Хорошее дело,— откликнулся угрюмо старый князь Курганов.— Вот попомните мое слово: нам осады не миновать!
Ничего, батюшка! — отозвался Петр Иванович.— Нам осады бояться нечего. Наши силы растут. Только что почти все рабочие с фабрик Бахвалова записались в волонтеры. Триста пятьдесят человек. Горят желанием постоять за матушку-царицу.
Бахваловские рабочие? — переспросил с сомнением натур-философ.— С чего это они?
В столовую тихими шагами вошла Прасковья Николаевна и попросила врача зайти посмотреть на больную. Иванцов распрощался и побрел домой, постукивая по деревянным помосткам своей старой, вывезенной из Лиссабона, палкой черного дерева с набалдашником в виде шара из слоновой кости.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
П
о желанию старой княгини Прасковьи Николаевны, причт соседней Вознесенской церкви был приглашен на дом к Кургановым — отслужить м" юбствие о здравии болящей княжны Агафьи. После молебствия отец Илларион и дьякон отец Кирилл остались у Кургановых на обед. За обедом | и i n. Иван Александрович не утерпел и заговорил о юм, что занимало умы всех казанцев: о возможно- | in нападения Пугачева на город. Спросил мнение о т а Иллариона о пугачевском движении. Священник. человек уже пожилой, благообразный и славившийся в Казани благолепием своего служения, гру- | I но ответил:
Сие есть попущение господне! Иначе говоря, наказание, нам господом за наши прегрешения посылаемое! — вмешался молодой и речи- ■ гий дьякон.
Да, но это очень уж неопределенно! — протя- н v л князь.— Наконец, если даже принять вашу мысль, отец Илларион, то как же это так? Те самые прегрешения, которые творятся и сейчас, творились п раньше. Например, крепостное право и связанные ' оным злоупотребления или, скажем, всяческие непорядки по управлению, погрешности в отправлении правосудия, обременение населения налогами н прочее. Стоит вспомнить хотя бы времена Бирона. Медь тогда, действительно, ужас, что творилось. | нш стоял. Дышать не смели. И, однако, никто по- нпльнулся не посмел.
— Так-то оно так, но...
Постойте, отец Илларион! Я еще не договорил. Вспомните и последние годы царствования Елизаветы Петровны. Не буду осуждать покойную государыню, но ведь теперь всем, всем решительно в Российской Империи живется несравненно легче. Почему же движение подымается именно теперь, когда все заставляет верить в то, что русский народ ждет лучшее будущее? Границы государства весьма и весьма раздвинуты, безопасность от нападения извне упрочена. Промышленность и торговля развиваются, науки и искусства процветают, во главе государства стоит императрица, высокому уму и государственным талантам коей дивится весь свет.
Пути господа неисповедимы! — вздохнул отец Илларион.— Ум же человеческий весьма ограничен. Но я позволю себе привести для примера один всем в Казани известный случай...
О семье Оглоблиных! — вставил дьякон.— Отец Илларион сей казус любит цитировать в назидание..
Оглоблины? Это не те ли, у которых огромные лавки возле Кремля? — заинтересовался князь.
Те самые. Семья их состоит в моих прихожанах искони. Были они, Оглоблины, торговцами средней руки. Пользовались известным достатком, но в богачах не числились. Всем делом заправлял старый Осип Семенович, который в храме нашем был критором. И было у него четверо сыновей и три дочери. И всех он заставлял работать. Все шло хорошо, но пять лет тому назад, совершенно неожиданно, вследствие одного несчастного случая, в одночасье померла вся семья его родного дяди, тоже Оглоблина, торговавшего с Заволжьем, и наши, казанские, Оглоблины получили громаднейшее наследство от тех, саратовских: чугуно- и меднолитейный завод с колокольным отделением, несколько водяных мельниц, прииски на Урале, лавки в разных городах, канатную мастерскую, и прочая, и прочая. Пришлось на наших Оглоблиных до двух сотен тысяч рублей серебром..
• Однако.
Такое богачество, что и любому князю впору! — in I авил дьякон.
