А ты ему что?

Пугачев загрохотал.

А я ему так: здорово придумано! А только не дни русского царства! У нас только заведи чихауз, ни разе что стен не украдут, а все остальное, то есть нк то разворуют! Ха-ха-ха! Да и что за удобство? Миг, скажем, я на хуторе живу. Ну, в пьяном виде

один сапог. Тут как быть? Поезжай, скажем

мредь зимы к начальству да проси квиток выдать на ндин сапог? Ну, ладно. Вот, получил один сапог, /(омой вернулся, а на другой день кум прет: получай, мои, друже, твой сапог потерянный! У барбоски дво-

о отбил! Ну, и должон я с этим найденным

ом опять по начальству с докладом ходить? Так,

ним и так, примайте один сапог, а какой—сами нмпирайте! Xa-xa-xa... Так заколол, говоришь, саксо- Ntm ткоего старшенького?

Застрелил, а не заколол,— поправил Мышкин.

В Сеньку был лицом? — допытывался Пугачев.

— Н-нет! Семен сероглазый и волос русый, а тот в матку вышел, не то, что смуглый совсем, а все же_. Ну, а теперь давай поговорим о делах!

И в этот, и в последовавшие за этим дни у канцлера было работы больше, чем раньше, и ему удавалось только урывками посидеть у ложа опасно заболевшего, горевшего огнем сына.

Москва все еще не успокаивалась, и почти каждый день вспыхивали беспорядки. Чернь, почувствовав слабость власти и собственную безнаказанность, продолжала бесчинствовать. Почти все казенные склады продовольствия, амуниция и боевых припасов были разграблены. Мало уцелело и домов новой, пугачевской знати. С таким трудом сбитые Минеевым молодые полки пехоты и регулярной кавалерии уцелели, но растаяли наполовину, потому что множество солдат разбежалось. Ходил слух, что иные, боясь наказания и не веря дарованному «анпиратором» прощению и забвению прегрешений, направились на север к засевшим в Питере царицыным генералам. Другие сбежали к Полуботку или забились в разные трущобы. Весть о московском погроме расплывалась по владениям «анпиратора», как волны от брошенного в пруд камня: камень уж потонул, а круги бегут, бегут... В то время, когда в Москве уже будто бы восстановилось спокойствие, беспорядки продолжали вспыхивать в разных городах и селах, все дальше и дальше от первопрестольной. В Рязани население, выведенное из терпения поборами новых властей, убило воеводу и всех новых чиновников и выгнало из города небольшой гарнизон, причем были перебиты все инородцы. Во Владимире во время начавшихся беспорядков появилась таинственная «инокиня Мария», дававшая понять, что она — бывшая императрица Екатерина, и несколько дней город был под властью ее приверженцев, пока «инокиню» не застрелил прятавшийся среди жителей местный пугачевский воевода Сибиряков. В Тулу и в Курск весть о московских событиях пришла в виде сообщения, что «анпиратор» убит восставшими солдатами, которые будто бы поса- дили на его место какого-то атамана Златопера. Туляки ограничились длившимся три или четыре дня грабежом казенных и демидовских оружейных заво- 'н hi и винных складов, а куряне объявили себя независимыми от Москвы и во главе управления постави- 1И почему-то местного протодьякона с кругом из диннадцати выборных старшин.

Когда Москву можно было считать уже утихоми- рившейся, пришлось восстанавливать нарушенный порядок в других городах. По настоянию москвичей Цек)ду были разосланы гонцы с оповещением, что *но нресветлое величество» порешил созвать Вели- кий Земский Собор и что все должны заняться и 1(|ранием и присылкой в Москву к Пасхе своих представителей. В грамотах, содержавших наставле- ии<\ как производить выборы, оказалось много неясное I ей, да и самим грамотам темный люд верил плохо, опасаясь какого-нибудь подвоха. Кое-где сей- Ц|ц же приступили к выборам, и из-за этого пошли Побоища.

