– Почему не сможет? Кончила физфак. С отличием. Вела физику в школе. Подучится у нас...

– Я тоже так думаю. Девушка развитая. Ну и... есть на что посмотреть. А, дорогой? – в трубке послышался смех.

У Дмитрия отлегло от сердца:

– Нет, серьезно, Рубен Саакович, не боги горшки обжигают.

– Конечно, конечно. Прости, что побеспокоил. Но лучше, как говорится, семь раз отмерить... Вдруг, думаю, не ты письмо написал. Счастливо отдыхать!

– Спасибо, – Дмитрий вытер пот с лица, несмело глянул на отца: – Ив отпуске не дают покоя.

– Постой, Дима. О ком это шла речь? Я почти все слышал.

– Да тут сб одной...

– Той девушке-физичке, с которой ты познакомился в день приезда?

– Ну да.

– Но разве ты действительно так хорошо ее знаешь?

– Не то чтобы очень хорошо, но... Что тут особенного?

– А то, что институт твой занимается довольно деликатными делами, Дима, и рекомендовать туда случайных знакомых... Кстати, она давно здесь живет? Одна, с родителями?

– Как тебе сказать... Живет с братом, Виктором. А давно или нет... Не знаю.

– Ох, Димка, Димка! Хоть ты и кандидат наук, а ума у тебя... Ты уж позволь мне навести справки об этой Алле Федоровне Нестеренко?

– Как знаешь.., Вот ее адрес, запиши. Только зря все это...

4

– Ну вот, сын, – сказал Зорин, бросая портфель на стол, – невеселые у меня новости. Никакие Алла и Виктор Нестеренко в том доме, где ты бывал, не жили и не живут. Квартира эта принадлежит совсем другим людям, которые действительно сдавали ее на месяц какой-то молодой паре, сдавали без прописки, сами не знают кому. Теперь там поселились другие отдыхающие, а Алла твоя...

– Вот черт! – закусил губу Дмитрий. – Неужели они обвели меня вокруг пальца, чтоб только протащить эту Аллу к нам, в лабораторию? Ну, хорошо! Я ей покажу институт! Что же мне сейчас делать?

– Бери трубку и звони профессору.

– Нет, это не телефонный разговор, папа. Разве по телефону такое объяснишь? Я напишу ему. Завтра же все напишу. Вот только... Слушай, папа, Тропинина случайно в отпуск не собирается?

– Нет, какой сейчас отпуск в разгар сезона,

– Лучше, если бы она уехала куда-нибудь..,

– Ну, так нельзя, Дима. Я понимаю твое состояние. И все-таки...

– Ничего ты не понимаешь, папка! Если бы ты знал, как все перепуталось! – в отчаянии воскликнул Дмитрий. –? Ведь если эта Алла... Если она вернется, то Тропинина... То все пойдет к черту!

– О чем ты говоришь?

– Я сам не знаю, что говорю. Пойду, пройдусь, обдумаю все как следует. А завтра напишу Саакяну.

– Но объясни мне толком...

– Завтра, все завтра! –Дмитрий схватил пиджак и выскочил за дверь.

Зорин понял, что надо ждать беды.

– Что же делать? Что делать?! –твердил без конца Дмитрий, минуя одну улицу за другой.

Саакяну написать, конечно, надо. Обязательно надо.| Мало ли кем может оказаться эта Алла. А дальше? Дальше она вернется в Кисловодск и тогда... Страшно подумать, что она по злобе может сделать Тропининой.

Значит, пойти заявить в милицию? Но что сказать там? Что одна женщина может из-за него, дурака, вцепиться в волосы другой? Да над ним посмеются – и больше ничего. Тогда что же, снова позвонить Тропининой, рассказать ей все? Увидеть на ее лице презрение, навсегда остаться в ее глазах гаденьким прохвостом? Нет, на это у него просто не хватит сил. Так что же делать?

