— Товарищ полковник, лет шесть-восемь назад на скиты уже было нападение. Хорошо бы узнать, кто участвовал, — попросил на прощание Шатохин начальника розыска.

Столовая была на другой стороне улицы, наискосок от помещения райотдела. Собирались пойти позавтракать, как раздался телефонный звонок. Лейтенант Поплавский сообщал: полчаса назад в Силантьевке местными нештатными инспекторами милиции обнаружен Бороносин. Из кармана набитого травой рюкзака у него торчала свернутая карта района. Между прочим, на подробнейшей карте обозначены все до единого ограбленные скиты, проходы между ними, все возвышенности и топи. Мало того, отмечена не менее детально группа старообрядческих скитов на востоке района.

— Куда и откуда путь держал? — спросил Шатохин.

— С ними объясняться не желает. Говорит: штатных милиционеров прорва, чтоб еще с их подголосками язык мозолить.

— Собирается куда-нибудь?

— В баню.

— То есть?

— У тетки родной остановился. Баню для него топит.

— Значит, надолго расположился?

— Похоже.

— Пусть парится на здоровье. Не нужно мешать, — Потрогав свою волглую одежду, Шатохин подумал, как хорошо было бы окунуться сейчас в жар парной, и даже позавидовал Бороносину. — Я выеду в Силантьевку. Занимайтесь своим.

Бороносин» худой, лобастый распаренный после бани, сидел на крылечке избы в одних спортивных штанах и курил папиросу. Махровое розовое полотенце валялось рядом.

Первым делом вахтовик-железнодорожник потребовал объяснить, кто такой Шатохин, зачем пришел. Хотя многое и так было ясно: заляпанная грязью машина с сидящим за рулем милиционером в форме остановилась почти у самой калитки дома родственницы Бороносина. Не тратя лишних слов, Шатохин предъявил удостоверение.

— Даже майор. Такая честь, — сказал Бороносин безразличным тоном. — А дальше что?

— О происшествии слышали?

— Про доски, которые увели из скитов, что ли?

— Да.

— Говорила нынче утром Василиса.

— Только нынче. Не вчера, не позавчера?

— Не вчера, не позавчера. — Щелчком Бороносин отправил окурок с изжеванным мундштуком в наполненный дождевой водой бочонок. Мелькнула на кисти руки между большим и указательным пальцами наколка — изображение железнодорожного локомотива и под ним буквы «М.П.С.».

— Скажите, Бороносин, где вы последние дни проводили? Дом далеко, там вас не было.

— Брал обязательство быть?

— Нет.

— Тогда какой разговор?

— Семьдесят километров только от села до села пешком прошли. Пешком.

— Ух, расстояние. — Бороносин небрежно откинул к самому порогу полотенце, под которым лежала начатая пачка «Беломора» и спички. Опять закурил. — У меня условия работы какие? Месяцами живу под тук-тук-тук. Купе — как конурки, проходы в вагонах узкие, много не находишься. Так что мне эти семьдесят километров — против гиподинамии лекарство на один прием. Иногда еду, в окно гляжу, о людях, которые собак в городских квартирах держат, думаю. Сплошное варварство! Да за такое…

Поездной электрик от слова к слову говорил все охотнее, явно решил покуражиться.

— Так вы не ответили, где последние дни пропадали? — перебил Шатохин.

— Допрашиваете? — мигом переменил тон и мимику Бороносин.

— Да, это допрос.

— И в качестве кого же?

— В качестве свидетеля. В день ограбления вас видели на болотах поблизости от скитов. И вы могли кого-то заметить.

— Кто видел? — Бороносин чуть подался вперед. — Я никого…

— Видели — и все.

— Ладно, был, не отрицаю, — второй окурок полетел в бочонок с водой. — Но какой я свидетель? Никого не встречал.

— Значит так и запишем в показаниях. — Шатохин окинул взглядом железнодорожника-вахтовика. — И вместо того, чтобы разглагольствовать о собачьей гиподинамии, вы бы лучше оделись. Ради приличия.

Бороносин молча поднялся: подобрав полотенце, ушел в баньку. Вернулся в брюках и в клетчатой рубашке с широким воротом, в домашних тапочках.

— Дома есть кто-нибудь? — спросил Шатохин.

— Один. Тетка за молоком ушла. В избу пойдем.

В кухне тикали ходики, пахло медом. На столе, застланном клеенкой, был лишь цветок герани в горшке. Бороносин переставил его на подоконник, сел. Шатохин — напротив.

— Значит, в день происшествия на болотах вы были, но никого не видели и ничего не слышали? — спросил, вынимая из портфеля бумагу, ручку. — Так?

