— Да, — сказала Жекки все еще с задавленной обидой в голосе, — на машине получается гораздо быстрее.

— Я старался, как мог сделать вам приятное, — отозвался он, и тотчас заметно сбросил скорость. Его слова теперь звучали отчетливо, поскольку рев двигателя стал слабым и монотонным. — Так вот, полагаю, в вашем нынешнем положении, трудно быть разборчивой в средствах. Поверьте, я говорю это без доли осуждения. Я вообще нахожу, что разборчивость в средствах редко когда необходима. Теперь вам до крайности нужны деньги. Что ж, разве человек не вправе испробовать все средства, чтобы выжить? Разве его единственная и неповторимая жизнь не стоит того, чтобы пренебречь невесть когда написанной моралью? Согласитесь, что желание жизни все равно окажется выше любых общественных запретов.

Вы спросите, для чего я вам это говорю? А для того, Евгения Павловна, что достать пять тысяч в Инске без того, чтобы избегнуть долговой ловушки, вам не удастся. Я говорю это с полным знанием существа всех ваших финансовых обстоятельств, которыми, как вы знаете, я интересовался, поскольку ваши обстоятельства пересеклись, к несчастью для вас, с моей выгодой. Согласитесь, что я был бы не я, если б позволил кому-нибудь встать поперек моей выгоды, моих будущих барышей и тому подобное. Так что, просто поверьте: денег в долг вам никто не даст. А, не уплатив проценты Земельному банку, вы потеряете имение. А уж с Земельным банком мне будет договориться несравненно легче, чем с вами. Видите, я немало потрудился, чтобы перекредитование стало для вас невозможно. Отсюда, повторяю — безвыходность вашего положения. Без сторонней помощи вам не обойтись.

— Неужели вы готовы проявить благородство и сказаться этой сторонней подмогой? — спросила Жекки, едва удерживаясь от какой-нибудь обидной колкости.

— Да бог с вами. За кого вы меня принимаете? — благодушно опроверг ее Грег.

— Я только пытаюсь предложить последний, оставшийся вам, способ достать пять тысяч. Честное слово, я бы и сам поступил точно так же — пошел к Херувиму, и положился во всем на удачу. Уверяю вас, удача — это самый лучший, незаменимый помощник всякого человека, оставшегося без денег. И Вы, Евгения Павловна, по-моему, должны смело довериться своей судьбе. Пусть судьба решает за вас. Не важно даже, в чью пользу будет решение, лишь бы избавиться от сомнений. А там, кто знает, может быть, удача снизойдет до вас, и вы за какой-нибудь один вечер станете миллионщицей.

Жекки послышался насмешливый вызов в его словах. «Чего бы он ни добивался, но повторил ровно то, что и без его советов не выходит у меня из головы. Или он как Серый может угадывать мысли? Ведь говорил же человек из трактира о каких-то сверхъестественных способностях этого существа. Или он просто морочит мне голову и хочет только одного — заполучить Никольское. Нельзя же забывать, в самом деле, что для него, и ему подобных, не существует никаких преград и никаких иных побуждений, кроме денежной выгоды. Но в любом случае, его откровенность избавляет меня от необходимости искать другие средства. Ясно как божий день, что в Инске мне ловить больше нечего, а до игры, как способа, я додумалась без него. Так что спишем эту подсказку не на чьи-то добрые намерения, а веление той самой судьбы. Но, главное, какая неслыханная щедрость. Можно подумать, он предложил мне миллион!»

— Если я выиграю, — сказала она, как будто обдумывая что-то, — вы лишитесь барышей. Моя земля останется моей собственностью. Так зачем вам идти против вашего интереса?

— Я фаталист, и, по-моему, нет лучшего средства узнать, на чьей стороне фортуна, чем, разыграв партию в макао. Если вы выиграете, я приму это как верное свидетельство небес в вашу пользу, и подчинюсь ему с совершенным спокойствием. Если угодно, мне даже интересно, на чьей стороне они выступят в нашем мелочном споре. Как вам такое объяснение? — спросил он и на этот раз не посмотрел на Жекки.

