Питание Солнца людской кровью… Особенно выразительно и исчерпывающе этот ритуал веры отображен на 1-й странице кодекса Лауд (см. фото 12).
Справа Миктлантекутли, Господин Смерти, обсидиановым ножом, который он держит в левой руке, рассекает грудь человека, а правой извлекает из нее сердце. Из-под ножа брызжет кровь. Изо рта бога смерти облако темной материи истекает к диску Солнца, частично заслоняя его. Это, как обычно, диск, скомпонованный из символов пламени и драгоценного камня, поскольку Солнце несет жизнь в ее первоначальной, энергетической фазе. Бог Солнца, Тонатику, восседая в светиле, пальцем касается этой темной материи, из которой в ответ появляется лента. Бросается в глаза сходство этого изображения с рисунком из кодекса Борджиа, на котором темная материя такого же происхождения превращается в драгоценном сосуде в змеящиеся ленты с целью трансформироваться в человека. Так вот о чем шла речь! Об органической материи, возвращаемой всем живым существам умершими телами!
Здесь струя крови из груди жертвы отнюдь не питает Солнце. Да, Орел касается клювом кольца крови, окружающего солнечный диск, но у этого кольца нет связи с Землей! Оно только символ. На рисунке Солнцу — источнику жизни — отдается темная, еще неживая материя.
Неужели, подумал я, рисунок приоткрывает «второе дно» доктрины, ее глубинное значение? Все говорило за то. Может быть, приношение крови Солнцу было лишь ритуальной демонстрацией, а суть таила мысль о круговороте «пищи», энергии в природе? Я имел основание так думать после того как обнаружил многочисленные соответствия между религией тольтеков и современной биологией. Я решил проверить, не скрывается ли какое-либо рациональное зерно в идее о возвращении Солнцу того, что было им дано. Может, тогда эта идея окажется не столь сумасбродной и чудовищной, а ее исполнители — не просто варвары и убийцы?
Солнце для тех народов было понятием сложным. Об этом ясно говорят его графические символы, объединяющие диск звезды с кольцами драгоценного камня, или те, на которых из Солнца появляются двойные ленты или вырастает Древо Жизни. Солнце для индейцев было не просто огненным феноменом, совершающим движение по небу, но представлялось им хранилищем живой энергии, которая, истекая сверху на Землю, созидает здесь дочернее Солнце, пылающее в миллиардах клеток биомассы. Оба они были для них чем-то единым, и земное существовало внутри небесного. Ведь Земля, по сути, погружена в Солнце, в его газовую оболочку, в его излучение в виде частиц, которые эту оболочку образуют, а также в ливень электромагнитного излучения. Так что если рассматривать проблему в свете данных физики, жизнь на Земле невозможно рассматривать иначе, как только внутри или в пределах солнечного объекта. При таком подходе правильнее было бы говорить, что человек живет внутри Солнца, а Солнце живет жизнью им самим внутри себя созданной.
Вот такому, как мне кажется, Солнцу и самой жизни грозила, по религиозному убеждению ацтеков, гибель, и ей, по-видимому, они старались самоотверженно противодействовать.
«Все химические составляющие поверхности и атмосферы Земли находятся в постоянном обращении, так как на ограниченном пространстве планеты такое поведение материи является основным требованием, обеспечивающим непрерывное существование и развитие жизни».
Эти слова сказал не ацтекский мудрец и не отец Саагун записал их! А ведь словно из уст ацтеков они прозвучали для меня, когда я выписывал их из труда «Основы современной биологии» Влодзимежа Кинастовского. И далее ученый пишет:
«Циркуляция элементов и материи в биосфере носит характер питательных соединений… Травоядные животные потребляют растения, хищные поедают травоядных либо себе подобных. Водные бассейны и почву заполняют продукты обмена веществ, в первую очередь разлагаются мертвые тела растений и животных… образуя простые соединения, — и эти циклы постоянно повторяются».
