— Где же?

— В крайцентре, на железной дороге, — ответил Поплавский, — электриком в поездах дальнего следования.

— Не близко до работы добираться, — заметил Хромов.

— А он месяца два-три подряд на колесах. До Риги, Владивостока, Ташкента катает. Потом прилетает, месяц-полтора тут. Рыбачит, охотится.

— Давно так?

— Сразу после армии. Лет двенадцать-тринадцать.

— Много таких работников в районе?

— Есть еще трое вахтовиков-нефтяников. На Ямал летают. А на железной дороге один Бороносин.

— Интересный человек, — отмахиваясь от комаров, сказал Шатохин.

— Да, — серьезно согласился Поплавский. — Повозились с ним.

— Судимости имеет?

— Лет пять назад за хулиганство два года отсидел. С тех пор все в норме. Не так давно вот только трения возникли. Мать у него умерла, дом ему остался. Предложили за дом две тысячи. Домик так себе, большего не давали. Взвился: лучше сожгу, чем за гроши. И вправду сжег. Судить его хотели за этот костер. Вывернулся: «Может, не я спалил, вы докажите». Не удалось…

— Денег много?

— Не думаю. По рублю, конечно, не считает. От тайги большой приварок имеет. Характер у него… — Лейтенант щелкнул пальцами. Дескать, дурной характер.

— Не улетел ли на работу? — спросил Шатохин.

— Нет, — уверенно ответил начальник Назарьевского райотдела. — Самолетом отсюда выбраться непросто. Очередь. У него билет на рейс через две недели заказан.

Десять лет назад, когда работал в отдаленном Нежемском районе, трудно было выбираться на материк, и теперь нет перемен. Шатохин подумал об этом с обидой за северян: откупились от них почти двойной надбавкой к зарплате, а вот об удобствах быта ни у одного чиновника голова так и не болит…

— Нужно найти Бороносина, — сказал Шатохин.

— Ищем уже, — ответил Коротаев.

— Как считаете, могли успеть грабители выскользнуть из зоны поиска?

— На моем участке все известные тропы-дороги заблокированы в глубину до сорока километров от места, где их видели вчера вечером, — сказал майор Коротаев. — Могут с грузом да усталые пройти столько?

— Я не гадалка, но девять против одного ставлю: в тайге они, — в свою очередь ответил Поплавский. — Лес бы прочесать, да людей не хватит.

— Куда сейчас считаете нужным ехать? — спросил Шатохин у Поплавского.

— В Марковку, на хутор. — Лейтенант раскрыл планшетку, показал на карте.

— Поезжайте. Лейтенант Хромов — с вами.

— Есть, — Поплавский козырнул.

— Найдется кому проводить меня на болота, к потерпевшим? Лучше, если наш, сотрудник, будет.

— Участкового пришлю, Сергея Красникова. Он в скитах бывает, староверы — его подопечные. — Последние слова лейтенант говорил, уже забираясь в кабину. Хромов тоже вспрыгивал на ступеньку машины.

— Связь пусть захватит, — сказал Шатохин.

— Хорошо. Он скоро, сейчас вызову его… — Заведенный двигатель взревел.

— Остаетесь здесь? — спросил майор Коротаев, проводив взглядом вездеход.

— Пока да.

— От меня что-нибудь требуется?

— Нет.

— Тогда уезжаю в Бирюлино. Это на юго-запад тридцать километров. Связь через Женю, через Поплавского. Все, кажется?

— Появятся сведения о Бороносине, прошу немедленно информировать.

— Обязательно.

Через минуту Шатохин остался один на окраине крохотного поселка.

6

Шатохин, попросив информировать его о Бороносине, не случайно не сказал про налетчиков на скиты. Он не исключал вовсе, что удастся обнаружить их при хорошо организованном поиске, однако минули уже почти сутки. Розыск идет не по свежему следу. Судя по всему, налетчики в лесной глуши не тычутся, как слепые котята, в таком случае даже заблокированная территория в полторы тысячи квадратных километров для них — надежное укрытие. Вот почему Шатохин не настраивался на скорую удачу, считал важным повидаться с потерпевшими.

Участковый — веснушчатый, рыжеволосый, такой же молодой, как и Поплавский, — добрый час возил на милицейском «Урале» Шатохина, петляя по лесу, пока не остановился, не заглушил мотор. Дальше путь пеший, болотом.