Она ничего не ответила. Грэф и штифт со слегка приглушенным тарахтением вкатил на Дворянскую улицу. Ночью после двенадцати часов город обыкновенно погружался в темноту. Городская управа тщательно экономила на осветительных расходах. Считалось, например, что в течение всего года выпадает не менее трети лунных ночей, когда дополнительное фонарное освещение на улицах вообще не требуется. Но эта ночь не была лунной, а большинство фонарей все равно не горели. Лишь несколько случайно разбросанных кое-где светящихся окон, да одинокое бледное пятно от фонаря перед воротами уездного собрания безнадежно сопротивлялись густым потемкам. И Дворянская, и примыкающие к ней улицы, были совершенно безлюдны.

Когда с Николаевской выехали на Московскую, за заборами наперебой залаяли сразу три собаки. Где-то недовольно скрипнула калитка. Запах ночной свежести мешался с непривычно едким запахом бензина и отработанного газа, выдыхаемого автомобилем.

Жекки так и не успела насладиться первой в жизни поездкой на машине, хотя когда-то страстно мечтала о ней. Вся возможная радость от автомобильной езды растворилась в тягостных переживаниях. Вместе с тем, новая опасная и манящая идея, как оборотная сторона испытанных страхов, уже билась в крови, и Жекки, еще не решив до конца, как ей следует поступить, в душе уже знала, что не сможет не попробовать свое везение. Ну и конечно, она очень устала.

— Если вы решитесь прибегнуть к этому средству, — сказал Грег, выводя грэф и штифт из последнего переулка, после которого должен был показаться дом Коробейниковых, — то я — к вашим услугам. Вы знаете, крупная игра здесь идет только у Херувимова. И хотя время от времени там появляются женщины, в основном, конечно, определенного рода, вам будет очень трудно войти в его заведение. Так что буду рад услужить, проводив вас туда.

— Как, по-вашему, я должна буду расценить эту услугу? — с вежливой осторожностью осведомилась Жекки.

— Как хотите. Впрочем, мне, как вашему доброму знакомому, не хотелось бы, чтобы вы по неосмотрительности угодили в неприятную историю, вроде сегодняшней. На Вилке, Евгения Павловна, очень мало на кого можно положиться. Но говоря по чести, в моем предложении нет бескорыстия. Я помогу вам пройти к Херувимову вовсе не бесплатно.

Это объяснение заметно усилило настороженность Жекки. Кроме того ее сильно удивляло, что за весь вечер Грег ни разу не упомянул Аболешева. Предлагая ей рискованную ночную прогулку в средоточие порока, он ни словом не обмолвился о том, насколько мнение Павла Всеволодовтча на этот счет желательно, обязательно или недопустимо. Но имя Аболешева не было произнесено ни разу. Это и задевало, и радовало Жекки. Она ни за что не хотела бы теперь говорить с Грегом о муже. Но сама не могла не думать о нем. Не могла не предполагать, что умалчивая об Аболешеве, Грег либо что-то скрывает, либо желает, чтобы она о нем ни в коем случае не вспомнила. То, и другое показалось ей в высшей степени неприятным.

— Господин Грег, — почти торжественно заявила она после паузы, — какое бы предложение вы мне ни сделали, я никогда не соглашусь на него. Можете быть в этом совершенно уверены.

— И все-таки, — возразил он с характерной усмешкой, некрасиво вздернувшей его верхнюю губу, — я рассчитываю, что вы передумаете. В этом случае знайте — после одиннадцати вечера я буду ждать вас на перекрестке с Николаевской у кривого дома с балконом.

— Напрасный труд. Уверяю вас, если я даже захочу попасть в игорный дом, то сделаю это без вашей помощи.

— Евгения Павловна, — сказал Грег, откровенно передразнивая ее, — сколь бы вы ни были прытки и претенциозны, завтра после одиннадцати я буду всецело к вашим услугам. Можете быть в этом совершенно уверены.

Она чуть было не рассмеялась, до того точно он воспроизвел ее отрывистую манеру говорить. Они уже остановились, немного не доезжая до ворот около дома Коробейниковых. В том же дворе располагался и флигель, где жили Аболешевы. Выйдя из машины, Грег подал руку.

— Между прочим, — сказала Жекки, стараясь унять дрожь от его прикосновения, — вы помните, завтра сестра собирает местных любителей музыки. Вы — в числе избранников.