Нести о происшедшем в Москве достигли Петербур- ш Киева, Астрахани, буйного Яика, Архангельска, понеслись в Сибирь, через польскую границу, вызывая не «де вполне понятное внимание. Первым на события

шалея Полуботок: его гайдамаки и сердюки ковар-

|ю напали на содержавшиеся по договору в главных Городах Малой России московские гарнизоны, пыта- «| I. уничтожить их. Небольшой пехотный гарнизон и Нелой Церкви был взят измором и капитулировал, in п окорив себе право свободно уйти в московские Пределы. Но вслед за сдачей оружия пришедшие

1елую Церковь красножупанные гайдамаки выре- 411 пи всех москалей. В Киеве несколько дней шли Ниитки, но тамошнему гарнизону удалось разгро- lnn. набросившихся на него сердюков и удержать |Н»род в своих руках.

Отовсюду в Москву неслись гонцы от местных властей то с просьбой о присылке подкреплений, то с требованием указаний, то с мольбой о снабжении оружием и боевыми припасами или о присылке денег. Положение все запутывалось и на улучшение надежд было мало. Сознавал это и сам «анпиратор», но следуя примеру утопающего, который хватается за соломинку, он ухватился за надежду разрешить все затруднения при помощи двух с половиной или трех миллионов рублей серебром и золотом, шедших караваном из Екатеринбурга с тамошнего монетного двора.

— С деньгами все достать можно будет! — твердил он.—А чуть Чусовая да Кама, да Белая тронутся, понавезут в Москву с уральских заводов демидовских да строгановских серебра в чушках да меди столько, что я все московские улицы медью вымощу, а крыши их серебром покрою!

Но караван из Екатеринбурга запаздывал и запаздывал, а в Москве с каждым днем все острее сказывался недостаток в монете. Уж не говоря о золоте и серебре, которых давно никто не видал, из обращения с непостижимой быстротой стала исчезать и медь.

Москва опять заволновалась, угрожающе заворчала. В воздухе снова запахло беспорядками.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

гневица, свалившая молодого князя Семена Мыш- кина-Мышецкого, затянулась на добрых полтора месяца. Лечил больного искусный в своем деле urn лрь Шафонский, получивший образование за границей. В течение первых трех недель несколько раз ДиЛо казалось безнадежным. Больной не приходил в 1«|(Ц он все время бредил, тело его горело и покрывает. странными пятнами. Должно быть, болезнь ока- •ялись прилипчивой: в апартаментах, занятых канц- И'ром и его домашними, умерло пять человек прислу- (и Одно время чуть не свалился и сам старый князь, Ио устоял. В начале четвертой недели в болезни Ьимгиа произошел какой-то перелом, жар стал понем- •I V сдавать, покрывавшие тело пятна начали блед- и исчезать. Бред уменьшился, иногда сменяясь тсими часами, когда к больному возвращалось такие.

II один из таких дней больной попросил ухажи- иикто за ним слугу из бывших придворных лаке- иозвать отца. Старый князь,— он за это время ипрямь сделался чуть не дряхлым стариком,— не же оторвался от своих занятий и прошел к го- ку сына.

Какой день у нас, батюшка? — слабым голосом 1"н ил Семен и, получив ответ, сказал:—Вот уж ни- ни не подумал бы! А мне все чудится, будто только 1>п было это..

Что такое, сыночек? - Да там, в Раздольном». Когда «сам» испугался Да разве я тебе, батюшка, не докладывал?

В бреду, ведь, тебя привезли, Сенюшка! Где уж тут было еще докладывать?! Опять же, в Москве бунт был. Пальба шла. Мы в Кремле ни живы, ни мертвы сидели...

А в бреду не проговаривался?

Да о чем ты, голубчик? Не попритчилось ли тебе что?

Помолчав и собравшись с мыслями, юноша вымолвил глухо:

Как на охоту ехать в лес, к берлоге, дал мне Чугунов Питирим дубленку, шапку барашковую и высокие сапоги. Поверх я подпоясался кушаком синей шерсти да за кушак засунул нож охотницкий. Глянул в зеркало и подумал: чудно, как я похож на братца покойного, злодеями загубленного..— Семен за дохнулся от слабости.— Опять голова кружится что-то, тятя...

А ты помолчал бы! Чего утруждать себя? Разве что важное, Сеня?

Важное, тятя! Такое важное... Не хотелось бы в могилу уйти, не оповестив тебя. Я и там еще думал, как бы живым добраться да тебе все обсказать... А еще боялся, как бы в бреду не проговориться. Ведь не один я в санях сидел, а кто со мною был, не припомню... Рыжий какой-то, слюнявый.