- Пятой батареи больше нет, черт меня побери! Чем они стреляют?

- Так ли это важно, сэр? По-моему, надо дать команду туркам убраться с укреплений.

- Поздно!

На редут вылился коктейль из двадцати шрапнельных трехдюймовых и десяти фугасных шестидюймовых снарядов. Под обстрелом, укрепление напоминало вулкан во время извержения.

- Очередной перерыв. Сейчас, они по очереди разнесут все батареи, потом подведут к валам пушки и картечью расстреляют стрелков. А может, подведут пехоту и расстреляют наших солдат вышедших на банкеты.

- Варвары! Лупят с расстояния, с которого даже пороховой дым не виден. Дикарям дали бомбы с горящими фитилями и они их кидают в безоружных белых людей.

- Очень похоже на битву при Креси. И, похоже, потери будут такие же. Бедная Франция!

- Причем здесь Креси? Вы, сэр, постоянно пускаетесь в исторические экскурсы! При Креси, французы убили около ста англичан. Сейчас русские уничтожают наших солдат с безопасного расстояния. Они вообще пока никого не потеряли.

Уничтожив редут, русские перенесли огонь на батарею номер четыре. Едва над ней разорвался первый шрапнельный снаряд, все кто в этот момент находился на батарее, бросились бежать. И опять над батареей встал гриб взрыва порохового погреба. Колокольня качнулась еще раз.

На площадку звонницы поднялся Мегемет Ферик Паша.

- Что скажете господа? Через час, русские разнесут все укрепления и бросят в атаку гренадеров, мы все погибнем. Аллах сегодня не на нашей стороне. Что делать?

Генерал был бледен, тряслась его борода, тряслись руки. Турецкий генерал-лейтенант не был трусом. Но сейчас, он не хотел погибать без возможности даже на краю могилы вцепиться в горло врагу. От растерянности он путался, задавал одни и те же вопросы.

Редкая цепь русских застрельщиков подошла к батареям шесть и семь на четыреста метров и залегла. Русские энергично копали ямки. Тем временем, артиллерия русских обстреливала батареи ядрами. Это было привычно и понятно. Орудия союзников тоже не оставались без дела. На правом фланге союзников, расстрелу подверглась следующая по счету, третья батарея. В пороховой погреб русские не попали, но целых орудий и живых на позиции не осталось.

Со стороны русских пошли уже не одна, а четыре цепи застрельщиков. Цепи шли перекатами. Передовая залегла, следующая бегом перемещается и залегает вместе с первой. Затем такими же перекатами бегут третья и четвертая. На расстоянии метров в четыреста от валов, цепь останавливается и начинает густеть. Посвист пуль вокруг аскеров, которых офицеры выгнали на банкет, заставляет их прятаться.

Все это прекрасно видно в зрительную трубу с колокольни, также как и то, что русские конные батареи лихо выдвигаются и встают на позицию. Грохот пушечной пальбы сливается с разрывами снарядов на батарее номер два.

Английский офицер неожиданно повернулся и стал спускаться с колокольни. Джентльмен просчитав обстановку, понял, что ему с тремястами стрелков в Евпатории делать нечего, надо успеть на пароход.

* * *

Генерал-лейтенант Жерков, увидев взмывшую вверх ракету, опустил зрительную трубу, снял треуголку и перекрестился.

- Барабанщики! Бить поход! Горнистам играть 'Атаку!'. С Богом господа! Не посрамим гренадерского имени!

Полки двинулись вперед колоннами, грозя знаменитым таранным штыковым ударом. Рвы у четвертой и пятой батарей были полузасыпаны, а перед первыми рядами гренадеров, бежали наиболее сильные солдаты, которые несли мешки с землей, фашины, грязные исподние рубахи и кальсоны, тоже набитые землей.

Под размеренный 'гренадерский поход' и чистые звуки горна, полки ускоренным шагом шли вперед. Турецкие офицеры, колотя плашмя клинками, выгнали-таки аскеров на стрелковые позиции. Раздалась частая стрельба в залегшей цепи, а легкоконная батарея, выплюнула картечь по ничем не защищенным людям. Аскеры, уже не обращая внимания ни на кого, побежали.

Командир головного Архангелогородского гренадерского полка подал команду:

- П-о-олк! Бегом! Марш!

