Волки были призраками, как призрачной была сама окрестная мгла, ночная бездна, разверстая вокруг на тысячи неоглядных верст. Вглядываясь в нее и в то, с какой несокрушимой силой противостал ей Грег, Жекки невольно представила на его месте, князя Юшку Ратмирова, его дальнего пращура, который, должно быть, точно также упрямо и неистово отбивался в лесной чаще от полчищ неведомых диких тварей.

Да, это был он, князь Юрий, бросившийся через лесные дебри в погоню за остатками Мышецкой рати, восставший против отца, мятежный князь-изменник. Отверженный и ожесточившийся, он рубился наравне с простыми войнами, и все же избежал страшной участи, постигшей большинство его ратных людей. Ему помогла та же беснующаяся страстная отвага, неутолимая жажда и грозная мощь, что превозмогала призрачный морок. Недаром Грег произошел от того же темного, жилистого корня, что, прорастая сквозь долгие века, точно сквозь толщу бурой лесной земли Мышецкого княжества, в назначенный час закольцевал упрямое время. И вот уже Грег дрался один на один с целой армией, как пращур, не зная жалости, не помышляя о поражении, не чувствуя заведомой обреченности. Призраки наседали на него теснее. Пламя факела меркло, и его горение должно было вот-вот оборваться. Жекки не могла долее выдерживать ни кровавых отсветов на оскаленном лице Грега, ни нежащего внутреннего томления. Протяжная волчья песня звала ее.

— Оставьте это, Грег, — воскликнула она, встав за его спиной. — Они пришли за мной. Вас одного они не тронут. Я пойду к ним.

Грег повернул к ней бронзовое лицо, оскаленное страшной улыбкой. От переносицы по его левой щеке извивалась тонкая струйка пота. На лбу тоже поблескивали влажные крупинки. В горящих глазах прыгали красные отражения гнева.

— А вы не находите, что ваше прозрение несколько запоздало? — спросил он, сдерживая бешенство и что-то еще, столь же сильное и живое.

— Я пойду к ним, — упрямо повторила Жекки, перебрасывая ногу через борт автомобиля.

— Черта с два, — последовало в ответ вместе с еле уловимым толчком, от которого Жекки, точно пушинка, отлетела, упав спиной на заднее сиденье. — Я же сказал, что вы к нему не вернетесь.

— Я сама решу, что мне делать, — закричала Жекки, снова поднимаясь и чувствуя, что еще никогда прежде она не испытывала такой мучительной ненависти. — Я лучше вас знаю, чего хочу.

— Не уверен в этом, моя дорогая, — возразил Грег, смягчая непреклонность ответа обычной насмешливостью.

В эту минуту снова повеяло неземным холодом, голубая дымка над вершиной холма прояснилась, и большая луна показалась из-за растрепанной облачной пелены. Жекки окунула взгляд в поток белого сияния, пролившийся с осветленного неба, и увидела в прозрачном, матовом свечении над синим склоном холма четко обрисованную, черную фигуру волка. Ей показалось, что она узнала бы его, даже если бы он не был обведен лунным лучом с такой рельефной отчетливостью. Даже если бы его огромная тень не протянулась от холма по близлежащей равнине, и не пересекла со зловещей неподвижностью голубые колеи лесного проселка, на котором застрял грэф и штифт. Скопления черных теней, перестав взметаться рваными клочьями мрака, начали пропадать в придорожных зарослях, точно исполняя достигшее их повеление, и окрестная тьма принимая их, поглощала всех без остатка. Грег, так же, не отрывая глаз от холма, опустил тлеющий факел.

— Серый! — вырвалось из груди Жекки, и тотчас, не помня себя, она перескочила через борт автомобиля, присела, упав на землю, выпрямилась, и со всех ног, не видя перед собой ничего, кроме черного силуэта волка, пустилась в сторону пологой возвышенности.

Если бы не досадная случайность, если бы Жекки не оступилась, провалившись ногой в какую-то канаву, скрытую в сухой траве, то, возможно, долгожданная и уже совсем новая, неповторимая встреча с Серым стала бы явью.

