План был неплох, ничем не хуже какого‑нибудь «Барбароссы», но все пошло наперекосяк уже в самом начале. Во‑первых, не предполагалось, что янки с такой легкостью пойдут на блокирование канала и утопление собственного линкора. Вследствие этого расхождения десант в Панаме произошел гораздо раньше, чем нужно было Альверде. Более того, американские морпехи уже достигли определенного им планом периметра и продолжали продвигаться, все больше увеличивая расстояния между бразильскими войсками, грозя отрезать северную группировку. Сюрпризом оказалось также и то, что американцы перебросили просто‑таки огромное количество бронетехники, словно и не было чудовищных ее потерь на Евроазиатских ТВД.

– Не нравится мне это, – президент покачал головой. – Бросим в бой гвардию?

Стоящие в резерве советские тяжелые танки были предпоследним аргументом Альверде. Последним была его собственная дивизия, за техникой которой ухаживали с нежностью, какой могли позавидовать новорожденные младенцы.

– Еще не время, друг, совсем нет. – Вставший из глубокого кресла Гаспар подошел к карте и постучал пальцем по большой отметке красного цвета, располагающейся на южном фланге американской группировки. – Можно попробовать отсечь передовые части янки от берега. При прорыве им сладко не будет, обещаю. А такие потери наверняка заставят их приостановиться. Как раз догоним график.

– Не получится. У них полно брони, а значит, нам понадобится что‑то компенсирующее. Например, гвардейские части.

– Возможно, ты и прав, – министр обороны задумался. – Предлагаешь бросить в бой все три тяжелых подразделения?

– Не знаю пока. Надо точнее понять, с чем они будут иметь дело. И уже решать.

– Прикажу готовиться всем трем. Да и нашим парням тоже. А там видно будет.

Бойня продолжала набирать обороты…

3 ноября 1946 года. США, Нью‑Йорк

– Вот скажи мне, Джонни, тебе не кажется, что если весь этот чертов мир воюет против нас, то что‑то не так с нами, а не с ними?

– Предложи еще сдаться этим краснопузым ублюдкам дядюшки Джо.

– Не, ниче такого. Хотя тот еще вопрос… Помнишь, как все началось? Типа югославский кораблик вез кузенам на острова химию? А мы вроде как стерпеть подобного преступления не смогли? И что это все старина Джо придумал?

– И? Ну, помню, дальше что?

– А то, что как‑то все это выглядит притянутым за уши. Причем сильно притянутым. Какого черта русским нужна Англия?

– Они же коммунисты.

– И че с того?

– Ну, я точно не знаю, но вроде коммунисты всегда хотели захватить мир, или там что‑то вроде этого.

– И поэтому мы помогли им против Гитлера?

– Фред, да ты чего, этот совсем плохой был…

Означенный Фред, сидящий в углу не слишком чистой забегаловки и представляющий собою обычного портового работягу с грязью под ногтями, укоризненно посмотрел на приятеля.

– Джонни, дружище, помнишь Кларка?

– Твоего соседа? Ну да, и че?

– А ты знаешь, что его друг знал парней, которые в тридцатых ездили к русским на заработки… когда у нас здесь жрать было нечего, эти парни присылали домой по сотне баксов. Кларк еще говорил, что они жалели, что контракт закончился. И я вот думаю теперь – а как у коммунистов сейчас? Мож, опять лучше, чем у нас?

Собеседник портового рабочего, плюгавенький чернявый мужичок, испуганно заозирался.

– Фредди, у тебя совсем крыша поехала? Они ж коммунисты. Я в газете читал, что Сталин приказал всех согнать в лагеря в Сибирь и заставляет бесплатно работать. И если кто‑то против, то его скармливают медведям.

– Ага, конечно. Фигня все это. Специально придумывают, чтобы нас запутать. Ты видал, чего с ценами происходит? Господи, да я на свои гроши уже скоро пожрать купить не смогу… а мне еще Хлою кормить и детей. У тебя своих нет, а знаешь, сколько эти два обормота жрут? И че‑то мне кажется, что бесплатного супа больше не будет.

