— Чем больше развивавшееся сельское хозяйство Западной Европы испытывало потребность в изделиях городских ремесленников, тем активнее развивалась торговля. Чем больше богатели феодалы за счет труда своих крестьян, тем больше расширялся ассортимент товаров, поступавших в Западную Европу по каналам международной торговли. Чем больше возникала потребность в заморских товарах, тем активнее развивалась торговля, тем выше были прибыли международных коммерсантов. «Торговые народы древности, — подчеркивал Карл Маркс, — существовали как боги Эпикура в междумировых пространствах вселенной, или, вернее, как евреи в порах польского общества». Социальные, а часто и религиозные барьеры, с одной стороны, ставили сословие торговцев в дискриминируемое положение, но с другой стороны, служили надежной защитой их деятельности.

Христианство, распространенное по всей Европе, лишало еврейских и арабских купцов равноправия с остальными членами общества. В то же время Ветхий завет, являвшийся священной книгой евреев и утверждавший их богоизбранное положение, был также частью христианского Священного писания. Этот логический парадокс позволял христианам находить духовное обоснование для общения с евреями, хотя и держа их на постоянном отдалении от себя. Признание мусульманами существования Моисея и Христа, их вера в единого, вездесущего Бога также позволяли христианам находить с ними точки соприкосновения, хотя сторонники ислама считались опасными еретиками.

Такое двойственное отношение к нехристианским торговым народам было в известной степени им удобно, так как создавало вокруг них своеобразное изоляционное попе. Это «поле» поддерживалось взаимоисключающими представлениями о близости и антагонизме, что было схоже с теми отношениями, которые складывались между первобытными племенами на основе признания общих тотемических предков. На практике это приводило к тому, что для международных торговцев создавали особые поселения в христианских городах. Правда, в таком положении был риск, так как порой изолирующий слой разрушался то ли под воздействием периодических взрывов солнечной активности, то ли вследствие медленной коррозии, вызванной классовым антагонизмом. В этих случаях происходили погромы кварталов, в которых проживали евреи, арабы и иные «иноверцы», а короли издавали эдикты об их изгнании из своих стран.

Однако по прошествии некоторого времени международные коммерсанты возвращались в свою привычную среду. Рассматривая море феодальных государств как опасную, но преодолимую стихию, коммерция прокладывала свои маршруты, не считаясь с границами княжеств, политическими или религиозными барьерами. Пути арабских, еврейских, китайских, индийских, персидских, сирийских, ломбардских, ганзейских купцов были подобны монорельсовым дорогам, высоко поднятым над землей и позволявшим коммерсантам быстро пересекать, казалось бы, непреодолимые границы. Как отмечалось в «БСЭ», «после арабского завоевания» Испании «получила широкое развитие торговая деятельность евреев (торговля с Южной Францией, с Хазарским царством)».

Богатые торговые города словно средиморские острова, превращенные в крепости, возвышались над дикой стихией, где обитали нищие, вольные и вечно дерущиеся друг с другом феодалы. Города устанавливали свои правовые нормы, которые распространялись Лишь на эти сухопутные «острова». Магдебурге кое городское право, сложившееся в Магдебурге и принятое в Восточной Германии, постепенно распространилось на Восточную Пруссию, Силезию, Чехию, Венгрию, Польшу, Литву, Белоруссию, Украину. Упорядоченная организация городов отделяла себя от хаоса феодальной стихии.

Хотя феодальные порядки мешали беспрепятственному развитию торговли, феодальная раздробленность отчасти устраивала коммерсантов. Барьеры, разделявшие княжества, помогали торговцам играть роль посредников между различными землями разделенной Западной Европы. Подчеркивая умение торговцев использовать разделенность производителей и простоту покупателей, Маркс замечал: «Торговля первых самостоятельных пышно развившихся торговых городов и торговых народов, как торговля чисто посредническая, основывалась на варварстве производящих народов, для которых они играли роль посредников».

