Изменить стиль страницы

Макаров сидел, уткнувшись головой в ломберный столик. На полу, у столика, валялся изящный бескурковый револьвер «Велодог».

– Ясно! – качнул головой старший сотрудник опергруппы. – Позвоните кто-нибудь нарследователю, пусть выезжает с врачом.

В этот момент Макар Иванович густо всхрапнул. Старший агент разглядывал револьвер.

– Все патроны целы… А ну-ка, трите герою уши как следует, пока не очухается!

От этого протрезвительного приема Макаров быстро пришел в себя и, увидав людей с зелеными петлицами, вяло показал рукой:

– В чемодане под койкой…

И захрапел снова.

В чемодане обнаружили четыре тысячных пачки, массивный портсигар с множеством монограмм и старинную табакерку, наполненную камешками. Поверх всего этого имущества лежали гринсбоновые кальсоны и клеенчатая тетрадь.

«…И в Чите, и в Иркутске, и в Красноярске – ничего, – писал в тетради Макаров. – За всю кучу дают – кто сто, а кто сто двадцать рублей. Опять не вышло! И тут, в Омске, пошел, да без толку. Договорился с одним за семьдесят тысяч, а по глазам вижу: врет. Если он из гепеу и за мной придут – живым не дамся, напьюсь – и пулю в лоб. Растрата нескольких тысяч – это пошло, а Ротшильда из меня не получилось. Сволочь ты мелкотравчатая, Макаров!..»

Вскоре этот несостоявшийся Ротшильд давал показания.

От суммы, найденной у растратчика, отсчитали положенные пятнадцать процентов в пользу Омского угрозыска, после чего Ротшильд отправился этапным порядком по месту совершения преступления – в Новониколаевск.

Была доставлена (уже из Барнаула) и вся шайка Демидова, который оказался еще и Досифеевым и Ерофеевым. За ним значились две дюжины дактилоскопических карт в различных угрозысках страны. Это был вполне интеллигентный аферист.

Я дежурил по управлению, когда доставили жуликов.

Ночь как будто не сулила никаких неприятностей, и я решил произвести некоторые психологические изыскания, к чему давно не имел возможности.

И я вызвал Демидова из камеры предварительного заключения.

Передо мной стоял сорокалетний человек высокого роста и с высоким лбом, с зачесом назад.

Я предложил ему рассказать в подробностях историю с Макаровым.

– С чего позволите начать? – учтиво осведомился Демидов.

– Сперва представьте мне свой «ансамбль».

– Пожалуйста! – Демидов слегка поклонился. – Мой старший помощник – блондинка «Бетси», она же «Китти», смотря по обстоятельствам. Второй помощник – брюнетка «Сусанна», она же «француженка Жанна» – тоже смотря по обстоятельствам. Этот триумвират – я и девочки – «управленческий» в моем ансамбле, как вы изволили удачно выразиться. Солист – «поляк» Цибульский. Кстати, он действительно интервент двадцатого года, только не поляк, а моравский жулик. Впрочем, небольшого масштаба и совершенно лишен инициативы. Вот и все исполнители. Остальное – психология…

– То есть?

– То есть пятый участник ансамбля, – мне нравится это ваше определение «ансамбль», – пятый участник – невидим. Это и есть психология. Способность нащупать в человеке такие, знаете, мозговые загогулины и умение их использовать… Ясно?

– Вполне. Продолжайте!

Демидов облизнул губы.

– Разрешите водички?

Не торопясь, он отпил из стакана, сказал: «Благодарствую!» и продолжил рассказ:

– Этапы нашей работы такие. Первый этап: воспитание у клиента уважения к моей личности. Тут широкий простор для всякой фантазии и никаких преград. Второй этап – развитие у клиента жадности, стяжательства. Труднее всего, знаете, бывает с молодежью: это ведь идеалисты, они полагают, что червонцы всю жизнь будут им сыпаться за пазуху, и насчет обеспеченной старости и не помышляют… Третий этап – самый сложный: создание благоприятственной обстановки. Знаете, как ловят «на живца»? На него хватает самая хищная рыба, когда у нее «жор» начинается, и самая крупная… Так вот цель: создать такой омуточек, тихую заводь, и пустить туда «живца» с крючочком… Замечу, что «живцы» разные бывают, не только портсигары серебряные: тут и старые, давно утраченные родственные и просто дружеские связи, тут и политические взгляды, если позволите. Иными словами, даже эмоции могут стать «живцом»…

– Теперь – о частностях, – сказал я, выслушав демидовский рассказ. – Вот, например, эта «Бетси» или «Жанна»: какова их функция?