Проще говоря: жизнь питается жизнью, одни организмы должны питаться другими, одни должны погибнуть, чтобы другие могли произвести потомство, прежде чем погибнут сами. Если бы какая — то космическая причина вынудила живой мир отказаться от этого неумолимого принципа, то за короткое время с поверхности Земли исчезли бы и растения, и животные, и люди. Остались бы, возможно, кое-какие бактерии, способные перерабатывать в пищу лишенные жизни минералы. С этой точки зрения живой мир и есть тот змей, который питается сам собою, заглатывая собственный хвост, а еще солнечную энергию, без которой он погиб бы от энергетического голода.
При таком взгляде на вопрос рисунок в кодексе Лауд становился понятным. То, что Орел пьет кровь, было лишь символом, эвфемизмом, облагораживанием прозаического и религиозного обобщения, за которым был естественный процесс: возвращение разложившихся органических субстанций в живой кругооборот.
Я обнаружил и другие указания на то, что речь у ацтеков могла идти именно об этом. Событие, излагаемое в кодексе Лауд, вершат присутствующие боги, ответственные за жизненные процессы. Согласно письменным источникам человеческие жертвы приносились не Только Солнцу, но и таким богам, как Шипе-Тотек — Господин Кожи и Уеуетеотль — «бог огня, отвечающий за горение, дление жизни.
Однако возникает вопрос, почему передача материи на рисунке сопровождена гибелью человека, приносимого в жертву? Но разве все жизненные процессы, представленные в кодексах, не сопровождаются знаками жертвенного ножа и вообще символами жертв и покаяния? А что общего имели с этим жизнь и смерть и можно ли их рассматривать в категориях жертвоприношения?
И, однако, все было именно так. Прежде всего, как гласят мифы, люди возникли благодаря самопожертвованию богов. В частности — Кецалькоатль, который покинул свой рай, свое исполненное созерцания уединение и, сложив костер, сжег себя на нем. И это самосожжение я теперь воспринимал как атльтлачинолли — процесс превращения, ибо бог превратился из змеевидной ленты в человека, а обретя плоть и человеческое сознание, взвалил на себя весь груз земной, всю осознаваемую тяжесть жизни. Это тоже было жертвой с его стороны. Вместе с телом он принял на себя все, что с ним связано, то есть добровольно отяготил себя греховностью. Он стал смертным существом. Тело его неизбежно обречено на уничтожение.
Оно, правда, снова возродится в драгоценном сосуде, но снова с печатью обреченности. Так что мифическое самосожжение Кецалькоатля в Тлиллане Тлапаллана повторяется при каждом рождении до бесконечности.
На языке науки обо всем этом можно сказать так: собранная в «пищевой цепи» в теле индивидуума солнечная энергия в результате его смерти, естественной или насильственной, возвращается в круговорот природы и передается новым существам. Смерть означает конец миллиардов клеток, погибающих во имя того, чтобы другие могли совершить свой жизненный круг.
Если кому-то покажется, подумал я, что сведение возвышенного понятия жертвы к проблеме передачи материальной субстанции от особи к особи попахивает вульгаризацией, легко будет показать, что это вовсе не так, что в акте жертвоприношения именно это и существенно. Как раз в виде действа жертвоприношения отмечали в Древней Мексике праздник бога Солнца Уицилопочтли, так описанный Саагуном:
«…когда мука была уже достаточно мелкой, замешивали ее и вылепляли из теста тело Уицилопочтли. На следующий день человек, которого звали Кецалькоатлем, метал в тело этого Уицилопочтли стрелу с кремневым наконечником и пробивал ею сердце (сердце тоже вылепляли из теста. — М. К.)… и после убиения раздевали его… и сердце Уицилопочтли брали для хозяина или царя, а все тело и куски его разделяли равными частями между жителями Мехико и Тлателолько… таким образом разделяли между ними четыре куска тела Уицилопочтли… В кварталах каждый съедал кусочек тела этого бога… и говорили, что это есть тело бога».