А может быть, ничто, никакая заминка, не помешала бы Грегу без особых усилий догнать ее. Может быть, его минутная медлительность была всего лишь положенной данью самолюбию или непродолжительным колебанием перед лицом необъяснимого внутреннего стеснения. Так или иначе, Жекки поднялась на ноги, уже подхваченная сильной рукой. В объятиях Грега ее сдавило удушье. Она пробовала еще раз позвать Серого, но вместо звуков голоса из груди вырвался слабый прерывистый стон.

Внезапная слабость охватила все ее тело, особенно, ноги, которые почему-то вздумали подгибаться, а манящее белое сияние впереди медленно потекло вспять, в окрестную темноту, где только что потонули черные клочья призраков, и где сейчас на ее глазах безвозвратно растаял, исчезнув вместе со зловещей тенью, черный силуэт волка.

— Серый, — все-таки прошептала она, проваливаясь в ту же спасительную темноту, что за минуту перед тем приняла в себя настоящую Жекки — ее воссоединенное цельное сердце.

XL

Она открыла глаза в темноте. Черная ночь, обрызганная крупной серебряной солью, летела навстречу. Грэф и штифт снова монотонно рычал, прорезая вязкие глыбы мрака подрагивающими световыми воронками. Их узкие основания исходили из стеклянных автомобильных глаз, а широкие раструбы упадали на убегающую дорогу. Было очень холодно. Видимо, толстый плед, укутавший ее, сбился, и она, какое-то время оставаясь без сознания, не могла подоткнуть его под себя. Голова оставалась непокрытой, и встречный ветер яростно трепал ее густые распустившиеся волосы.

Приподнявшись, Жекки остановилась взглядом на изорванной широкой спине водителя, и сразу же отвернулась от нее. Не то чтобы мысль о Греге вызвала прилив ненависти или какого-то другого сильного отторгающего чувства, скорее наоборот, Жекки показалось удивительным, что эта мысль не оставила по себе никакого сильного ощущения. Грег сделался для нее чем-то настолько посторонним, что она могла не замечать его присутствия, как будто он был прозрачным. Все, что было живого и настоящего в Жекки, существовало теперь помимо Грега. Его жадная животворная мощь, скользя по поверхности, больше не могла проникнуть в то огромное, существо, сочащееся горячим током подлинной жизни, что наполняло ее теперь всю целиком. Эта полнота была так всеохватна, что не оставляла места даже для ненависти, даже для мгновенной неприязненной вспышки, относящейся к кому-то чужому. Жекки смотрела в израненную спину Грега, отворачивалась, как будто не понимая, что же такое она увидела, и с возрастающим нетерпением принималась вглядываться в летящие по сторонам ночные дали.

Они ехали еще довольно долго. Мотор рычал с прерывистым покряхтыванием, словно был простужен, и вероятно, поэтому автомобиль не мог прибавить в скорости. Во всяком случае, Грег больше не предпринимал попыток разогнаться. Жекки всматривалась в темноту обвыкшими глазами и находила мелькающие то там, то сям примечательные особенности знакомых мест. Грэф и штифт давно миновал съезд на большую дорогу, ведущую к Инску, и теперь прокладывал себе путь по лесному проселку, удаляясь от города.

Жекки была довольна тем, что Грег предпочел без всякого понуждения с ее стороны, везти ее прямо домой — в усадьбу. Вот они миновали перекресток с Аннинским, где Жекки недавно повстречала нищих и где всегда, даже ночью, попадались бредущие из кабака пьяные мужики. Вот снова вьехали в лес, окруживший их со всех сторон сплошной черной стеной. Вот огромная старая ель проводила их взмахом отброшенной тени, обозначив выезд на ту тропу, по которой Жекки обычно напрямик через Волчий Лог проезжала по своим делам. Но машина, не сворачивая, зарокотала дальше по наезженной колее. И вот, наконец, из темноты показалось несколько вздрагивающих огоньков, разбросанных по откосу довольно крутого пригорка. Это было Никольское. Жекки вздохнула с облегчением. Не заезжая в спящее село, автомобиль остановился в нескольких саженях от подъездной аллеи. Жекки хотела что-то сказать, но не успела, потому что Грег снова запустил двигатель и круто завернул в аллею. Он подогнал машину прямо к крыльцу. Круглый фонарь, висевший справа над входной дверью, обводил желтеющим полукругом дощатый настил, две верхние ступеньки крыльца и колонны фасада. На дворе было темно и пусто.