При помощи своих дальних родственников Чубаро- вых Питирим Чугунов добился доступа к самому «ан- пиратору», которому на первый раз бил челом подношением целого набора дорогих охотничьих ружей «аглицкой работы», отобранных, разумеется, из собраний Шереметьевых. Он безбожно, но умело льстил «батюшке белому царю, природному государю» и вошел в его милость. Пугачев утвердил Питирима в должности главного управляющего Раздольным и прочими к нему приписанными имениями Шереметьевых и, отпуская, сказал:

Старайся, мил-человек!

Для твоего царского величества — разопнусь! Кому хошь горло перерву! Да мы, Чугуновы...

Теперь, незадолго до полуночи 26 декабря Пити- рим Чугунов имел счастье торжественно принимать и Раздольном прибывшего на медвежью охоту «анпиратора».

Сам Чугунов вместе с семейными и всеми его плпжайшими помощниками по управлению имениями Н1г|юмстьевых, получив весть от выставленных по доро- iv дозорных, что царский поезд приближается, вышли m I |>стить приезжих за монументальные каменные ворога шереметьевской усадьбы, где еще с ранних суме- ргк пылали огромные костры и смоляные бочки. Все ом ли разряжены по-праздничному. На дворе перед двухэтажным Охотничьим дворцом горели сотни нашит, IX салом плошек. На каждом окне здания пыла- ми десятки свечей. Люди шереметьевской охотничий команды в чекменях и в высоких казацких шапках стройно стояли от ворот до подъезда шпале- 1>.|ци, держа в руках смоляные факелы. Все вместе представляло красивое и торжественное зрелище, и Пу- гнчов, которому долгое путешествие по покрытым сне- гими полям и перелескам сильно наскучило, сразу по- иосслел.

- Здорово!—вымолвил он, ухмыляясь и подтал- кинал локтем молчаливого Минеева.— Лихо приймают наг с тобою, Борька! Сказал однова Чугун старой, я, мол ишопнусь, да угожу! — и выходит — слово его верно! • '(арается, собачья печонка!

От ворот до парадного подъезда сани «анпиратора» и i ll) спутников проехали шагом. Чугунов и его свита

и за санями гурьбою. У подъезда сани останови-

мип. как раз у края дорогого персидского ковра. Чугунов прытко подбежал, отстегнул тяжелую, запо- ршпенную снегом полость и помог «анпиратору» выйти и I саней, почтительно поддерживая его под локоток и слащаво приговаривая:

Не оступись, великий государь! На коврик, на коврик священными стопами... Чтобы ножкам, значит, мягко да тепло было... Надежа-государь! Отец наш! Радость-то какую нам, грешным, бог посылает! Ну, совсем светлый праздник!

Помогай, помогай! — снисходительно ответил польщенный «анпиратор».— Видим твое старание!

Пять ступенечек, пресветлый государь,— изви вался ужом вологжанин,— крылечко, значит, елочками мы убрали в честь твоего приезду... Ах, сколь осчастливил ты нас! Ах, сколь порадовал! А уж мы-то, рабы твои верные, для тебя, батюшка. То есть скажи только — жен и детей заложим! Иззяб, поди, батюшка? Ничего, ничего! Сейчас согреешься! Натоплено у нас. Тепло, как в раю господнем. Слуги твои верные да повара, да казаки удалые еще третьего дни пожаловали. Все приготовили. Пожалуй, пожалуй, батюшка, защитник наш, отец и покровитель!

Прием вышел хоть куда. Во время ужина, накрытого в огромной зале дворца, с хорами и расписанными итальянскими мастерами стенами и потолками, где от множества свечей было светло, а от топившихся без перерыва трое суток громадных «голландок» прямо жарко, играли невидимые за колоннами и трельяжем трубачи, бывшие крепостные музыканты Шереметьевых. Огромные столы были заставлены блюдами с разнообразными яствами, а также жбанами и сулеями с напитками. На особом возвышении на столе против подобия трона, на котором восседал «анпиратор», красовался Кремль из расцвеченного сахара. Шереметьевский повар-зодчий, великий искусник, не позабыл осветить сахарные башни и церкви тоненькими восковы ми свечечками, чей свет мягко просвечивал сквозь крошечные окошечки из цветной слюды.

