— Ну будь же понежней с этим мальчиком! Такие, как он, бывают здесь не часто…
Эндрю, не догадываясь о смысле, правильно принял шепот на свой счет.
— Вы ни о чем меня не просите, мои милые подружки. С чего бы это? Жадность претит мне, я предпочитаю самодовольство. А богатство… с ним надо расправляться в ресторанах и в заведениях типа вашего. Я правильно говорю? В общем, сегодня я чуть-чуть богат и мечтаю о самом дорогом вине и вашем обществе.
Миссис Эллен переглянулась с девушками. Тот же неуверенный и смущенный взгляд.
— Вот спасибо! — произнес Эндрю с деланной признательностью. — Вы что, девчонки, предпочитаете, чтобы я отнес свои деньги в другое место? Или вы отказываетесь вспрыснуть… мою первую книгу? А?!
— Ты пишешь книги? — первой, немного недоверчиво удивилась Дэзи, которая часто задавалась вопросом, как выглядят люди, имена которых красуются на ярких суперобложках.
Эндрю молча развязал принесенный с собою пакет. В нем было пять одинаковых томиков.
— Это правда, девочки! — воскликнула Дэзи. — Эндрю Милз… Автор… это ты?!
Эндрю улыбнулся с такой искренней гордостью, что она могла показаться наигранной.
— Я и не знала… — простодушно продолжала Дэзи. — Нужно, чтобы ты подарил мне… одну из них.
— Это… Это авторские экземпляры…
— И что?
У Эндрю не хватило смелости добавить, что он хотел бы оставить их себе. Его тронула искренность и наивность Дэзи, и он, не раздумывая, протянул ей книгу. А следом другую — Эдне, которая не сводила с него глаз, и еще две — Эллен и Вирджинии. Гордый поступком Эндрю спрятал последний томик в пиджак и принялся надписывать подаренные экземпляры.
В первую минуту, когда Вирджиния услышала, что их посетитель пишет книги, ее пронзил страх. А что, если это знакомый Ральфа, и он видел их где-нибудь вместе. Но молодой человек был ей незнаком, да и вел он себя просто и естественно, во всяком случае не разглядывал ее и ничем не показывал, что знает ее. И она успокоилась.
Шампанское текло ручьем. Никогда еще у миссис Эллен не веселились так невинно и беззаботно. Но в самый разгар праздника раздался звонок. Смущение и странная грусть поселились в лицах Дэзи и Эдны.
— Что делать, нужно идти и открывать, — как бы извиняясь, досадливо сказала Эллен.
Удивленный внезапно наступившей тишиной, Эндрю не мог понять внезапного огорчения этих женщин, которые только что так от души, радовались вместе с ним. Он по очереди взглянул на притихших Дэзи, Эдну и Вирджинию. Глаза последней, самые блестящие, выражали радость избавления.
— Нет, вы останетесь со мной в любом случае, — сказал он, обращаясь к Вирджинии.
Та вздрогнула, как от удара током. Меньше всего на свете ей хотелось принадлежать этому молодому, красивому, чистому мужчине.
— Извините меня, я вас прошу… — Она прошептала это очень тихо, только для него.
Брови Эндрю поползли вверх… Впоследствии он часто думал об этой скромной и сдержанной мольбе, которая не могла исходить от простой обладательницы клички. Но тогда, удивленный, он все же незаметно кивнул ей и повернулся к Дэзи, которая тут же принялась его страстно целовать.
— Таинственная Незнакомка, бедняжка, вам не повезло. — Миссис Эллен, только что встретившая нового клиента, заглянула в комнату. — Поторопитесь, прошу вас. Это месье Джек, у него полчаса. Как обычно, спешит…
Кому, как не Вирджинии, знать этого живчика, коротышку, пропитанного насквозь запахом сырой кожи: он держал цех кожаных изделий недалеко от 15-й улицы. Джек выбирал только ее и был от нее в восторге. Вирджиния же, напротив, хранила от их бестолковых и коротких встреч мрачные воспоминания. Однако нет худа без добра, и на сей раз клиенту каким-то чудом удалось привести женщину в то трепетное состояние, на которое она почти не надеялась.
Как это уже случалось, Вирджиния пробыла некоторое время в сладостном оцепенении, а затем, очнувшись, вышла в комнату Эллен. За стеной звучал громкий смех подружек и Эндрю. Она села перед рабочим столиком и, зажав подбородок еще влажными от переживаний руками, стала прислушиваться к откровениям своего тела.