— Так.

— А в этих местах как оказались?

— Тетку проведать.

— Раз за пять лет. И то зашли не сразу, обогнули поселок стороной. На болота-то зачем подались?

— А что, нельзя? Гулял по болотам, — огрызнулся Бороносин.

— И все же, свидетель, давайте посерьезней. Вы оказались вблизи от места преступления. Чужие здесь раз в десять лет появляются.

— По личным делам был.

— Точнее?

— Белозор собирал.

— Что за белозор?

— Трава такая. Мочегонная. Или ветрогонная. Мне без надобности знать.

— Собираете, не интересуетесь что. Для чего?

— Для денег. Врач один попросил в поезде. Он народной медициной занимается. Травами лечит.

— Ближе нигде нет мочегонно-ветрогонной?

— Я не нашел.

— Врач-то заплатить обещал, адрес оставил?

— А как же. В Харькове живет. Все записано. Дома у меня.

— Хорошо. А вот это, — Шатохин наклонился к портфелю, достал и развернул рисованную от руки карту, переданную ему нештатными инспекторами, — ваша?

— Моя.

— Кто ее делал?

— Сам.

— Когда?

— Ну, — Бороносин замялся, — зимой.

— Нынешней?

— Да.

Явно не сходились концы с концами у Бороносина. Пять лет не наведывался в Силантьевку. По памяти, что ли, рисовал? Или тайно периодически бывал на болотах? Возможно. По крайней мере ходит по ним уверенно. Тогда зачем вырисовывать в подробностях болота? Нелепо. Шатохин решил пока не касаться этих несоответствий.

— Как вы объясните, что на карте отмечены все ограбленные дома староверов?

— Причем «ограбленные». Просто дома. Старые юрты есть — и они на карте. А больше и помечать нечего там.

— Хорошо. Вот еще «просто дома», — Шатохин указал ка обозначенные на карте крестиками староверческие скиты. — Это совсем в другом конце района. И около них проходы в болотах отмечены. Зачем?

Бороносин отреагировал быстро.

— А что вы одни скиты выделяете? Выгодно? Ну, есть. А Уртамовка, Царская Гать, гривы, лежневки, Силантьевка, где мы сидим, — это все тоже есть. Полрайона отмечено, а нужны скиты — за них уцепились.

Бороносин умолк, нервно, коротко побарабанил пальцами по столу, убрал со стола руки, демонстративно уставился в окно.

— Не горячитесь.

— Хэ, спокоен.

— Близко от скитов были?

— В один входил даже. К Киприяну. — Бороносин медленно отвел взгляд от окна. — Дед дуба… Умер, короле, дед.

— Не показалось, что в доме Киприяна до вас был кто-то? Следы, может…

— Да говорил же, не свидетель я.

— Что уж есть. Изложите все письменно. В какое время были на болотах, цель. О карте своей… й, если можно, давайте посмотрим, что за траву вы там насобирали.

— Пожалуйста, рюкзак в сенях валяется.

Решительно с момента приезда Шатохина в район происшествия события складывались так, что больше часу хоть в одном населенном пункте ему задерживаться не удавалось.

После допроса вахтовика-железнодорожника Бороносина он выехал в Уртамовку, куда, наконец, прибыли следователь Тиунов, эксперт-криминалист Рахманов и кинолог Казаркин со своей любимицей — трехгодовалой восточноевропейской породы овчаркой Альмой. Тиунов, Рахманов и Казаркин вылетели в Нетесовский район буквально следом за оперативниками, через полтора часа, но в аэропорту пересадки застряли почти на двое суток.

Не успел Шатохин рассказать следователю и десятой доли того, что хотел, как Хромов по рации сообщил исключительной важности новость: в 10.35 в зоне, которую его группе поручено держать под контролем, раздались выстрелы. Кинулись на звук этих выстрелов. Через полтора часа в лесу, примерно на полпути между окраиной Тасеевского луга и берегом реки, обнаружили убитого волка. Стреляли из автомата. Двумя короткими очередями. Шагах в двадцати от трупа зверя кашли в траве гильзы. Безусловно, дело рук грабителей. Сейчас они в десяти-двенадцати километрах от места, где прикончили волка. Может, даже меньше. Хромов назвал точные свои координаты. В какую сторону отправились грабители? А черт их знает, следов нет, не видно. Был бы пес. Позарез нужна розыскная собака. По крайней мере он, Хромов, считает: налетчики вышли на берег реки. Туда и направляет всех сотрудников милиции. Сам тоже…