м<>0ми. Правда, полки — Белевский и Елецкий — дале- | и не в полном составе и на три четверти состоят из

рекрутов, но они представляют достаточно

нмушительную силу. Артиллерия тоже не так плоха. А», кстати, из старого арсенала вытащили сотни чу (им уцелевших пушек, отлитых когда-то петровским Mm юром Виниусом. А казаки— лихие ребята и ими командует пользующийся среди донского казачества П<> и.июй известностью полковник Шамраев. Он держит смоих донцов в руках. Но мало и этого: едва вступив м должность, генерал Лохвицкий сейчас же настоял на < формировании волонтерских дружин из местных оПммателей. В эти дружины записались поголовно все моепитанники трех старших классов местной «Благородной гимназии», многие семинаристы, молодые куп- н|| и дворяне. Сейчас имеется уже четыре такие ми кины: гимназическая, семинарская, купеческая и дворянская. Ружья выданы из цейхгауза. У дворян к I нмназистов имеется даже по собственной пушке. Каждый день дружины производят экзерциции на мнншюм нлацу, на берегу Кабан-озера.

Пусть только Емелька сунется, казанцы пока- • v I ому кузькину мать. А кстати, вот-вот подойдет и

ружаемая в Ярославле речная флотилия. Нет, Ка-

'(1П1. совершенно безопасна!

Павел Петрович Лихачев, троюродный брат князя Курганова, старик лет шестидесяти, даже упрекал ми мл за его неприличную трусость.

К осени все кончится! — говорил он.— Как под- ннлап. заваруха неведомо с чего, так и развеется, кикс неведомо с чего. Да наше мужичье давно рассы-

бы: старообрядцы да воры-казаки с Яика их

си ной держат. Но, слышно, и у них уже нелады По'н.шие. Наделали делов, а теперь и сами не рады Ишу г, куда бы выскочить. Ведь, кому-кому, а главным Пунтпрям от расправы не увернуться!

Пиан Александрович выслушивал все эти соображения, но думал свою думу: хорошо в Казани, а еще лучше — в Москве. Туда уж пугачевцам и во веки веков не добраться. Потому он готовился перевезти семью и довольно многочисленную дворню в Белокаменную, благо и там у него был на Арбате полученный в приданое за Прасковьей Николаевной барский дом. Двое доверенных слуг отправились уже в Москву, чтобы привести дом в порядок к приезду господ.

Однако почти накануне назначенного отъезда в Москву княжня Агафья Ивановна, которую в доме звали Агатой, внезапно занемогла. Призванный немедленно городской медикус Вильгельм Федорович Шприхворт, осмотрев метавшуюся в жару больную, определил у нее горячку. Больной была пущена кровь, потом началось лечение. Но ни кровопускания, ни лечение не помогали: горячка продолжала держать молодую княжну прикованной к постели. О том, чтобы везти больную девушку в таком состоянии за тридевять земель, не могло быть и речи, и когда продолжавший тревожиться князь заговорил об этой неприятной помехе, в первый раз в жизни тихая и всегда покорная княгиня Прасковья Николаевна резко сказала ему:

— Ежели боишься, то уезжай. Я же своего детища не покину, ибо я—мать.

Так Кургановы остались жить в отведенном в их распоряжение Лихачевым обширном и удобном флигеле, окна которого выходили в пышно разросшийся старый сад.

Молодой князь Петр Иванович, записавшийся в дворянскую дружину, по целым дням не показывался дома: он завел дружбу с офицерами обоих пехотных полков, стоявших в Казани гарнизоном, и все время проводил в их компании. Скучать было решительно некогда. В переполненной сбежавшими из охваченных восстанием местностей дворянскими семьями жизнь била ключом, и молодежь развлекалась на все лады, балы и вечеринки шли беспрерывной чередой. Но и

| дрики не отставали от молодежи: среди них бы- 1(1 мало охотников до танцев, зато все почти сплошь Аыли любителями карточной игры, и эта игра велась ид широкую ногу. Бывали случаи, когда какой-нибудь | и■ | авший из своего поместья дворянин проигрывал по поместье другому, даже и не подозревая, что VI сдьба сожжена, деревня наполовину выгорела, а | решетные разбрелись или присоединились к пугачевцам.