Демидов слегка улыбнулся.

– Девочки-то? Это – наркотики для клиента. К тому же в данном случае «Бетси» была поручена ответственная роль: напоить Макара до положения риз, обшарить жилище и сделать вывод – на какой крючок насадить «живца». Чемоданчик с царскими деньгами девочка нашла в платяном шкафу и поняла – проницательная! – что эта штука притягивает: все старые дураки надеются на реставрацию. Между тем, позволю себе заметить, ваши большевики говорят правильно: «все течет, все изменяется».

– Да… «психология»!.. А кто же звонил в трест, что банк задерживает выдачу денег?

Демидов в удивлении откинулся на спинку стула.

– Так я и звонил! Между прочим, звонил именно из банка, на людях, даже в присутствии двух милицейских. И никто, зная, что банк оплачивает без ограничений, никто не вмешался, не поправил меня. Кому какое дело?.. Кстати, – наклонился он ко мне, деликатно кашлянув в кулак. – Порекомендуйте следователю выяснить, почему этот идиотский трест льна и пеньки взял за правило посылать кассира без охраны? Следует взгреть за подобную глупость… Ну-с, чем еще изволите интересоваться?

– Скажите по совести, Демидов, вы настоящий Демидов, князь Сан-Донато?

– Да, настоящий. Потомок тех самых Демидовых, и на сей раз играл под своей настоящей фамилией. Ну-с… А что касается княжеского титула, то он ведь не жалованный, не родовой, а купленный еще прапрадедом, и не потомственный. Так что я по-настоящему из самых доподлинных купчишек, а вот реквизит мой вправду подлинный, демидовский, в том числе и бриллианты. Они были вывезены из Франции кем-то из предков, но их украли, и фирма ТЭТА – слыхивали про такую? – изготовила дубликаты драгоценностей из фальшивых камешков. Я и пустил в мир легенду о военной добыче Цибульского. Это оказалось куда убедительнее, нежели правда. Это же романтика!.. – закончил со вздохом князь Сан-Донато, Лицо его чуть посерело. – Ну-с, ежели я больше вам не нужен, отправьте меня на отдых: устал я…

ЛЮБОВЬ И МЕШКОТАРА

Шел тысяча девятьсот тридцать первый год…

Однажды секретарь Крайрозыска принес мне пухлое дело. «О хищении мешкотары кладовщиком конторы Заготзерно Свиридовым П. И.», – прочитал я безо всякого интереса. Всего-навсего статья 162, п. «д» Уголовного Кодекса.

– На доследование, – сказал секретарь. – Начальник велел предупредить: очень серьезное дело. Так что благодари за оказанное доверие и – начинай срочно.

– Мешкотара – серьезное? Что вы, оба – не выспались, что ли?

– Мое дело маленькое. Расписывайся! А между прочим, краевой прокурор интересуется.

– Гм… Не было печали!

Какой следователь любит «чужие дела»! Да еще с надзорным производством в прокуратуре. Кто-то напортачил, а ты, изволь, отдувайся за чужой грех.

На обложке первого тома – лиловый штампик: «Арестантское».

– Один человек в домзаке. Зачислили за нами…

– Спасибо!..

– Не на чем! Читай себе на здоровье! – И секретарь ушел.

Нехотя я стал перелистывать двухтомник. Добрался до обвинительного заключения:

«…На основании изложенного гражданин Свиридов Петр Иннокентьевич, рождения тысяча восемьсот девяносто восьмого года, имеющий низшее образование, беспартийный, женатый, ранее, со слов, не судимый, обвиняется: в том, что, состоя в должности кладовщика базисного склада Заготзерно, систематически расхищал имевшуюся у него на подотчете мешкотару и таким образом похитил всего…»

Ого! Две тысячи мешков! А, впрочем, что такое – две тысячи мешков? Две тысячи по четвертаку, по двадцать пять копеек – «казенная» цена – это пятьсот рублей. Ну, допустим, сплавил по базарной цене – сорок копеек мешок, – тогда восемьсот. Зарплата кладовщика, материально ответственного, триста рублей.