– Все слушаю и пишу, – бросилась ему навстречу Таня. – Как же иначе, нужно ведь. Теперь уже, кажется, во всем разобралась, ничего непонятного не осталось.
– Ну-ну! А я вот свежатинки принес. Сейчас супец заварим. Эко, бумаги-то исписала, не меньше, чем Максим. И как же, если попросту сказать, все это будет? Как вы собираетесь эти самые бомбы уничтожать?
– Мы ничего уничтожать не собираемся, дядя Степан, Мы построим им такую машину, вроде прожектора, которая будет посылать в пространство мощнейший пучок лучей. Только лучей этих никто не увидит. Это будут не лучи све та, а поток особых мельчайших частиц. И направим мы его не прямо к горизонту, а вот так, под углом к земле, вниз, потому что он свободно пройдет через весь Земной шар, через что хочешь. И все бомбы, которые окажутся на пути этого потока, этих лучей...
– Враз станут негодными? Как порох под дождем, так мне Максим сказывал.
– Да, примерно так. А поскольку размах нашего луча будет очень широким и сила его с расстоянием не ослабнет, то поставим мы такую машину где-нибудь, скажем, на Днепре, и вся Европа, вся Америка будут пронизаны этими частицами. Ни одна бомба от них не спрячется.
– Ловко! – усмехнулся Силкин в бороду, укрепляя котелок над костром.
– Да, только бы Максим скорее вернулся. Вся душа у меня, дядя Степан, изболелась. Где-то он сейчас?..
– Вернется, не тужи! Я Максима знаю. А что это вроде урчит там, за Гривой?
Таня прислушалась:
– Вертолет! Неужели они?.. Силкин приложил ладонь к глазам:
– Да, вертолет. И чего он кружит там взад-вперед?
– Садится, дядя Степан, садится... Сел! –Таня откинула волосы от лица, машинально коснулась виска. – Ой, что это?
– Чего? Чего ты побледнела?.
– Диск... Диск молчит...
– Так не все ему говорить.
– Но ведь это... Вы не знаете... – она бросилась к расселине, раскидала валежник, лихорадочно разгребла хвою прикрывавшую бесценный мешочек, – в нем лежала лишь стопка полуобгоревших бумаг.
Сдавленный стон вырвался из груди Тани. Закусив губу, чтобы не закричать, упала она на землю и зашлась в беззвучных рыданиях.
– Таня, голубушка, что с тобой? – подбежал к ней Силкин. – Ах, диск... Куда он сгинул? Да бог с ним, с диском! Стоит так убиваться!
– Максим! Нет больше Максима... – с трудом выговорила Таня.
– С чего ты взяла? Опомнись! Да встань, встань с земли-то! Придет твой Максим. Может, как раз на этом вертолете...
– Максим сказал, что в случае... в случае его смерти... диск исчезнет...
– Фу ты, страсти какие! Да мало ли что сказал Максим! Мало ли что могло приключиться с этой штуковиной! Техника, она того...
– Нет-нет, дядя Степан, все кончено...
– А я говорю, жив Максим, сердце мое чует. Просто извелась ты с этим диском. Иди ляг! Ляг в свою постельку, ну и того...поплачь, тебе легче будет.
6
– Нет, больше не смогу сделать ни шагу! – Саакян вытер пот с лица и шеи, тяжело опустился на замшелую лесину. – Где она, эта ваша заимка? Уже два часа идем без всякой дороги. И все лес, лес...
– Колесников, остановись на минуту! – крикнул Дмитрий идущему впереди Максиму. – Сейчас придем, Рубен Саакович, видите, грива уже на противоположной стороне осталась. И дымком запахло. Максим, стой, отдохнем немножко, Рубен Саакович совсем из сил выбился.
– Ладно, отдыхайте, а потом – прямо по моим следам. Тут уж и идти-то – пара пустяков! – отозвался Максим, не сбавляя ходу.
– Он что, уходит? Оставляет нас одних?! – вскочил Саакян. – Скажи ему, чтобы обождал!
– Эй, Максим! – снова крикнул Дмитрий. – Остановись, тебе говорят! Что ты мчишься, как на пожар!
Но Максим даже не обернулся. Смутная тревога гнала его вперед и вперед. Как там Таня? Шутка ли, столько времени в тайге... И диск! Удалось ли уберечь его им с дядей Степаном? А если диска уже нет?..
Он миновал последний подъем и, свернув с петляющей тропы, ринулся прямиком вниз, к озеру, на запах дыма. Острые сучья хлестали по лицу, цеплялись за одежду, ноги скользили по мокрой траве. Он не замечал ничего.