Ну, и вот,— продолжал отец Илларион,— что М(< бы вы думали? Богатство сей семьи возросло и десять или даже двадцать раз, но счастья им не принесло. Один из сыновей Оглоблина, отправившись в Макарьев на ярмарку, там загулял, пропил данные ему отцом для оборота деньги, а потом, придя в умоиступление и не смея показаться отцу ин глаза, наложил на себя руки. Другой слюбился I какой-то мещанского звания девицей и, похитив m бежал с ней неведомо куда. Третий обнару- IIил себя игроком. Одна из дочерей ни с того, ни • сего начала чахнуть. Другая ушла в монастырь. I ргтыо они, Оглоблины, выдали замуж, а она возьми пи и сбеги от мужа с каким-то поляком-католи- кнм, из тех, что жили здесь на положении как бы и ильных.
Что вы хотите сказать сим примером, отец H i :арион?— перебил его повествование князь.
Токмо то, ваше сиятельство, что вот покуда люди пользовались скромным достатком и жили себе, ми мудрствуя лукаво, все шло честь честью. А стоило им разбогатеть, вышло так, как будто они утратили ршиювесие душевное. Семья как бы заболела неким шйиым недутом.
- Отец Илларион и самое-то Емелькино движение приравнивает заболеванию! — вступился дьякон.— По •пи мысли так выходит, что русский народ подвергся |<щ бы некоему поветрию!
Внимательно прислушивавшийся к разговору нами философ Иванцов закивал одобрительно головой.
Мы с Шприхвортом придерживаемся той же «щрии,— сказал он.—Движение, поднятое Пугачевым, может быть уподоблено той болезни, которая в науке
икается гангреной, а в просторечии — «антоновым
"Швы».
«Антонов огонь»? Ну, хорошо. Согласимся смотреть на сие движение, яко на проявление «антонова огня». Но каковы причины?
А что мы знаем о причинах настоящего «антонова огня»?— живо отозвался натур-философ.— Вот давно ли в Москве была моровая язва, сиречь—чума? Пришла чума через южные степи, с Дуная, где находится действующая армия. А откуда она появилась там? Из Константинополя. Туда же пришла, говорят, с какими-то кораблями из Египта. Ну, а там еще откуда-то... Однако ясно одно: болезнь сия — я про чуму говорю — отменно заразительна. Он одного заболевшего передается другому, третьему и так далее. И захватывает не только отдельные города, и но и целые страны. А где причины этой болезни, в чем ее сущность,— сие никто не ведает.
Поднятое Пугачевым движение еще более заразительно, нежели моровая язва,— тихо вымолвил священник.
А по-моему, пугачевщина действует, как опьянение,— вставил дьякон.— Кто наслушается бредней, ими распускаемых, тот уподобляется горчайшему, который в умоисступлении или, скажем, в припадке белой горячки, и на людей, и на животных кидается и на стену лезет.
Ну, с занесенной из Турции чумой власти-та- ки сумели справиться,— сказал князь,— хоть и сидела она в самой Москве, а не в степях приволжских. А вот с пугачевщиной что-то до сих пор плохо справляются...
В это время в столовую влетел молодой князь Иван.
Выступаем! — выкрикнул он.
Что такое? — поднялся старый князь встрево- женно.
Павел Потемкин одержал верх над фон Бранд- том. Решено выступить навстречу Пугачу и разнести его полчища, не допуская их приближения к Казани. Я забежал только собрать кое-какие вещи. Через два
г «ш
мига сбор. Назначенные для выступления части уже собираются на Арском поле.
Гости поднялись и стали прощаться.
Вопрос о необходимости преградить скопищам Пугачева дорогу к Казани поднимался и раньше. Это пила любимая мысль молодого и честолюбивого гене- |шла Павла Сергеевича Потемкина, недавно прибывшего в Казань из столицы. Павел Сергеевич, двоюродный брат уже обласканного государыней Григория Л моксандровича Потемкина, попал в генералы, как • оиорится, фокусом: если бы не то, что его сродник Григорий стал фаворитом императрицы, уже давно охладевшей к своим прежним любимцам Орловым, II шлу пришлось бы долгонько добиваться хотя бы
совничьего чина. Но Григорий «вытащил» и Павла,
и тог в один год из майоров проскочил в полковники, it и I полковников в генералы. И вот теперь он уже в ими ральском чине прибыл с особыми полномочиями в К и iaiib, которой угрожал Пугачев. С его приездом начали подходить и подкрепления. И Павел Сергеевич решил, что сидеть у моря и ждать погоды не прихоти ел: надо идти и насесть на разбушевавшегося мгцнедя в его же берлоге.