Трейси принесла вниз CD-плеер и вставила в него диск. Раздался голос Эммилу Харрис, поющей о свадьбе двух подростков и о том, как их родители желают им счастья. Карло стал покачиваться и вихлять бедрами. Батареи в плеере начали садиться, и Трейси ринулась в каюту за новыми. Докурив сигарету и потушив окурок босой ногой, Карло принялся есть. После нескольких ложек армейского рациона он сказал: «Дерьмо». Открытый пакет, а за ним и все остальные полетели за борт. Трейси воспользовалась моментом его слепой ярости, чтобы ногой бесшумно задвинуть под сиденье кувшин с водой.

Молодой человек открыл банку тунца, две банки бобов и одну кукурузы. Трейси вытряхнула содержимое банок в миску, и Карло снова начал есть. Винтовка лежала у него на согнутой руке, как ребенок. Пустые банки он швырнул в воду.

— Ты на самом деле знаешь, где лежат трубы? — тихо спросил американец, наклонившись к Кэмми. — Если да, то мы могли бы показать им, что наполняем бак. И я попытаюсь отговорить их от... этого.

— Этого.Под «этим» ты подразумеваешь убийство. Ты трус. Я знаю, где трубы, — сказала Кэмми.

— Тогда вставай.

— Мне нужна рубашка. Та, которая на моей маме. — Трейси стянула рубашку и подала ее Кэмми. — И вы забыли, что никто не управляет яхтой.

Молодой человек сделал знак Трейси, и та, оглядываясь на дочь, неохотно поднялась по лестнице к штурвалу. Кэмми сказала:

— Пошли. Они там, наверху, возле коробки с инструментами, рядом со спасательными жилетами. Во всяком случае, я видела несколько подходящих кусков. Эти трубы валяются повсюду. Их используют для водопроводной системы и в случае повреждения корпуса.

— Что случилось с парусом? — осведомился молодой человек.

Кэмми не ответила. Она развязала веревку, которой была стянута свернутая кольцом труба, и вернулась к баку. Карло крикнул, чтобы она включила один из фонарей: ему нужно было видеть, что они делают.

— У меня нет фонаря. Сходи за ним, — распорядилась Кэмми.

Американец нерешительно посмотрел на нее. Он выглядел испуганным.

— Какого хрена! — взвилась Кэмми. — Ты думаешь, я собираюсь прыгнуть за борт, пока тебя не будет? Там акулы.

Молодой человек принес фонарь и включил его. При его тусклом свете Кэмми пососала трубу, чтобы наполнить насос, затем начала вручную качать топливо.

Внезапно она остановилась.

— Почему ты прекратила качать? — спросил юноша.

— Возможно, все получится, но труба слишком короткая, — ответила она. — Нужно найти кусок подлиннее. А после того как я его найду и присоединю к баку, нам придется качать до утра, ты, кусок дерьма.

У молодого человека было такое выражение лица, как будто она его ударила. Независимо оттого, насколько скверно обстоят их дела, по поводу парнишки можно не беспокоиться, сделала вывод Кэмми. Он выглядел еще более несчастным, чем она. А ведь хищником здесь был он.

Кэмми принялась осматривать другие куски труб. Она поднимала их, разворачивала, измеряла, прикладывая к боргу, пока ей не удалось найти кусок, который можно было протянуть от двигателя до двигателя, и еще оставался запас. Она никак не могла решить, следует ли ей поспешить или же спешка только приблизит то, что эти мужчины неизбежно с ними сделают. Если она будет тянуть время, есть шанс, что появится Шэрон Глиман или кто-нибудь еще, и это страшное шоу будет наконец прервано. Однако прошло уже столько времени, а никто так и не появился. Поразмыслив, Кэмми решила, что ей следует действовать как можно быстрее, ибо это все равно займет достаточно много времени. Приходилось лишь надеяться, что бандиты оставят их в покое, чтобы не опоздать к месту встречи. Впрочем, им никто не сможет помешать изнасиловать саму Кэмми и убить ее мать, прежде чем покинуть яхту. У человека с такими беспощадными глазами, как у Эрнесто, это займет всего несколько минут. Его взгляд напоминал взгляд гризли, и они интересовали его не больше и не меньше, чем еда или необходимость справить нужду. Что касается невинности девушки или совершаемого им святотатства, то мысли об этом не обеспокоят его ни до, ни после — точно так же, как гризли не станет задумываться о моральной стороне поедания рыбы. Единственную карту, которая давала им некоторое преимущество — вопрос горючего, — Кэмми уже разыграла. Их будущее было скрыто внутри колоды, лежащей рубашкой вверх.