Теперь она многое понимала. Она знала, что отказала Эндрю, потому что он был из ее круга — и социального, и духовного. Такие мужчины — умные и тонкие — окружали ее в обычной жизни. Тот же муж. Нет, с Эндрю она бы ему не изменила. Никогда! Она не за тем шла на 15-ю улицу, чтобы получать от клиентов нежность, доброту, доверие. Этим ее щедро одаривал Ральф. Странное животное наслаждение — вот чего недоставало. Дал бы его Эндрю? Вряд ли. Он не мужлан.
Элегантность, воспитание, желание понравиться, остроумие… Зачем ей они, когда она мечтала быть раздавленной, униженной, опороченной, взятой самым низменным способом. Только тогда ее тело расцветало от щемящего физического восторга.
Раздвоение? Двойная жизнь? «Да! Да! — кричала Вирджиния сама себе. — Почему я должна переживать от этого, если в итоге — бесконечное облегчение… Да, после долгих недель пыток и почти сумасшествия она, кажется, понимала себя, приняв как должное своего странного двойника, совместившись с ним. Судьба не позволила, чтобы от Ральфа исходил тот дар, который приносили ей грубые и непристойные клиенты. Так что? Взять и отказаться от удовольствия, которое другим женщинам достается от любимых мужей и мужчин? Стоило тогда проходить весь этот страшный путь? Ведь с инстинктом не поспоришь… Неужели она не имела права на то, что дано каждому живому существу — любить физически, содрогаться от этих священных волн, познать ясность и красоту оргазма? Неужели надо было иссохнуть? Почему тогда земля, на которой она живет, каждый год, весной, родит зеленый лист и заботится о нем: греет, поит соками, обвевает теплым весенним ветерком? Где же справедливость? И можно ли, нужно ли убивать в себе жизнь? А что, как не жизнь, ее наслаждение?
Эти открытия вернули Вирджинии прежнюю уверенность и спокойствие. Отныне, открыв и заполнив в себе пустоту, в которой так долго покоилось опасное и непредсказуемое чудовище, она чувствовала себя даже более безмятежно, чем раньше.
Возвращающаяся к жизни Вирджиния ориентировалась… на глаза Ральфа. Именно они, с каждым днем размягчающиеся, оттаивающие, убедили ее в правильности пути, на который она решительно ступила. Рождение новой, прежней Вирджинии приносило им трогательное, нежное наслаждение, и у них было время насытиться, ибо Вирджиния возвращалась осторожно, шаг за шагом. Каждый день она делала маленькое отступление назад. Каждый день еще вчера робкая и покорная Вирджиния предъявляла Ральфу какое-нибудь небольшое новое требование, желание, только одно. Она прекрасно видела, что он жаждет ей повиноваться, но четко чувствовала, что торопиться следовало медленно. Любые резкие изменения всегда рискуют возбудить подозрение. А ей этого вовсе не хотелось, как и отказаться от посещений миссис Эллен. Вирджиния искала равновесия между двумя полюсами и, добиваясь успехов, превращала это занятие в искусство.
Но, быть может, это обыкновенная скрытность? Вряд ли. Во всяком случае, она настолько привыкла утаивать и маскироваться, что даже не замечала этого. Никогда Вирджиния не чувствовала себя так наполненной, так целиком принадлежащей Ральфу, как после визитов к миссис Эллен. Несколько часов, которые она по-прежнему проводила там ежедневно, принадлежали другому, почти потустороннему миру. И там, за гранью обычной реальности, Вирджиния забывала себя. Кто она? Вирджиния? Нет, Таинственная Незнакомка, чье тело, словно особенный цветок, расцветало на несколько мгновений и вновь, когда подходил срок, возвращалось к действенному состоянию.
Прошло еще немного времени, и Вирджиния уже не замечала своей раздвоенности. Ее не было. Верней, она была в порядке вещей. Женщине казалось, что подобное существование было предписано ей задолго до рождения, а может быть, в юности, когда она осталась на обочине жизни.
Окончательная точка была поставлена в день, когда Вирджиния опять стала близка с Ральфом. Просто однажды она решила, что ее тело снова достойно любви мужа. Правда, ее объятия не стали от этого менее нежными, чем раньше, но иногда она была скована, боясь, что ненароком раскроет недозволенное искусство, данное природой и опытом Таинственной Незнакомки.