– Фред, – мужичок буквально прошипел, – ты совсем рехнулся? Тебя ж замести могут за такие слова! Как его, этот, Патриотический акт, во! И кто тогда будет твою семью кормить? Думай, о чем треплешься и где!

– Черт! – рабочий грохнул кулаком по столу. – Просто на душе наболело.

– Пошли к тебе, на кухне поболтаем.

Власть самого демократического государства на земле напряжения собственного народа пока еще не чувствовала…

5 ноября 1946 года. Центр Специальных Технологий

– Илья Петрович, – голосок юной аспирантки, стеснительно жмущейся к двери, оторвал ученого от размышлений.

– Да?

– Просто вы говорили, что если есть вопросы, то можно подойти в свободное время…

Подняв глаза от раскиданных по огромному столу бумаг с расчетами, эскизами и чертежами, Кравченко внимательно осмотрел девушку с ног до головы, про себя отметив, что выглядит она очень даже ничего.

Стройная шатенка с правильными чертами лица и зелеными глазами смотрела на своего недавно назначенного научного руководителя с немым восхищением.

– Так, красавица. Предлагаю обсудить твои вопросы за обедом, – Илья взглянул на часы, – хотя, пожалуй, это будет даже ужин. Идем в «Уголок», не бывала там?

Юля Темрова неуверенно покачала головой.

– Отличная забегаловка. Только не вздумай говорить слово «забегаловка» при тамошнем хозяине и по совместительству шеф‑поваре товарище Горгадзе. Он очень болезненно к таким высказываниям относится. Еще обидится.

Этот ресторанчик не был лучшим или шикарнейшим в городе, но вот уже где‑то год оставался любимым местом ученого. Тем более что его зарплаты вполне хватало, чтобы питаться там каждый день. Да и кормили вкусно.

Увидев, что его подопечная что‑то обдумывает, Кравченко предположил, что ту мучает денежный вопрос.

– Я угощаю, – он решил на всякий случай пояснить. И, не давая ей времени на раздумья, стремительно вышел из кабинета, на ходу натягивая пальто.

Машину Илья решил не брать – тем более что до «Уголка» идти было не слишком далеко. К тому же ученому хотелось подышать свежим сибирским воздухом по дороге к заведению, прячущемуся в полуподвале относительно невысокого здания из красного кирпича.

Вотчина Мелитона Горгадзе выглядела… скажем, несколько хаотически. Тринадцать каменных колонн, поддерживающих крышу, были беспорядочно разбросаны по залу. Все они, облицованные мрамором и украшенные резьбой, казались изящными, но в то же время надежными. У полированной деревянной барной стойки необычной формы стояли тринадцать же стульев, составлявшие отличное сочетание с тринадцатью столиками, расставленными без определенного порядка.

– Порою кажется, что здесь слишком много суеверий, – улыбнулся Илья в ответ на ремарку Юлии о количестве «чертовых дюжин» в помещении. – Товарищ Горгадзе на войне, еще на финской, этих мистицизмов набрался – теперь без них никуда.

Часы над уже упомянутой стойкой, выглядящие так же изящно и необычно, как и все остальное в помещении, показывали шесть тридцать вечера. Как ни странно, в ресторанчике не было ни души, за исключением Ильи и Юлии. И, конечно же, самого хозяина. Мелитон Горгадзе был мужчиной кавказского вида, среднего роста и среднего телосложения, с сильными, толстыми запястьями и густой жгуче‑черной шевелюрой с проблесками седины. Ему могло быть где‑то между сорока и пятьюдесятью, и, как всегда, на нем был одет безупречно белый, без единого пятнышка, фартук.

Подошедший к нему поздороваться Кравченко, чья длинная нескладная фигура казалась слишком непропорциональной для этого помещения, выглядел на фоне шеф‑повара совершенным юнцом. Возможно, такое впечатление складывалось из‑за прически ученого, чьи волосы начинали торчать в разные стороны уже пару минут спустя после их расчесывания.