской про то самое не со вчерашнего дня говорит! Как по писанию—за грехи, мол! Да только за чьи? Почему при прежних правителях этого не было? Почему при тебе бог нас карает, как при Годунове, за невинно убиенного, за кровь младенческую?

Лицо Пугачева посерело:

Али за мною есть какой страшный грех? — задал он вопрос. — Годунов царевича Димитрия, говорят, зарезать приказал. Так. А я что изделал?

Но Елисеев не смутился и бойко ответил:

Про то тебе и знать! Мы только видимость знаем: руку карающую! Так и при Годунове было: сначала никому невдомек, за чтой-то силы небесные ополчились? Ну, а потом и стали догадываться: за кровь невинную, за углицкое дело злое да тайное!

Вспылив, Пугачев крикнул:

А ежели я, вас, псов, да., на смерть? На виселицу?

Подняв голову, Томилин тихо, но твердо ответил:

Не посмеешь!

Не посмею? Сволоту московскую побоюсь что ли?

А кого на Остоженке в доме Репьевых держал? А кто на Арбате рядом с покровом в доме Филимоновых проживал?

«Лнииратор» дернулся всем телом, потом осел. Его дыхание перехватило. Глаза выпучились.

Потом он шумно вздохнул, деланно засмеялся и и .пал небрежным тоном:

Значит, моего верного слуги, доброго донского камка, Емельяна Пугачева, женку да ребятишек за-

II чтили?

Да и Маринку Чубаровых...

А ежели я вас, бунтовщиков, казни предам, то пота московская их забьет альбо повесит?

Елисеев, прищуря серые глаза, с усмешкой ответил:

■ Зачем забивать неповинных, скажем, людей? А может, приведут, скажем, одну казачку донскую

< I ними диденышами в Успенский собор да там Ш< га пят целовать крест и евангелие перед выборными ■и духовенства, от купечества, мещанства, а, между прочим, и от воинства христолюбова. Она и поведает ним I ак и что_. а что касаемо Маринки, то пущай она докажет, кого это разные, скажем енаралы да мини- щрм промеж себя, в своей компании, Емельяном /ш Иианычем кричут... А с нами уж что бог даст, то н VIII U1 и будет! Ехамши сюда, исповедались, прича- пимись.. Все чин чином... Рубашки чистые надели. II...

IIиступило глубокое молчание. Потом Пугачев, глу- |око издохнув, скорбно вымолвил: Погубите вы, ребята, Расею!

II анфил Томилин строго откликнулся:

- Кто-то другой ее уже погубил, Россию! Разве мы || мл части разорвали? Разве мы хохлу лукавому, ■•■-он iy тайному, Малую Россию отдали за понюшку |мь и у 7 Настоящие князья да цари по кусочкам ом и.. собирали, в одно сколачивали, а ты единым НУ»ом на куски порезал. Настоящие цари города да

li и строили, а ты Казань спалил, Рыбинск

ми» мп II, Калугу спалил... Настоящие цари Русь от lamp ослобонили, а ты опять полцарства нехристям цмл...

Дайте время — все поправлю, детушки! С божьей помощью..

Какой бог-то тебе помогать взялся? Ай Христос тебе советовал русскую землю зорить? Не ошибочка ли вышла? Не принял ли ты в боги какого-нибудь... черного да хвостатого? Не на него ли, нечистого, и надеешься?

Наступило глубокое молчание. Слышно было только тяжелое, прерывистое дыхание Пугачева и сопение Хлопуши.

Потом «анпиратор» вскочил и, простирая руки к переговорщикам, слезливо вымолвил:

Ребятушки! Детушки! Да что же такое? Да нюжли мы не русские? Да как же это так? Ну, ошибка вышла. По горячему делу. Ну, грех вышел. Известно, драка была огромаднейшая. А в драке волос не жалеют... И все такое.. Ну, правда, бед натворили немало. Я не слепой тоже! У самого под сердцем сосет, да иной раз такого-то дюже сосет, что и-и-их! Места себе не нахожу.. Так нюжли пропадать всем? Ну, в опасности, скажем, пребываем. Полячишки, там, да турка, дану, всякие. Полуботок этот самый.. Так ежели мы-то за дело дружно возьмемся, чтобы, значит, все за одного да один за всех, так ведь дыхнуть им, сукиным сынам не дадим! Во как скрутим... Ну, говорите, детушки: чего Москва требует?