- Но и мы не в Измаиле.

- Значит надо укрепиться. А кто кроме генерала нам противостоит?

- Татарские лазутчики, вчера прискакавшие в город, сказали, что очень много русских солдат с желтыми погонами и разноцветными воротниками. Много пушек. Господа, может быть кофе?

- Кофе - это неплохо, а что за желтые погоны? - поинтересовался англичанин.

Пока Мегемет Ферик Паша отдавал приказания слуге, француз в очередной раз просветил англичанина.

- Желтые погоны, сэр, это гренадерские полки. Русская отборная штурмовая пехота, их пока не было в Крыму, значит пришли и борьба вступает в новую фазу.

Подали кофе, печенье и сладости в вазочках. Отпив глоток, англичанин одобрительно кивнул головой и задал очередной вопрос:

- Русские уже пытались штурмовать Евпаторию, получили по носу и отошли. Они хотят повторения урока?

- Они его получат, - ответил турок, сжав кулаки.

- Что мы ответим русскому офицеру, Ваше превосходительство? - спросил французский подполковник генерала.

- Это сын шакала и гиены! Ахмед-бей, который первым прочитал это послание, сказал, что эта их 'воля', заканчивается за валами Евпатории. Мы можем невозбранно уйти только морем. Транспортов на рейде нет, а если выйдем в поле, даже бросив в городе две тысячи раненых и больных, четыре тысячи человек татарских беженцев, русские будут считать нас пленными. Но сражение в поле ... Нам остается только драться в городе.

- Добрая старая Англия, никогда не простит меня, если я сдамся в плен, имея возможность сражаться.

- Русские смогли разнести укрепления в Юшуни, взять тысячи пленных. Разгромили отряд несчастного де Алонвиля, в бою будут большие жертвы.

- В Юшуни были временные полевые укрепления. Передайте этому русскому, что нам не нужны двадцать четыре часа, пусть убирается и прихватит своего солдата с дудкой, - кладя погасшую трубку на стол, сказал англичанин.

- Али!

Вошедший в комнату слуга генерал-лейтенанта, выслушал распоряжение и тихо скользнул обратно за дверь.

* * *

Капитан Михаил Михайлович Субботин, окончил Константиновское военное училище по первому разряду. Выпущен был в тысяча девятьсот втором году в тридцать четвертую артиллерийскую бригаду, имевшую зимние квартиры в уездном городе Александрия Херсонской губернии. Как окончивший в десятке лучших мог, конечно, претендовать и на службу в гвардии, но ... состояние семьи на позволяло жить на широкую ногу, поэтому он выбрал вакансию, поближе к дому. Он был с юга, из Константинограда Полтавской губернии. Впрягся и тянул армейскую лямку, считая, что жизнь вполне удалась. Через два года получил третью звездочку на погоны, а тут и война подоспела. Но вот в Маньчжурию, поручик Субботин не попал.

Опасаясь, что Австрия, по своему обыкновению, под шумок может влезть и что-либо хапнуть, войска западных округов пополнили запасными и привели в боевую готовность. Просьбу о переводе в действующую армию командующий округом оставил без удовлетворения. Война окончилась хоть и мягким, но позорным миром. Сергей Юльевич Витте, получил графское достоинство и обидную приставку 'Полусахалинский', Михаил Михайлович Субботин не получил ничего.

С началом войны, казалось бы, открылись перспективы для штабс-капитана, но кроме 'клюквы', Станислава с мечами, да должности старшего офицера батареи, уже капитан Субботин не имел. Карьера не двигалась. С конца пятнадцатого года, Михаил Михайлович, подал три рапорта о переводе в мортирный дивизион, резонно считая, что тяжелые пушки и гаубицы, сводимые в новые дивизионы, позволят вырваться из замкнутого круга.

Получив должность старшего офицера батареи тяжелого артдивизиона, а вместе с ней и прибавку к жалованию, капитан отправился на фронт. Субботин был женат, но детей Бог не дал. Жена его сильно переживала, он же относился к этому философски - все в руках божьих. Поэтому он перенос на другую войну воспринял спокойно.

Из-за недостатка в опытных офицеров, капитан наконец получил батарею. Она, правда, была куцая. В мирное время, четыре трехдюймовки считались полубатареей, но здесь и сейчас это была сила.