- Ур-а-а-а!!

Словно подстегнутые кнутом солдаты бросились к рву. Стрелки первого батальона, выискивая глазами врагов, вынуждены были встать и сбиться в кучки, чтобы их не снесли бегущие на штурм. Некоторые охваченные общим настроением присоединились к гренадерам.

Люди уже перешли черту, когда можно остановиться. Ссейчас не страшно, все мысли, чувства, желания куда-то уходят. Остается одно, старинное, доставшееся нам от прародителей - добраться до врага и воткнуть в него штык, вытащить и снова воткнуть, и так до тех пор, пока враги не кончатся.

* * *

Когда в атаку пошли гренадеры генерала Крылова, с моря раздался звук бортового залпа французского линкора. Увидев, что на чашу весов победы противник бросил гирю главного калибра, капитан Субботин, после погрома батарей, оставшийся без работы, в ответ, решил внести свою лепту. Приговаривая: "Сейчас, сейчас" и передавая данные на батарею, он устроил расстрел неподвижно стоящего корабля. Получилось это не сразу, только после четвертого выстрела 'носорога', удалось взять корабль в 'вилку'. Сразу после этого, обе шестидюймовки начали обстрел. В корабль из двенадцати выпущенных, попали четыре снаряда. Один разорвался от попадания в мачту, которая, конечно же, сломалась и, обрывая поврежденные осколками снасти упала. Осколками досталось и палубной команде, и самой палубе. Второй рванул на юте, вдребезги разнеся кают-компанию, каюту командира и офицерский буфет с посудой. Палуба, на юте лишившись бимсов перерубленных осколками, рухнула вниз. Третий попал в носовую часть. Тушка фугасного снаряда, проломив верхнюю палубу, сдетонировала на батарейной. Из пушечных портов носовой части корабля выплеснулось пламя, полетели доски обшивки и брусья набора.

Жертвы среди орудийной прислуги были большие, но еще больше было раненых щепками и осколками дерева. Бросив орудия по команде артиллерийского офицера, уцелевшие, стали тушить разгорающийся огонь.

На главной батарейной палубе, ощутили, как вздрогнул корабль, но огонь не прекратили и дали еще один залп. Четвертый попавший в корабль снаряд, проломил наклонный борт толщиной в полметра, и разорвался в середине, между двумя орудиями, образовав дыру, площадью в десять квадратных метров. Две пушки в результате упали в воду, Погибли трое, но ранено и искалечено было еще восемнадцать человек. Контузии от взрыва, той или иной степени тяжести, получили все. Рядом с кораблем встали еще два водяных столба высотой до нижних рей. Корабль прекратил огонь. Пожар к счастью удалось потушить.

* * *

Бой в городе, всегда считался самым сложным. Это не поле, где впереди враг, сзади тыл. В городе, противник в любой момент может появиться у тебя за спиной. Враг стреляет и снизу и сверху, из домов, которые уже остались в тылу. Неприметный переулок может стать ловушкой, когда прямо в середину колонны врывается целая толпа врагов. Если в городе есть население, да еще и враждебно настроенное, то это только усложняет задачу.

Все прелести городского боя испытали на себе штурмующие колонны. Забравшиеся на валы гренадеры авангардного Астраханского полка тут же оказались под обстрелом. Аскеры, с удобством расположившись на крышах близстоящих домов, как в тире выбивали людей, препятствуя их дальнейшему продвижению.

Пятого февраля, вот так же солдаты Азовского полка не смогли продвинуться дальше. Частая ружейная стрельба, свидетельствовала о том, что турки твердо решили повторить свой февральский успех. Но в данном случае имелся неучтенный ими фактор. Два расчета ручных пулеметов залегли на гребне вала и открыли огонь по стрелкам.

Первый номер, младший унтер-офицер Топилин, родом из крещеных касимовских татар, вогнал сошки в землю, крикнул второму номеру, чтобы готовил диски и хлестнул свинцовой струей по ближайшей крыше.

- Так их, так их мерзавцев! - приговаривал случившийся поблизости поручик-астраханец.

Когда заработал второй пулемет, очистив от турок крышу дома с обвалованными стенами, гренадеры начали прыгать вниз стремясь побыстрее добраться до защитников города и 'пощупать их штыком'.