Джон Бонэм и Джон Пол Джонс не были в восторге от путешествий. Они комфортнее чувствовали себя дома, проводя время с семьями, вместо болтания по аэропортам и отелям. На самом деле, когда речь заходила о семьях, проявлялась мягкая сторона Бонзо и Джонси. Особенно у Бонзо, что удивляло многих. На гастролях он вёл себя иногда как чокнутый, но его жена Пэт придавала стабильности и была той спокойной гаванью, в которой он мог быть просто Джоном Бонэмом. Многие люди никогда не видели теплоты от Бонзо, думаю, это одна из самых ценных черт характера Бонэма.

В 1971-м Джимми и Роберт насели на своих товарищей с предложением исследовать новые территории. В конце концов, после нескольких недель обсуждений, Джон Пол и Бонзо сдались. В итоге получилось шесть выступлений в Японии за неделю — в Токио, Хиросиме, Осаке и Киото.

В конце сентября мы полетели туда первым классом, и с первого дня я почувствовал, что это будет событием, хоть и коротким. Да мы были там из-за музыки. Но внесценические вещи никогда не выпадали из нашего поля зрения. Случалось необычное, один странный эпизод за другим.

На первом концерте в токийском Будокане Роберт вышел, держась за рассечённую губу. Травмы и болячки никогда особо не мешали ему петь. Но он ни единой ноты не успел спеть, а внимание привлёк к себе моментально. Репортёры забросали его вопросами, но он отказался обсуждать происшедшее.

— Не суйте нос не в своё дело, — ответил Роберт одному журналисту. — Это касается меня и Бонзо.

У Бонэма и Планта были интересные взаимоотношения, очень двоякие. Они были друзьями долгое время, но иногда бранились, словно супруги, знающие друг друга слишком хорошо. Ссоры возникали из за тривиальных вещей, но вражда длилась недолго.

И за кулисами зала Будокан парочка продолжила выяснять отношения из-за счета за бензин на тридцать семь фунтов, который им выставили во время совместной автомобильной поездки по Шотландии. Бонзо заплатил, но устал просить Роберта возместить часть расходов.

В конце концов, в Японии Бонзо надоело спорить. Он решил, что лучше всего будет высказать свою позицию с помощью кулаков и рассёк Роберту губу до крови, от чего та и распухла.

Роберт обалдел, не столько от боли, сколько от эмоционального потрясения. Он начал материть Бонэма, в то же время зажимать губу платком. Через минуту должен был начаться концерт. Я никогда не слышал, чтобы они обсуждали удар Бонэма.

— Роберт и я знаем друг друга так долго, что в ссорах нет никакой злости, — сказал мне Бонзо. — Мы таким образом иногда выражаем свои эмоции.

К 1971 году Led Zeppelin так прославились и разбогатели, что могли позволить себе заплатить любую цену за качественное шоу. В Японию мы взяли Расти Братша, совладельца компании Showco из Далласа, и его звуковую систему, которая была лучшей в этом бизнесе. Я чувствовал, что лучше потратиться на собственное оборудование, чем полагаться на местную аппаратуру и здешних инженеров. И это было правильным решением. По всей Японии музыку Zeppelin принимали на ура. И хотя рок-музыка было относительно новым явлением в Токио и Японии в целом, детишки знали нашу музыку хорошо. Японцы имеют репутацию более сдержанных и тихих людей по сравнению с западными, но фанаты на наших концертах распахнули свои кимоно и расслабились по полной. С первых нот «Immigrant Song» и до последних тактов выхода на бис, аудитория одобрительно гудела. Шоу отличались друг от друга, но толпа особенно горячо реагировала на старые стандарты, типа «I'm a Man» Бо Диддли, «Maybellene» Чака Берри и «Twist and Shout» группы Isley Brothers. Должно быть, они знали рок-н-ролл лучше, чем мы думали.

Лично для меня музыку перекрыли другие события из повестки дня. Без паранойи, которую я чувствовал в Америке, мы жадно вкушали ночную жизнь Японии. В первый вечер в Токио Татс Нагасима, наш промоутер, привёл нас, по его словам, в самый элегантный ресторан Токио.

— Вы будете поражены, — пообещал он.

