— Вас это вовсе не должно беспокоить, — сказал он, еще посмеиваясь. Потом слегка потрепал Юру по плечу и уже спокойно добавил: — Выбросьте этот вздор из головы и подумайте о другом. Я же вижу — вам ужасно хочется прокатиться на автомобиле, только прокатиться по-настоящему, как большому, чтобы ветер свистел в ушах. Не как в прошлый раз. Ведь правда? Ну так я готов исполнить вашу мечту. Решайтесь же, Коробейников. Время не ждет.

Юра внимательно посмотрел на смеющиеся, брызгающее ядовитым весельем глаза Грега и подумал, что этот, в общем-то, равнодушный ко всему человек, ничего не боится. И почему бы, раз уж ему пришла такая странная охота сделать удовольствие Юре, почему бы не согласиться на его опасное предложение? В конце концов, никому не известно, когда еще у Грега будет такое игривое расположение духа и сможет ли он еще хоть однажды промчать Юру в своем великолепном грэф и штифте по улицам Инска. Скорее всего, такого случая больше не будет. Ибо Грег, уж конечно, совсем скоро, если только его всерьез не упекут в тюрьму, как только прекратятся пожары, уедет из города, а другое авто здесь может быть не появится еще целых сто лет.

— Ну если так, — словно через силу произнес Юра, — если так, то я согласен.

— Другого решения я не ждал, — одобрил Грег и быстро прибавил: — Когда развяжете проволоку дайте мне какой-нибудь знак. Полагаю, вы умеете свистеть?

— Умею.

— Вот и прекрасно. Свистите изо всех сил и немедленно бегите в сторону, подальше от ворот. Я догоню вас. В крайнем случае, минут пять постойте у пожарной каланчи. И если я не появлюсь за это время, не ждите больше. А бегите к своим на пристань. Запомнили?

— Да.

— Ну что же, тогда по рукам, — Грег, совсем как взрослому, протянул Юре руку.

Это было незабываемое, первое мужское рукопожатие в Юриной жизни.

XLVI

Юра не запомнил, как через пару минут спустился по темной лестнице. Как несколько раз ударил кулаком во входную дверь и услышал освобождающий скрип ключа в замке. Не запомнил и того, как очутившись по другую, вольную, сторону тюремного частокола, вдохнул полной грудью горький, расходящийся мутными потоками воздух. Он снова осознал себя только под аркой, у тюремных ворот.

Юра очень спешил, но помнил об осторожности и на всякий случай, прежде чем приступить к делу, оглянулся по сторанам. Как и предупреждал Грег, ни поблизости, ни в отдалении не было никаких часовых. Улица, насколько хватало глаз, была совершенно пуста, и холодный ветер над ней гнул корявые ветви деревьев.

Юра потрогал рукой шершавые доски, из которых были сколочены ворота. Засов был высоко, и чтобы распутать стянувшую его проволоку, нужно было либо забираться каким-то образом по воротам, либо дотягиваться до него с земли. Сначала Юра попробовал первый способ, рекомендованный Грегом. Сразу же выяснилось, что в воротных досках нет заметных ращелин, за которые можно было уцепиться ногами, дабы вскарабкаться наверх, и после удерживаться на весу, помогая себе хотя бы одной рукой. Но даже и в таком положении, будь оно возможно, распутать туго скрученные проволочные узлы Юре навряд ли бы удалось.

Вот когда он в снова вспомнил Захарку. Помощь друга сейчас пришлась бы так кстати. Вместе с ним они бы в два счета справились и с воротами, и с тугой проволокой в засовах. Но Захарка, увезенный из горящего Инска своим ушлым папашей, уже не мог помочь. А впрочем… Юра задумался. Что бы стал делать Захарка, окажись он на его месте? Как бы он поступил? Засопел, поковырял в носу, почесал грязные лохмы… Захарка всегда выкручивался. Он был похож на папашу. Сейчас его пронырливость невзначай передалась Юре. Он мигом встряхнулся и стал отыскивать глазами на обочинах какие-нибудь предметы, способные создать для него достаточное возвышение. Из мусора вблизи валялись только клочки соломы и грязные обрывки газет. На противоположной стороне мостовой за деревьями тянулись однообразные складские постройки. Возле них так же ничего подходящего не обнаруживалось. И только у самой крайней, примерно в ста шагах от тюремной арки, Юра увидел под водосточной трубой деревянную бочку. Он бросился к ней со всех ног. На его счастье бочка заметно рассохлась. В нее набросали изрядно всяких съестных объедков и прочей дряни. Но Юру уже ничто не могло остановить. Он безжалостно опрокинул бочку на мостовую и с грохотом покатил ее на другую сторону улицы. Мусор высыпался из нее, оставляя за Юрой весьма красноречивый след.