Но вот в просвете между деревьями мелькнуло низкое бревенчатое строение, послышался треск костра, а через минуту и сам Силкин с цигаркой в зубах и с черпаком в руке шагнул ему навстречу:
– Ну, долго жить будешь, Владимирыч! Только сейчас тебя вспоминали. Доброго здоровьица! – он пощекотал бородой лицо Максима.
– Здравствуй, дядя Степан. Как вы тут? Как Таня? Где она?
– Сейчас выйдет. Эй, Татьяна, встречай гостя! Максим сбросил рюкзак, метнулся к избушке. Таня
стояла в дверях, поспешно вытирая слезы, боясь поверить в реальность происходящего.
Он схватил ее за руки, жадно вглядываясь в припухшие от слез глаза:
– Как ты, не болеешь? Никто тебя больше не пугал? Но она видела лишь его окровавленные бинты:
– Что это? Ты ранен? Серьезно?
– Пустяки! Небольшая царапина на виске.
– На виске?! И твой элемент...
– Не знаю, может, и поврежден.
– Он разрушен, Максим! Диск исчез!
– Как исчез?!
– Пропал, испарился, сразу, как приземлился вертолет. Я даже подумала... Что я пережила за эти два часа! – она нежно коснулась его забинтованной головы. – Но ты не беспокойся, я все успела прослушать, все поняла, во всем разобралась. Вот видишь, – кивнула она на стол, заваленный исписанными листками бумаги.
– Но как ты смогла?
– Так Этана и мне вживила элемент связи, я не успела тебе сказать.
– А шифр?
– Тут помог случай. Потом я все расскажу, а сейчас...
– А сейчас вот тебе письмо от Вовы, – Максим достал из кармана небольшой, покрытый детскими каракулями листок.
– Вовка, сынок… – шептала, смеясь и плача, Таня.
прижимаясь лицом к посланию сына. – Как ему трудна там, наверное, без меня...
– Да нет, бегает с соседскими мальчишками, вырос, загорел. Правда, на прощание сказал, чтобы в следующий раз я пришел обязательно с мамой.
– Сколько счастья в одну минуту! – она порывисто прижалась к нему, но тут же отстранилась, потупилась, осторожно погладила его забинтованную голову. – Это я вылечу тебе в два дня. Но ты голоден, наверное?
– Нет, не очень. Да сейчас сюда целая компания заявится: Дмитрий Зорин, его шеф-профессор, ну и бедняга-пилот. Вертолет-то рассыпался на Лысой Гриве, хорошо, что все легко отделались. А вот и они...
– Ну, иди к ним. Я сейчас. Только немного приведу себя в порядок.
Максим спустился к костру:
– Знакомьтесь, товарищи. Это Степан Семенович Силкин, мой старый друг и лучший охотник Вормалея.
– Да-да... Очень приятно... – пробормотал скороговоркой Саакян, усаживаясь на бревно возле костра. – Так вот, товарищ Силкин, не могли бы вы помочь нам как можно скорее связаться с Вормалеем или Отрадным?
– Как это связаться? Дорогу указать, что ли? Так это Максим не хуже меня...
– Нет, речь идет о другом. Нам надо как-то вызвать другой вертолет.
– А как его вызовешь, это-ть не собака.
– Дядя Степан, – вмешался Максим, – Рубен Саакович интересуется, нет ли тут поблизости какого-нибудь леспромхоза, базы геологов, словом, чего-то такого, откуда можно было бы позвонить по телефону.
– Нет, слава богу, энти с топорами да пилами сюда еще не добрались. Последние угодья с непуганым зверем. Ведь зверь, он...
– Подождите вы со своим зверем! – перебил Саакян. – Поймите, у нас произошла катастрофа, разбился вертолет. Надо сообщить об этом на базу, сказать им, что бы выслали другую машину. Как это сделать?
– А зачем он нужен, другой вертолет? Все вы, я вижу, на своих ногах. А тут и идти-то от силы три дня, хоть до Вормалея, хоть до Отрадного.
– Ну, это мы сами знаем, что нам нужно и что е* нужно!
– А сам знаешь, так и будь здоров! – старик махнул черпаком и отвернулся к костру.
На миг повисло тягостное молчание.
– Так, может, мы сначала взглянем на диск, Рубен Саакович? – нашелся Дмитрий.
– Ох уж этот диск! – скривился Саакян. – Ну, давайте его сюда, посмотрим...