И вдруг... Впрочем, этого следовало ожидать. – Здравствуй, Дима. – Виктор вырос словно из-под зе мли, обжег ослепительной улыбкой. – Спасибо тебе, Дима, за сестру. Она только что звонила. Все у нее, как будто, устраивается. Только слушай, Дима, кто это все ходит и разнюхивает про нас? Мне это не нравится, честное слово! Да и было бы что разнюхивать! Да, мы не прописаны в этом городе. Так разве здесь легко прописаться иногородним? А мне, с моим здоровьем, нельзя жить нигде, кроме Кисловодска. Ты сам видел, что со мной бывает. Вот и перебираюсь с квартиры на квартиру, как американский безработный. Так что, меня за это сажать? И сестре не давать ходу? А ведь боюсь, тебя науськают эти ищейки нафискалить в институт, и ты по слабости характера пойдешь у них на поводу. Плохо будет тогда, Дима. Аллочка вернется, и Тропининой придется поступиться не одной прической; Да и с отцом твоим может случиться несчастье. Большое несчастье, Дима. Очень уж сердита на него Алла. А ты, видно, не знаешь еще моей сестры. Скажу тебе по секрету, я сам боюсь ее. Так что не будь слабохарактерным. До свидания, Дима.

Виктор исчез, как появился. Дмитрий плохо помнил, как пришел домой. В голове его творилось нечто невообразимое. В висках будто били пудовые молоты. Грудь разрывалась от приступов тошноты. По лицу и спине змеились холодные струйки пота.

– Дима, что с тобой?

– Не знаю, папа, оставь меня, я спать хочу..,

Семнадцатому от первого

Крайне недовольны вашими действиями. Необдуманное применение к Леснику инструкции «Е» может повлечь за собой безвозвратную потерю интересующих нас предметов. Единственная возможность вашей реабилитации – непременное обнаружение и захват указанных предметов через самого Странника. Для чего следует: либо, тщательно наблюдая за ним, овладеть предметами сразу, как только Странник попытается извлечь их из тайника, либо, если он почему-либо воздержится от поисков тайника, а тем более попытается покинуть Вормалей, не наведя вас на тайник, похитить Странника и, надежно изолировав его, принудить открыть местоположение тайника, а также постараться получить от него максимально возможную информацию о пребывании на инопланетном корабле. В этом последнем случае не останавливаться ни перед чем, включая инструкцию «Е».

До того, как будет проведено похищение, вы должны выявить всех людей, с которыми встретится Странник по выходе из больницы, взять на заметку все места, которые посетит Странник, по возможности установить, чем они привлекли Странника, проследить, не ждет ли его какая-либо корреспонденция на почте до востребования.

Еще раз категорически настаиваем на недопущении контактов Странника с официальными властями. В последнем случае применение инструкции «Е» – обязательно.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

– Ну-с, всего вам доброго, молодой человек! Желаю здоровья и нормального сна, – врач крепко пожал руку Максиму, и тот вышел наконец на залитую весенним солнцем улицу. Да, улицу! А ведь когда-то Вормалеевская больница стояла в сплошном лесу, лишь узкая полоска просеки соединяла ее с крайними домами кордона.

Максим в растерянности посмотрел по сторонам. Куда пойти прежде всего? Впрочем, что тут думать: к дяде Степану, конечно! Он почему-то целых два дня не приходил в больницу. Не заболел ли старик? Но как пройти к нему покороче? Прежде тут шла торная дорога, по просеке и дальше на косогор к кордону, теперь же, сколько мог охватить глаз, до самой Студеной тянулся сплошной ряд домов с тесовыми воротами, рублеными подворьями и такими высоченными заборами, что не видно было и самого косогора.

Он окликнул маячившего неподалеку парня в капроновой куртке и щеголеватой сиреневой кепочке:

– Скажите, вы местный? Как мне выйти на бывший кордон, там, на косогоре?

– А-а, за базарную площадь, значит? Здесь не пройдете. Надо сойти к речке и там уж вдоль берега...

– Спасибо, понял, – Максим спустился к Студеной, обогнул стоящую на берегу лесопилку и поднялся на знакомый пригорок, где стояла изба Степана и где ютился когда-то и его родной домишко.

В горле запершило от нахлынувших воспоминаний. Но Максим не дал волю чувствам и, отведя взгляд от пустыря, где еще угадывались под бурьяном груды кирпича от развалившейся печи, нажал на щеколду ворот силкинского дома.

За воротами его встретила тишина. Но что это? Дверь избы растворена настежь. В самой избе все разбросано, разворошено, сундук открыт, ящики комода выдвинуты, бельишко из них выброшено на пол, на стулья, перина и Подушки свалены под кровать.