Вскоре мы нашли цель своей агрессии — номер отеля. Мы изрубили всё, что можно — шторы, покрывала, матрац, обои, картины. С каждым взмахом мы добавляли сотни долларов к счёту за ущерб.

Джон Пол спал в соседнем номере, и мы решили пригласить его поучаствовать в анархии. Постучав в дверь, мы ударили сильнее, а потом сломали её, чтобы найти мирно спящего под воздействием сверхдозы алкоголя Джона Пола.

— Давай вытащим его в холл, — предложил Бонзо. — Спорим, он не проснётся.

Я взялся за ноги, а Бонэм подмышками. Мы положили Джонси в холле, кинули одеяло и оставили его на всю ночь.

Когда служащие отеля обнаружили Джонси, они из вежливости не стали его будить. Вместо этого они принесли три ширмы и поставили их вокруг него. Он проспал до самого утра.

В Хилтоне не знали, чего ещё ожидать от нас. Когда я выписывал группу из отеля, менеджер пригласил меня в офис. На самом вежливом английском, в извиняющемся тоне он сказал:

— Я знаю, что вы очень хорошие музыканты, но мы не можем терпеть подобное поведение в отеле. В номерах очень много повреждений. Один из ваших людей лежал пьяным в канаве, другой спал в холле. Простите, но я не могу позволить вам оставаться в отеле. В следующий раз поищите другое место.

Сайонара!

Даже лекции менеджера отеля не возымели эффекта на наше поведение, мы вели себя как хотели, и не собирались сдерживать эмоции. Позже, когда мы ехали на сверхскоростном экспрессе в Осаку, задора не убавилось. Я попросил Татса, чтобы в поезде нас ожидали кое-какие вещи.

— Удостоверьтесь, чтобы группа получила двенадцать флаконов саке, шесть бутылок виски «Сантори», а также сандвичи.

— Считайте, что сделано, — он и глазом не моргнул.

В поезде мы недолго упрашивали себя, чтобы начать пить, а потом создавать проблемы. Джимми познакомился с женщиной в Токио — клёвой японкой по имени Кануко, с красивыми карими глазами, которая мало что знала о Led Zeppelin. Джимми пригласил её составить ему компанию до конца тура, я думаю, он хотел, чтобы остальные отнеслись к ней с уважением. У Бонэма, однако, на этот счёт имелись свои планы.

— Она слишком хороша для Джимми, — сказал мне Бонзо. — Я покажу ей, что такое мир рок-н-ролла.

Пока Джимми и Кануко ели в вагоне-ресторане, Бонзо нашёл сумочку на её полке и взял с собой в туалет. Когда он появился, на лице играла садистская улыбка.

— Угадай что! — сказал он. — Я насрал ей в сумку.

Это уже становилось моделью поведения.

Бонзо закрыл сумочку и положил обратно. Полчаса спустя Кануко взяла сумочку с собой и пошла в дамскую комнату. Меньше, чем через минуту он вернулась — бледная, шокированная, в слезах. Бонзо мне шепнул:

— Кажется, говно сделало своё дело.

Кануко подошла к Джимми и показала произведение Бонзо. Джимми мгновенно пришёл в бешенство.

— Какая сука это сделала? — орал он, стремительно проносясь по проходу вагона, чтобы кому-нибудь свернуть шею. Мы бросились врассыпную, чтобы не попасться под горячую руку.

Бонзо нырнул на полку Питера, не зная о том, что Питер уже был там. Он не только плюхнулся на большого и крепкого менеджера, но и разлил на него и на себя выпивку.

— Ах ты говнюк! — заревел Питер. — А ну слазь с меня! Быстро!

Бонзо согнулся пополам, получив удар под дых, прежде чем успел что-либо объяснить и вылезти.

Роберт нашел спасение на моей полке, а мне пришлось искать другое убежище. Тем временем, мокрый Питер поднялся и затопал по поезду, раздавая оплеухи всем знакомым лицам на пути, включая меня. Пассажиры кричали от ужаса, они решили, что террористы напали на поезд.

— Коул, ты уволен! — заорал Питер. — Когда этот хренов поезд остановится, собирай манатки на первый рейс до Англии. Закругляйся!

— Что я сделал? — спросил я равнодушно, не думая, что Питер серьёзно думает уволить меня.

В этот момент Татс Нагасима находился на грани истерики. Он был прекрасным парнем, но когда безумие достигла пика, то запаниковал. Он нашёл в поезде телефон и позвонил Ахмету Эртегюну в Нью-Йорк.