— Закрепи трубу в баке, — велела она молодому человеку.

— Они сказали мне сторожить тебя.

— А ты что, их марионетка?

— Полагаю, что да, — сказал он, — но я помогу тебе.

— Вот именно, помоги. Какая хорошая идея.

В течение получаса они молча перекачивали топливо. Когда у Кэмми сводило руки, он сменял ее.

— Что с тобой случилось? Ты играл в пиратов в ванне и игра вышла из-под контроля? — спросила Кэмми.

— Твоя мать любит тебя.

— Ты хочешь сказать, что твоя мать тебя не любила? И ты занимаешься этим потому, что, когда тебе исполнилось девять лет, тебе подарили не тот велосипед?

— Нет, я просто сказал, что она тебя любит.

— Скажи еще, что я не должна огорчать ее тем, что меня убьют! Твоя мать тоже тебя любит, если она жива.

— Я знаю.

— Даже если бы она видела тебя сейчас, она все равно бы тебя любила.

— Да, — согласился юноша. Ему было очень стыдно. — Она бы любила. Если только это не зайдет слишком далеко.

Они смотрели друг на друга. Обычные мальчик и девочка, попавшие в серьезную переделку.

Затем они услышали звук падающего тела. Карло лежал на полу салона.

Оливия отпрянула от него и сказала:

— Валиум.

ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ

Дейв, муж Дженис, вышел в понедельник на работу, горя желанием похвастаться своим шрамом, как и любой герой войны. Швы должны были снять только через несколько дней. Четырехдюймовый рубец, извивающийся у него над бедром, выглядел неописуемо зловеще. Джен надеялась, что Дейву не придет в голову задрать халат и предоставить пациентам возможность любоваться им, пока он будет возиться с их пломбами.

Дейв поцеловал Дженис на пороге.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось отказаться от поездки. Честно.

Она пожала плечами.

— Не сердись, Джен. Я говорил тебе, чтобы ты ехала. Жаль, что ты меня не послушала.

Она смягчилась и обняла его.

— Иди уже. У меня приблизительно шестнадцать загрузок белья, которое никто не стирал, пока ты был прикован к больничной койке. И еще мне нужно выпустить пресс-релиз насчет Boo Вор.

Девчонки уже оканчивали школу, что позволило Джен постепенно, мероприятие за мероприятием, втянуться в работу. Что касается этого благотворительного вечера, костюмированного бала к Хэллоуину, организованного в пользу местного банка крови, то она взяла на себя рекламу и приглашение местных знаменитостей. Через какой только объятый огнем обруч не прыгнешь, чтобы заставить толстосума, для которого шестьсот баксов на пальто — сущий пустяк, пожертвовать пятьдесят долларов на благотворительность. Впрочем, у нее есть друзья среди местных журналюг, и еще она знает парочку спортсменов, выросших в Вестбруке. Вообще-то Джен хотела забросить белье в машину и немного попрыгать на своем маленьком батуте и, может, потренироваться с гантелями, чтобы подавить нарастающее раздражение.

Та ее часть, которая не была преданной и сердобольной женой, все еще кипела от злости. Дейв и в самом деле прекрасно бы обошелся без нее, если бы она отправилась в круиз. Как только дело касается болезни, мужчины превращаются в младенцев. Он лежал здесь, стонал, звал ее, просил подать ему то сок, то бульон... в то время как ее подруги.... Пока ее подруги...

Коктейли на фоне заката, думала она. Воспоминания. И вода, вода, вода и солнце, ее родная стихия. Джен представляла, как она блаженствовала бы, предаваясь безделью и пьянея от атмосферы тропиков. Там незачем наряжаться, чтобы присутствовать на нудных обедах, как во время съезда дантистов на Гавайях, куда она поехала вместе с Дейвом. Можно просто валяться, дурея от ничегонеделания, как это было, когда они, семнадцатилетние, развлекались на полную катушку. Дженис позволила себе соскользнуть в прошлое и вспомнить, как их четверка шаталась от Пепе Тако стэнд мимо кладбища Всех Святых до находящегося поблизости Миллер Медоу, чтобы посветить фонариками на какую-нибудь целующуюся там парочку. В конце концов они взгромождали свои задницы на столики для пикников в Кастард ласт стэнд (неужели тогда никто еще не слыхал о политкорректности?), а на их лица падал зелено-розовый свет неоновой вывески. И еще школа. Оливия и ее дважды подвернутая на талии форменная юбка (чтобы сделать ее короче) и сапоги на шпильках. Трейси и ее мешковатый мужской свитер до колен (положенного по уставу синего цвета) с закатанными до локтей рукавами. Холли и ее черная помада.