Почему-то именно эта подробность привлекла к себе особое внимание повеселевшего «анпиратора». С жад-

ним любопытством дикаря он рассматривал сахарный Кремль и даже трогал зубчатые стены и раскрашен- крыши башен корявыми пальцами.

Ну и Чутун! — бормотал он, расчувствовавшись не па шутку.— Вот так Чугун! Одно слово — настоящий Мм унок-Чугунище! Разодолжил! Знал, чем угодить! Хоть, я тебя в енаралы произведу?

Игде нашему брату, мужику, да в енаралы лезть?!— скромничал Питирим.

Вона! — засмеялся Пугачев.— Я, брат, и не такую сволоту в енаралы повыводил! Ломаться тебе, шачит, нечего! Жалуем тебя, нашего слугу верного, енаральским чином. Ходить тебе впредь в енара- М1 х, и больше никаких. А твоя жена енаральшею будет!

Вдовый я! — сокрушенно признался Чугунов.— Девятый годок во вдовцах хожу...

А кто ж у тебя по дому? — полюбопытствовал Пугачев.

Сношеньки две да племянничка одна. Дозволь и им, надежа государь, к твоей пресветлой ручке приложиться! Осчастливь..

«Анпиратор» милостиво согласился, и на зов Пи- гирима откуда-то павами выплыли три молодые кшицины. В одну из них Пугачев впился глазами: ■то была высокая, статная, смуглая, чернобровая и черноглазая девушка цыганского обличья, лет п-инадцати, в алом расшитом серебром и золотом снрафане. Подошла, обожгла «анпиратора» взглядом олсстящих черных глаз, усмехнулась, заметив про- и (веденное впечатление, и притворно скромно потупилась.

353

Племянничка моя, двоюродного брата доченька Сироточка горемычная! — лебезил заранее приготовивший эту встречу Питирим.— Уж так-то она, им дежа-государь, зреть твою высокую персону желала!

I I Нушчев-победитель

Ну и красавица! — вырвалось у Пугачева, пожиравшего глазами действительно красивую девушку.

А уж скромница какая! — распинался Чугунов.— А уж разумница какая! А уж и сказочница же! Как почнет про Иван-Царевича да про Алену Прекрасную, да про жар-птицу и все такое, ну, прямо соловей поет!

Что замуж не выдаешь разумницу свою? — осведомился Пугачев, поглаживая смуглянку по круглому плечику.

Да она, государь, на парней и глядеть не хочет! Не показываются ей что-то.. А я ее торопить не желаю. Что ее принуждать-то? Пущай на девичьей воле пока что погуляет...

И, скосив глаза, совсем уж сладким голоском добавил:

Вон пойдешь почивать, надежа-государь, от трудов твоих царских, кликни ужо. Танюшка, говорю, сказок страсть сколько знает... Песни играть умеет.. Пяточки почешет.. Все такое...

Ах, да и Чугун же! Ах, да и Питиримка же! — восторгался «анпиратор», сильнее нажимая на круглое плечико смуглой Тани. — Вот так Чугунище!

Потом шутливо обратился к девушке:

А меня, старика, не забоишься, красавица?

Та снова обожгла его взглядом черных глаз и, улыбнувшись, вымолвила:

Кабы все молодые такими были, как ты, батюшка.. А мне, девице, чего и бояться тебя? Чай не съешь живою-то?

Пугачев быстро разомлел от комнатного тепла, от усталости, от выпитого за день вина, а еще больше от возбуждающей близости молодой красавицы. Он скоро подозвал к себе Чугунова и сказал ему:

Разморило меня, Чугунок! Отдохнуть бы...

Опочиваленка давно готова, государь! Отдохни, батюшка. Успокой свое тельце пресветлое..

Проводишь, что ли?

Танюшка и проводит тебя, государь! Посидит,

дона сон на тебя сойдет... Сказочку какую расска-

ШРТ,.,

«Анпиратор» тяжело оперся на подошедшую к нему ■ ми лую красавицу и пошел, волоча ноги. Трубачи за инами снова грянули в серебряные трубы.

1С освещенному плошками и смоляными бочками 1И1Д|.< чду Охотничьего дворца подкатывали одна за другой сани отставшего по дороге царского поезда, и и пиршественный зал вваливала одна гурьба за другой (' неба падал крупными хлопьями снег.

Ну, завтра на медведя идти нечего и думать,— «•Kitiun, притворно сокрушаясь, Питирим Чугунов Ni 11 нвшемуся на его пути Минееву.