Татс оказался прав. Подали сукияки (блюдо из мяса, порезанного тонкими ломтиками и обжаренного с овощами) и темпура (блюдо из рыбы, морепродуктов или овощей; порезанные на кусочки продукты обмакивают в кляр, а затем жарят в кипящем масле). Традиционную японскую музыку исполняли на кото и самисене. Самое главное, саке лилось рекой, а юные дружелюбные гейши были везде.

Девушки подавали саке в маленьких белых напёрстках, как принято пить алкогольные напитки. Но Роберт высказал общее мнение:

— Такими размерами мы не напьёмся до старости!

Бонзо как всегда терял терпение.

— Можно принести большие чашки? Кофейные чашки, пивные кружки, вёдра! — попросил он гейшу.

Мы узнали, что по японской традиции, если ты предлагаешь гейше саке, она должна его выпить. Чтобы быть дружелюбными, группа угощала девушек наравне с собой. Вечер продолжался, а гейши всё больше теряли равновесие.

Конечно, Zeppelin устойчивее, чем другие люди, переносили алкоголь — будь то саке или скотч. Потом начали происходить вещи, которых мы понять не могли.

— Кто-то должен объяснить мне, — Роберт попытался собрать мысли в кучу. — Обычно, когда мы напиваемся, женщины выглядят лучше и лучше. Здесь всё наоборот: гейши становятся старее и уродливее!

— Он прав, — согласился я и перенаправил вопрос Татсу. — Почему эти птички такие старые и страшные?

Возможно, я был слишком прямолинеен. Татс, высокий мужчина, полностью соответствующий стереотипу японца, вежливого и правильного, обалдел. Но он прочистил горло и ответил:

— Девушки, что обслуживают вас сейчас — из кухни, они не гейши. А те так напились, что ресторан отправил всех домой. Они слишком вежливые, чтобы сказать, что много выпили.

После ресторана, несмотря на подпитие, вечеринка продолжилась. Мы зашли в дискотеку под название «Byblos», где пили японское пиво, прямо из банок. Можно было нюхнуть кокаина, если бы смогли его достать. В Японии наркотики были под запретом. Да, алкоголь был нашим главным выбором, но кокаин мы начали использовать чаще, просто потому что он был так доступен. Когда мы хотели получить кайф, мы никогда не были разборчивыми.

Мы смотрели на толпу на танцполе, и Бонзо воскликнул:

— Посмотри на этого хренова диск-жокея! Он играет в клетке, которая не останавливается.

Диджей стоял на мобильной платформе, которая поднималась и опускалась как вышедший из под контроля лифт.

— Этот чувак не только выглядит как посмешище, но он не сыграл ни одной пластинки Led Zeppelin, — сказал Бонзо, когда мы наблюдали за движущимся под нами лифтом. — Думаю, мы должны дать ему понять, что мы чувствуем.

«О нет, — подумал я. — Кажется, будут проблемы».

Бонзо расстегнул штаны, и не успел я глазом моргнуть, как он помочился на клетку — и на диск-жокея внутри, тот как раз поднимался. Цель была выбрана безошибочно; диск-жокею понадобился бы зонтик, чтобы спастись от телесной жидкости Бонзо. К счастью, в Токио нет закона, запрещающего мочиться на диск-жокеев.

Я быстро вывел Бонэма на улицу, мы запрыгнули в ожидающий нас лимузин. Водитель доставил нас в Хилтон, но когда мы приехали, Бонзо был так пьян, что я еле-еле вытащил его из машины, не говоря уже о том, чтобы дотащить до номера. На ступеньках отеля Бонзо упал на колено, и замер.

— Бонэм, шевели копытами, — сказал я, стараясь тащить его ко входу. Бесполезно. Выдохшись, я оставил его на тротуаре, в метре от канавы, а сам пошёл к себе. Японские прохожие обходили Бонзо, который заснул на тротуаре. До рассвета он как-то добрался до своего номера.

Позже до меня дошло, что Питер мог мне вспороть брюхо, узнай о том, что я бросил Бонэма спать на бордюре.

И хотя мы пробыли в Японии неделю, могло показаться, что мы хотели наверстать упущенное за все предыдущие туры, пускаясь во все тяжкие. Мы с Бонзо, например, решили купить самурайские мечи в сувенирном магазине отеля. Потом в номере мы фехтовали ими друг с другом, как парочка маньяков. Когда мечи сталкивались друг с другом, я шутил:

— У тебя есть номер телефона скорой? Думаю, нужно подготовиться.