Коммерция оказывала такое же сильное воздействие на все ткани европейского общества, как стимулятор обмена веществ на биологический организм. Правящие касты Европы не могли существовать без товарного и денежного «гемоглобина», который перекачивался по артериям мировой торговли. Феодалы воспринимали купеческие маршруты, проложенные по сухопутным, речным и морским дорогам Западной Европы, как потоки даровой энергии, из которых можно было черпать столько товаров и денег, сколько позволяла мощь феодальных бандформирований. При этом, как это всегда было в цивилизованном обществе со времен грабительских походов фараонов, разница между благородными дворянами и обычными деклассированными элементами стиралась. Мартин Лютер констатировал: «Теперь купцы очень жалуются на дворян или на разбойников, на то, что им приходится торговать с большой опасностью, и, кроме того, их захватывают, бьют, облагают поборами и грабят».

Впрочем, для Мартина Лютера было ясно, что как у торгашей, так и у дворян способы получения материальных благ одинаково нечестны. Он писая: «Но если бы купцы претерпевали это ради справедливости, то, конечно, они были бы святыми людьми… Так как столь великое беззаконие и противохристианское воровство и разбой творятся купцами по всему миру и даже по отношению друг к другу, то что же удивительного, что Бог делает так, что столь большое имущество, неправедно приобретенное, снова утрачивается или подвергается разграблению, а их самих при этом избивают или захватывают в плен… Бог посылает рыцарей и разбойников и через них наказывает купцов за беззаконие… Так бьет одного плута другим, не давая этим понять, что рыцари меньшие разбойники, чем купцы, ибо купцы ежедневно-грабят весь мир, тогда как рыцарь в течение года ограбит раз или два, одного или двух».

Однако поскольку одни грабители не могли жить без других, им приходилось искать способы мирного сосуществования. Благородные дворяне, презиравшие и грабившие торговцев и ростовщиков, всецело зависели от них. Рыцарю Сиду из испанской легенды до отправления в поход против арабов пришлось ломать голову: как, не прибегая к откровенному грабежу, перехитрить ростовщиков Иуду и Рахиль, чтобы получить под залог деньги для своего вооружения. В конечном счете от этих «хитростей» в выгоде оставались финансисты, которые получали львиную долю прибылей от походов христиан против мусульман. Одновременно происходила коммерциализация сознания христианских рыцарей. Крестовые походы превращали фанатиков веры в профессиональных коммерсантов, о чем свидетельствовала метаморфоза Ордена тамплиеров. Коммерциализация феодализма заставляла его оберегать не только неограниченную власть сеньоров над крестьянами, права баронов на ведение междоусобных войн, но и права городов-республик, купеческих гильдий, цехов. Растущая зависимость феодализма от коммерции привела Западную Европу в движение. По мере освобождения реакции товарообмена из оков феодального общества европейский мир приобретал мощную энергию.

Постепенно все страны Западной Европы оказались охваченными сетью торговых путей, опорными пунктами которых стали быстро растущие торговые города. Как это было и в прошлом, страны Средиземного моря оказались в авангарде развития торговли. Вследствие активно развивавшейся торговли известный со времен колонизации Средиземного моря финикийцами и греками южный выступ Франции стал процветающим Провансом. Л. И. Мечников справедливо отмечал особую роль этой области в развитии европейской цивилизации, заметив, что «географически континентальная Европа соприкасается со Средиземным морем лишь берегами Прованса». Здесь морские дороги соединялись с речным путем, который вел по Роне в глубь Франции, и с древним трансконтинентальным сухопутным маршрутом.

Восторжествовавшее в Провансе учение так называемых катаров объявляло реальный мир иллюзорным, а потому они освобождали своих сторонников от социальных, моральных и иных обязательств. Религия катаров, или, по определению католической церкви, «альбигойская ересь», открывала неограниченный простор энергии земноводных, поставивших себя над остальной ноосферой. Можно предположить, что в Провансе сложился новый центр приморской периферии, подобный тем, которые существовали во времена становления морских цивилизаций Средиземного моря. Это означало, что юг Франции бросил вызов всей христианской и феодальной Европе. Крестовый поход против альбигойцев в 1209 году, сопровождавшийся массовым уничтожением населения целых городов, на долгие годы поверг Прованс в запустение.