— Ахмет, здесь ужасная, ужасная проблема, — голос Татса дрожал. — Мы на поезде в Осаку, а группа сошла с ума! Мистер Грант ударил мистера Коула и мистера Бонэма. Он также начал увольнять людей. Я не знаю, что делать. Они ведут себя так, будто собираются прибить друг друга.

Ахмет спокойно воспринял новости.

— Ты имеешь дело с Led Zeppelin, — усмехнулся он. — Нормальное поведение для этих парней. Не беспокойся. Когда они протрезвеют и доберутся до места назначения, с ними будет всё нормально.

Именно так и случилось. Мы были как братья, которые ссорятся, но всегда объединяются, когда грядёт буря. На следующий день мы извинились друг перед другом и спокойно доработали до конца тура.

Если кто-то ожидал, что гнев Питера положит конец нашим дурачествам, такого никогда не случалось. Фил Карсон из Atlantic сопровождал нас в турне по Японии и он спросил меня как-то:

— Вы когда-нибудь успокоитесь?

— Нет, — был мой ответ.

Тот тур напоминал безостановочный фильм братьев Маркс.

В Осаке группа спросила Фила, не хочет ли он сыграть на басу на концерте. Он был чертовски хорошим басистом, а Led Zeppelin редко кого просили сыграть с ними. Фил был польщён приглашением. Однако, он не знал про скрытый умысел.

Короче, Фил вбежал на сцену. Джон Пол сел за клавиши, а Фил взял бас. Он здорово вступил, чувствовал себя прекрасно, глазел на толпу и наслаждался моментом. Но четыре минуты спустя он вдруг обнаружил, что слышит только свой бас. Фил быстро огляделся — никого на сцене не было. Группа свалила в середине песни, оставив беднягу наедине с собой. Он смело затеял соло на басу, но сдался, поскольку было понятно, что парни не собираются его спасать. Фил отложил инструмент и убежал со сцены под хохот группы.

Случай получился весёлым. Но кое-что меня беспокоило. Led Zeppelin всегда относились к музыке серьёзно, всегда так было. Но тут впервые они позволили шуткам преобладать над музыкой. Японская публика была сбита с толку произошедшим на сцене: не в характере группы было так себя вести, и это напрягло.

На следующий вечер Фил снова был «цеппелинизирован», на этот раз после второго концерта в Осаке. Мы до утра шатались по клубам и в одном из них мы решили стащить с Фила одежду: сперва общупали рубашку, потом брюки. Фил понял, что сопротивляться бесполезно, и решил содействовать, методично снимая с себя одежду, включая нижнее бельё. В клубе он пробыл голым несколько минут и, уходя, прихватил белую скатерть с одного стола, обернувшись ею.

В лимузине по дороге в отель Роберт и Джон Пол вдруг начали извиняться за своё поведение.

— Прости, что мы так поступили с тобой, — сказал Роберт.

Филу стоило держать ухо востро по поводу их извинений.

Когда лимузин притормозил возле отеля, группа и Фил (одетый в скатерть) вышли и, подойдя к вращающейся двери, Роберт дружески протянул руку Филу:

— Иди вперёд, я за тобой.

Как только Фил вошёл в дверь, которая начала вращаться, Роберт схватил скатерть и стащил её с Фила. Дверь выпихнула его, абсолютно голого, в холл.

И хотя руководство по корпоративной политике не включало подобные ситуации, Фил не потерял самообладания. Он ошарашенно посмотрел на нас, но понял, что силы не равны и скатерть ему не вернуть. И подошёл к стойке и попросил:

— Можно ключи от номера 332?

Обалдевший клерк передал их ему, и Фил прошествовал к лифту, поднялся до номера в костюме Адама.

Когда мы добрались до Киото, я думал, что Фил хочет нас «сделать». Поздно вечером он позвонил мне в номер.

Ричард, подойди ко мне быстро, — сказал он возбуждённо. — У меня здесь одна крошка, и она упала в обморок.

«О, Господи, — подумал тогда я, вот она пришла, месть за наши злодеяния».

Мы с Джимми прошли через холл, но когда вошли в номер Фила, там действительно на полу лежала без сознания японская девушка.

— Что тут случилось, твою мать? — спросил я, и мы все склонились вокруг неё. Я заметил, что брюки Фила были приспущены, а ширинка расстёгнута. И он был жутко расстроен.