Изменить стиль страницы

— Ты идешь работать? — вежливо спросила она.

— Да, и ты приходи, — ответил Ральф.

Вирджиния совсем забыла, что в последнее время, когда муж работал дома, она с книгой устраивалась в его кабинете. Так повелось с тех пор, когда она решила посвятить себя его счастью.

Всплывшие в памяти воспоминания о том прекрасном и чистом обещании расстроили ее, но таиться от Ральфа она не стала. Правда, устроившись в кресле, в котором привыкла проводить время, твердо решила, что прибегнет к малейшему удачному поводу, лишь бы остаться одной. Ведь это и честней, и лучше, чем притворная интимность. Вирджиния огляделась. Эта строгая, благородная комната, сплошь уставленная книжными шкафами, мягкое освещения, а над всем — сосредоточенное благородное лицо Ральфа… Как соединить все это с разухабистыми картинками с 15-й улицы, которые вновь обступили ее? Находясь в таком замешательстве, она даже не замечала внимательных взглядов, которые время от времени бросал на нее муж. Вирджиния вдруг услышала, что он встает. Спешно устремив взор в книгу, она поняла, что держит ее вверх ногами. Времени на то, чтобы перевернуть ее, у нее уже не оставалось, и Ральф сделал вид, что он этого не заметил.

— Тебе хочется побыть одной, — сказал он. — Так что лучше иди спать.

Никогда прежде Вирджиния не замечала в нем такой твердости. Она послушно поднялась и направилась к себе. Выждав несколько секунд, Ральф остановил ее вопросом:

— Ты не хочешь поцеловать меня на ночь?..

Вирджиния остановилась как вкопанная, с минуту постояла, не поворачиваясь к мужу, и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

У себя в спальне она зарылась в подушки, чтоб заглушить рыдания. Терпение иссякло. Страстная мольба вырывалась вместе со стонами из ее уст: только бы избежать разоблачения… сегодня… в последний раз… и все будет кончено…

Порыв был настолько сильным и искренним, что она в очередной раз поверила в себя и немного успокоилась. Время приближалось к полуночи, Вирджиния, собравшаяся наконец спать, сняла платье, белье и вдруг увидела свое отражение в зеркале, к которому тут же присоединила еще два обнаженных тела — Дэзи и Эдны. Легкое удовольствие от этого видения сменилось убеждением в собственной полной и окончательной порочности. «Любые обещания — блеф. Я зашла слишком далеко. Мне не остановиться, — с горечью думала Вирджиния. — Но больше я не могу так жить, не могу обманывать Ральфа. Наверное, мне надо уйти от него, но как ему сказать об этом, ведь он спросит о причине… И куда же я уйду? Возвращаться в Хайворт? Ни за что! Уж лучше умереть. Может быть, я еще сумею избавиться от этого наваждения. А впрочем, стоит ли беспокоиться об этом? Все равно я долго не проживу. Что бы ни говорил Ральф, он меня просто успокаивает, а разве он может по-другому, милый великодушный Ральф? Только бы он не догадался, с какой порочной женщиной соединила его судьба…» Чтобы дольше не травить душу и хотя бы сегодня избежать мучительных самоистязаний, которые ненароком могли выдать ее и заставить во всем признаться Ральфу, она приняла снотворное и скоро забылась в тяжелом сне.

Ее разбудил Ральф. Он стоял рядом и смотрел на жену странным пронзительным взглядом, выражавшим то ли боль, то ли изумление, то ли еще что-то, чему она не находила слов. Эти глаза только что снились Вирджинии, и она готова была вот-вот выложить им все свои тайны. Но то был сон, а здесь явь. На лице женщины появилось выражение приговоренного к смертной казни человека. Кто знает, может быть, Ральф и не собирался говорить с ней, но ее гримаса подтолкнула его:

— Вирджиния, это не может больше продолжаться, — отрывисто сказал он, — я не хочу, чтобы ты боялась меня. Ты слишком честная для такой игры. Что с тобой творится? Ты можешь рассказать мне все. Я понимаю, ты хочешь пощадить меня и поэтому боишься открыться. Ты не доверяешь мне, даже если я предлагаю тебе помощь. Послушай, только не волнуйся, я говорю с тобой, как обычно… очень спокойно. Может быть, ты любишь кого-то? Ты мне не изменила, я уверен… Но, может быть, ты кем-то увлеклась и страдаешь, боишься своим признанием причинить мне боль? Но так мне еще хуже…

Взрыв резкого, ядовитого смеха остановил Ральфа. Вирджиния заговорила сбивчиво и неистово:

— Другой? У меня появился другой?! Как ты мог?! Я люблю тебя и всю жизнь буду благодарна тебе за то, что ты для меня сделал. Я никого больше не смогу полюбить, кроме тебя, мой любимый, моя надежда… Я твоя полностью… Но разве я не могу иногда быть нервной? Я отдам жизнь ради твоего счастья, хотя мне и жить-то осталось…

Вирджиния не договорила. Ужас и растерянность, которые только недавно сковывали все ее существо, словно испарились. Ральф ни о чем не догадывается! Вирджинию захлестнуло ликование, и в ее влажных блестящих глазах засияло такое обожание, что Ральф даже растерялся и почувствовал угрызения совести от того, что у него появились такие нелепые предположения. Конечно, она изменилась, но всему виной тяжелая болезнь, которая напугала ее и заставила думать о неминуемой смерти. Отсюда нервозность и приступы меланхолии.

— Вирджиния, дорогая, я прошу понять меня правильно. Твое состояние очень тревожит меня. Я уверен, я знаю наверняка, что физически ты вполне здорова, нет никакой угрозы для твоей жизни. Я верю врачам, которые консультировали тебя, ведь это лучшие специалисты по сердечным заболеваниям. Прости меня, дорогая, но я хочу предложить тебе… проконсультироваться у психиатра. — Ральф говорил мягко, чтобы не обидеть Вирджинию, но в его голосе все-таки чувствовалось, что для него этот вопрос решенный и он будет настаивать, чтобы Вирджиния прошла психиатрическое обследование. Испуганная Вирджиния вскочила с постели и упала в ноги Ральфу.

— Любимый, любимый! — твердила она. — Не надо. Прошу тебя. Со мной все в порядке. Ты увидишь. Просто я еще не совсем оправилась после болезни…

Вид жены, валявшейся у него в ногах, ее умоляющий голос ошеломили Ральфа. Он поднял Вирджинию, уложил ее опять в постель и твердо пообещал больше не заговаривать о психиатре, хотя для себя он был уже окончательно убежден, что психика Вирджинии нарушена. Если бы это было не так, она бы не испугалась его в общем-то невинного предложения. Ральф решил сам встретиться с психиатром, как-нибудь под видом знакомого пригласить его в дом и все-таки показать ему жену, а пока оставить ее в покое. Скоро Ральф почувствовал тягость и от другой забытой было мании жены — сделать его счастливым. Она не давала ему ни минуты покоя. Когда он работал дома, постоянно заглядывала к нему в кабинет под предлогом того, не нужно ли ему что-то сделать или принести.

— Нет, дорогая, иди отдыхай. Займись чем-нибудь, — терпеливо говорил Ральф. Вирджиния уходила, но не проходило и получаса, как она опять тихонько стучала в дверь. Ральф был вынужден уходить из дома и заниматься в библиотеке или в доме дяди, который уже шел на поправку.

А Вирджиния уже даже перестала контролировать свои наваждения. Как и раньше, ее посещали сладострастные фантазии, изощренность которых с каждым днем становилась все выразительнее. Она даже как-то сроднилась с этими тупыми и низменными физиономиями, обладатели которых каждую ночь брали ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Само собой, никуда не делась и 15-я улица. Правда, какое-то время Вирджиния боялась уходить из дома, когда Ральф работал в своем кабинете, но все-таки она прекрасно знала, что рано или поздно она вернется туда. «Лучше рано, — думала Вирджиния, — иначе миссис Эллен окончательно разуверится во мне и больше не захочет иметь со мной дело». В общем, очень скоро страх, что у нее не будет возможности получать наслаждения наяву, а не в одних только видениях, заставил ее поторопиться к миссис Эллен. Вот теперь-то и началось настоящее отравление. Ибо на смену удовольствию и ожиданию чего-то из ряда вон пришла привычка. Точно так же она по утрам чистила зубы. Расслабленность и безразличие стали постоянными спутниками Вирджинии в заведении миссис Эллен. Радости, на которую она надеялась в первые дни своей «карьеры», не было. Она спокойно, как домой, поднималась в эту слишком теплую квартиру, без отвращения слушала бесконечные рассказы миссис Эллен и новых подружек. Вирджиния стала своей. Этому способствовала и легенда, которую она, не мудрствуя лукаво, сочинила и однажды преподнесла «коллегам». Оказывается, у нее был возлюбленный, который соблазнил ее совсем молоденькой девушкой. Она его обожала, но он оставил ее ради другой, богатой. Теперь она на содержании у пожилого и доброго человека. Правда, он очень подозрителен и, возможно, шпионит за ней. Поэтому она так осторожна. Кроме того, он требует постоянного ее присутствия рядом с ним. Отсюда то странное — полуденное — время, в которое она «работает». Слушая ее, Дэзи и Эдна даже прослезились.