— Видите, товарищ майор, банку на сосне, — говорил участковый Шатохину, выпуская воздух из камеры переднего колеса мотоцикла. — Потом еще банки будут. Проход ими к кельям обозначен. Скоро у Анны Поповой будем. Полтора километра ходу.

— Я просил сначала к Агафье провести, — сказал Шатохин, глядя на прикрепленную к сосновой ветке, отливающую на солнце серебром консервную банку.

— А она и есть Агафья. В мирской, так сказать, жизни Анной Поповой была. — Участковый спрятал насос в кустах цветущей пахучей жимолости.

— Вот как. Занятно. А Василий какое имя носил? В миру?

— То же. И Афанасий — то же. Они обряд посвящения не прошли. Жены с ними, в скитской жизни так нельзя. Сами по себе живут. Можно сказать, простые отшельники. Вот Настасья, Липа, Варвара, Агриппина, был еще Кипрян, три недели назад умер старик, — у этих не настоящие имена, не с рождения. Идемте, товарищ майор! — участковый сделал несколько шагов вперед, махнул рукой Шатохину.

— Банки — ваше изобретение, Сергей? — продолжал уже на ходу разговор Шатохин.

— Не-ет, — Красников улыбнулся. — Они сами так проход обозначили. Специально для меня. Я же у них бывать обязан. По службе. Просто хотя бы знать, как живы-здоровы.

— Давно в последний раз бывали?

— Да несколько часов назад. Из Назарьевского района группа приезжала. Их провожал.

Как-то нескладно, нескоординированно расследование началось. Следователь из края должен прибыть — пока нет. Территория Нетесовского района — работают назарьевцы. Нужно бы, прежде чем на болота отправляться, с назарьевцами из следственно-оперативной группы увидеться. Хотя так или иначе с потерпевшими встречаться.

Показались кедры, облепленные смолистыми шишками, за ними — озерцо. Приблизились к самому берегу.

— Вот сюда, — указывая место, Красников бросил в воду затвердевший комочек земли, — банки из-под тушенки побросали налетчики. Семь штук вытащили. А вон под тем кедром, у которого ветки низко свисают, — видите? — стоянка у них была.

— Около кедра нашли что-нибудь?

— Ничего. И в избах они голыми руками ничего не трогали.

— Далеко еще?

— Рядом. Только вы, товарищ майор, первым не начинайте разговор. Вы для них — власть, а они этого над собой не признают.

— А вы — не власть?

— Я — другое дело. Ко мне они привыкли. Даже первыми, бывает, в разговор вступают.

— Со мной могут вообще не вступить?

— Могут. Но вряд ли. На грабителей злы. А вот показания, вообще любую бумагу не подпишут — это наверняка»..

За две-три сотни шагов от избы Красников умолк. Когда подошли совсем-совсем уж близко, выразительно кашлянул.

Мелькнула тень в окошке, и сразу три старухи гуськом вышли из домика.

— И ты здесь, бабка Липа. Молодец! — сказал участковый круглолицей, часто моргающей старухе, после чего Шатохину не нужно было объяснять, которая из двоих других Агафья.

— Второй раз на день проведываю вас. Привел вот человека, — продолжал участковый. — За тысячу километров ехал сюда. Специально вам помочь. Но и вы должны помочь.

Красников сделал паузу:

— Бабка Агафья, как ты?

По выражению лица однорукой нельзя было понять, какое впечатление произвели на нее слова участкового. Красников тем не менее выразительно посмотрел на Шатохина, дескать, спрашивайте.

— Не ошиблись, автомат держали грабители, когда вы мимо на мотоцикле проезжали? — обратился к однорукой Шатохин.

С ответом Агафья не поспешила, прежде села на чурочку возле навеса.

— Сестра Настасия, — обратилась она ко второй хозяйке избы, — не достала-ка бы ты мою коробку?

Настасья скрылась в избе и вернулась с плетеным из соломы ящичком. Агафья приняла его, поставила на колени, откинула крышку и, порывшись в содержимом, протянула Красникову фотографию. Участковый показал ее Шатохину. На давней фотографии был снят в полный рост ефрейтор. Он стоял по стойке «смирно», прижимая к груди автомат системы Калашникова, Кто снят, когда, кем приходится Агафье, можно было не спрашивать. Шатохин угадал, с какой целью показана карточка.