«Штадт-медикус» Шприхворт бывал в квартире Кургановых каждый день, иной раз даже дважды, 11 oiiij следить за ходом болезни молодой КНЯЖНЫ. Имеете с ним повадился к Кургановым старый друг и приятель Шприхворта, почти восьмидесятилетний Михаил Михайлович Иванцов, называвший себя «натур- филоэофом».

►то был еще бодро державшийся, несмотря на свой преклонный возраст, высокий, сухой, как щепка, старт с изрезанным морщинами лицом и багровым,

по у пьяницы, носом, хотя на самом деле пьяни-

||.mi Иванцов никогда не был и пьянство строго осуж- Kiiii, считая его прежде всего прегрешением против

и .шов природы, которую он всегда называл «Ма- iepi.K> всего сущаго, Натурою».

Михаил Михайлович был в Казани едва ли не | 1 i.iм образованным человеком и, во всяком случае,

иммм бывалым, ибо с семнадцатилетнего и до шести- |. пплетнего возраста провел время почти без пере- pi.ma в заграничных странствованиях. Свою долгую и и. м'гкую служебную карьеру он начал еще юношей, iioi ан вместе со своим дальним родственником, знаменитым петровских времен дипломатом графом Тол- I Iмм н Неаполь, где укрывался бежавший от отцов- •' и тяжелой руки царевич Алексей Петрович со t* Кнфросиньюшкой. Позже Михаил Михайлович

пенился одним из ближайших сотрудников Остерма- HII, |ужил при Волынском, случайно уцелел, когда I In рои раздавил Волынского, побывал и в Лиссабоне,

и в Мадриде, и в Риме, и в Палермо, и в Париже, и в Лондоне. Достигши шестидесятилетнего возраста, он вышел в отставку и перебрался доживать свой век в родной город — Казань, где и сделался одной из местных достопримечательностей, а в простом народе прослыл за звездочета и чернокнижника. Такая слава была создана ему тем обстоятельством, что старик, еще в дни странствий за границей пристрастившийся к естественным наукам, устроил над своим скромным домишкой в Кремле астрономическую обсерваторию, обзавелся выписанными из Швейцарии инструментами, приобрел добрых четыре сотни книг научного содержания и занялся наблюдениями, которые простым обывателям казались весьма таинственными. Но астрономия не была для Михаила Михайловича главной целью: он увлекался философией и, приняв за исходную точку работы Лейбница, сам начал создавать новую теорию, которая, по его мнению, должна была со временем заменить все придуманное раньше.

Когда Иванцов начал свою работу, то ему казалось, что это дело достаточно простое, но чем больше подвигался его труд, тем более смутной становилась для него основная мысль. А за последние полтора года он и совсем стал сбиваться: все, что творилось вокруг, слишком резко противоречило его выводам. Раньше он установил «двенадцать основоположений благоденствия общества человеческого, государством рекомаго», а теперь выходило так, что если не все, то, во всяком случае, многие из этих «основоположений» никак не уживаются с творящимся в России.

Движение, поднятое на Яике Пугачевым, живейшим образом интересовало Михаила Михайловича, так как в этом движении он легко усматривал многие предвиденные им в «основоположениях» черты. Например, Михаил Михайлович еще во дни Анны Иоаннов- ны и ее любимца Бирона пришел к убеждению, что монархия является совершенно искусственной госу- трственной формой, к тому же, в общем, мешающей народному благоденствию. Естественной или натура аьной формой государственного устройства являет- | н (|юрма республиканская, дающая возможность народу иметь во главе управления выбранных людей, Пользующихся полным и совершенным доверием. То "|>< юятельство, что сии народные правители постав- | по гея самим народом, обеспечивает за ними и всяче- 1 н vk) поддержку со стороны самого народа. К власти попускаются только люди, заслуживающие высокого доверия своими прирожденными добродетелями и вы- г о к ими способностями, а ТЯКЖ6 бескорыстные и глубо- | о понимающие истинные нужды народа. Иначе народ не выдвигал бы их, не отдавал бы власть над собой и их руки, а ежели бы у власти по какой-либо случайное in и оказались лица, не заслуживающие народного доверия, то народ, несомненно, сейчас же отвернулся Оы от них.