Ему потребовалось собрать все свои силы, чтобы перевернуть бочку вверх дном перед воротами. Взобравшись на нее, он кое-как дотянулся до петель засова. Но сил, чтобы раскрутить толстую проволоку явно не хватало. Грег в своей снисходительности оказался слишком далек от реальных возможностей маленького гимназиста. И все же Юра старался как мог. Его руки уже были все исцарапаны и исколоты в кровь. Нудно саднила коленка, ушибленная, пока он возился с бочкой. Крохотная щепка, отскочивша от воротной доски, больно вонзилась почти у самого запястья. Но заниматься такими пустяками, было некогда. Юре удалось развязать основной узел. Проволока распустилась и воротни, поползли сами собой, при этом, последний самый тугой изгиб проволки, так и остался не развязанным. Юра ничего не мог с ним поделать. В итоге полуприкрытые воротни повисли на болтающейся между ними проволочной петле.

Юра готов был разрыдаться от постыдного бессилия, но вдруг услышал знакомый протяжный рокот запущенного автомобильного мотора. Он понял, что ничего не получится. Что игра проиграна, и что прокатиться на авто по пустым инским улицам ему все-таки не удасться. Он еще сомневался, должен ли засвистеть, чтобы подать знак отступления. Подумал и решил, что Грег и так все увидит. Спрыгнув с бочки, Юра негодующе оттолкнул ее. Слезы непрошенно защекотали у него в носу и покатились из глаз.

Вдруг рокот мотора за воротами обратился в надрывный рев. Юра никак этого не ожидал. Он считал, что должно произойти ровно обратное. Что Грег, не услышав его свиста и, увидев, в каком плачевном состоянии оказались полураскрытые ворота, повернет машину обратно, и на этом все их преступное пердприятитие тихо закончится. Однако, за воротами почему-то происходило совсем другое. Мотор внезапно грозно взревел, и Юра едва-едва отпрыгнув на мостовую, увидел, как расвирепевший грэф и штифт на безумной скорости вырвался из-под арки, с треском разбросав по сторонам вихляющиеся воротни вместе с проволочным огрызком, мелкими щепками, досчатой трухой и осколками битого стекла.

В сизых клубах выхлопного газа, окутавших его с головы до пят, ошалело глядя на затормозивший автомобиль, Юра машинально отметил глубокую вмятину на черном капоте, сплющенный всмятку правый фонарь, разбитое вдребезги ветровое стекло и смеющееся, исполненное яростного ликования, лицо Грега.

— Садитесь же, — крикнул Грег, с трудом одолевая рычащий хрип мотора.

Юра даже не успел как следует прикрыть за собой бортовую дверь, как у них за спиной один за другим раздались два выстрела.

— Не обращайте внимания, — прокомментировал Грег, немедленно вдавив педаль газа, и заставив машину экстренно взмыть на высокий уличный подъем, что вел от острога к пожарной каланче. — По мне частенько стреляют, но почти всегда неудачно. Так что, не робейте, и держитесь крепче. Сейчас я покажу вам, что такое настоящая скорость.

Юра еще не оправившийся толком от всего произошедшего с ним у ворот, с удивительной легкостью, буквально за несколько секунд, переключился от полного уныния к несказанному упоению. Такого с ним еще никогда не было. Он сидел в кресле одного из лучших евпропейских автомобилей, по левую руку от одного из лучших автоводителей в России, и летел вместе с ним по совершенно пустым, мощеным улицам Инска, чувствуя невыносимую явность почти нереального, непостижимого в производимой им мощи и быстроте движения. Ветер бился им в спины, и уверенный рев мотора гремел в унисон свистящему на виражах пространству. Воздух разлетался на клочья, в ушах оглушительно выли встречные вихри, а душа так и рвалась за собственный предел. Казалось, какой-то молниеносный смерч подхватил и понес их над землей, обдавая ледяными ожогами беспредельной свободы, и уже никому неподвластным, неудержимым стремлением вперед. И Юра, как воздух, ртом глотал каждое мгновение этого уносящего его за собой стремления. Он чувствовал губами его пьянящий поток, он дышал им и пил, как драгоценный нектар, неповторимый и невозвратный.