Весь день двадцать первого июля, Субботин проползал по еврейскому и русскому кладбищам. Составлял карточки стрельбы и высчитывая углы, поминутно поминая 'тысячные'. Ругался на французский линкор, мачты которого возвышались над морем. Исписал половину блокнота вычислениями и буквально намял себе нос биноклем. Болела шея, очень мешало отсутствие карты, ободрал локти и колени, ползая по твердой крымской земле, но в целом Михаил Михайлович, остался доволен собой и проделанной работой. Вспомнив юнкерские годы, капитан начертил весьма подробную схему. А вот предполагаемый расход снарядов, его просто пугал.

На следующий день, неожиданно случилась нечаянная радость.

В восемь утра, в помощь отряду Ларионова, из Севастополя пришла рота стрелков подпоручика Розова, наполовину состоявшая из солдат Якутского полка, но с четырьмя пулеметами 'Льюис', взвод гаубиц, который возглавлял прапорщик Руденко, и самое главное, из летучего парка, привезли восемь зарядных ящиков со снарядами. Отправляя Сержа с орудиями под Евпаторию, Марков-второй выбил в роте связи телефонистов с телефонными аппаратами и трехверстный запас полевого кабеля.

Обрадованный Субботин, наскоро обнявшись с Руденко, опять погрузился в вычисления. Быстро позавтракав, Михаил Михайлович отобрал двух солдат и, взяв одного телефониста, отправился на выбранный наблюдательный пункт. Связь требует проверки, не дай бог не сможешь вовремя дать команду на перенос огня! Да и провод надобно прикопать, а то как пройдется по нему гренадерская дивизия, и конец связи.

Памятник на могиле Соломона Израилевича Рабиновича, стал прекрасным укрытием. Телефонисты устроились между соседними могилами. Солдаты на открытых местах, прикапывали телефонный провод.

Серж, получил от Субботина указание, встать с 'носорогами' в трехстах саженях левее трехдюймовок. Солдаты устали в пути, но вместо отдыха лопаты в руки и 'копай глубже, кидай дальше'.

Ларионов отправив стрелков в отряд Эссена, проинструктировал поручика, чтобы его люди не зарывались, но и спуска орудийной прислуге не давали. А вот пулеметчиков с их 'ручниками', генерал-лейтенант приказал попарно придать гренадерам.

В полдень все было готово, до начала атаки еще три часа, людям можно было и отдохнуть.

Глава 38. Креси наоборот.

В три часа выстрелила русская пушка. На батареях появились люди. Засуетились орудийные расчеты, пехота и стрелки придвинулись к валам, готовясь выйти на банкет.

Английский и французский коменданты, находясь на колокольне Николаевской церкви, в зрительные трубы наблюдали за действиями русских, обмениваясь мнениями.

- Ничего нового, русские решили второй раз наступить на грабли.

- Вы правы, сэр. Опять они ставят большую батарею, их полки медленно выдвигаются. Если они будут продвигаться таким темпом, то через полчаса можно будет открывать огонь.

- Ха! Смотрите налево, они опять основной удар собираются наносить со стороны русского кладбища.

- Отряд, идущий с севера, выпустил цепь застрельщиков.

- Пусть подойдут поближе, перестреляем как вальдшнепов.

Шрапнельный снаряд разорвался, не долетев метров пятьдесят до пятой батареи. Второй разорвался перед пехотной ротой, стоявшей в плотном строю у вала. На земле упало человек сорок.

- Ого! Да они не шутят!

Вслед за этим на батарею и примыкающие валы обрушился град из сорока снарядов. Расчеты артиллеристов выбило начисто, в пехоте были тяжелые потери, солдаты побежали в город, ища укрытия. Обстрел прекратился, но только на пять минут. После того как осела пыль, на несчастную пятую батарею упал шестидюймовый снаряд. Выпущенный для пристрелки, он очень удачно попал в пороховой погреб. Над батарей вырос чудовищный гриб и тяжелый грохот прокатился над домами города. Англичанину и французу показалось, что колокольня заходила ходуном под ногами. Брустверы валганга взрывной волной смахнуло в ров. Вслед за первым, на батарее разорвалось еще четыре снаряда.