— А про королевскую пятину вы, как я понял, забыли? — ехидно напомнил Кортес.

Солдаты растерянно переглянулись. Как ни противно, а Кортес был прав, и Его Величество имел право на пятую часть ЛЮБОЙ добычи. И к обеду они повели все, чем владели, на переучет в самое большое здание города — зернохранилище.

— Клеймить заново придется, — цокал языком контадор[26], разглядывая очередную аппетитную индианку лет тринадцати с воспаленным ожоговым шрамом на щеке.

— Зачем? — охал хозяин. — У нее и так вся рожа распухла!

— Неправильно тавро поставил! Не на той щеке, — бросался на выручку коллеге веедор[27]. — Сколько раз вам говорить: в Священной Римской империи все должно быть по единому образцу! Все, нам некогда! Завтра придешь — заберешь. Следующий!

Бедолага растерянно моргал и отходил.

— Следующий, я сказал! — подзывал контадор следующего солдата. — Сколь у тебя? Двести восемь голов привел? Ого! Оставляй. Завтра заберешь.

Собственник начинал возмущаться, но все было без толку.

— А когда мы тебе их проклеймим? — снова бросался на выручку коллеге веедор. — И так всю ночь придется работать!

А на следующее утро, когда все четыре с половиной сотни «рабовладельцев» собрались у зернохранилища, там стояли только три-четыре десятка не первой молодости бабищ.

— Кортеса! Кортеса сюда! — взревели собственники и тут же умолкли.

Из-за огромного здания выходил сам генерал-капитан, и вид у него был — краше в гроб кладут.

— Что, ребята, вас тоже пощупали? — печально покачал он головой. — Еще радуйтесь, что у вас мало было. Я вон пяти тысяч голов лишился.

— Ты?! — не могли поверить солдаты. — И тебя обсчитали?!

Кортес хмыкнул и ткнул рукой в сторону зернохранилища.

— Вы же сами видели, что нам оставили… один мусор.

Он оглядел замерших солдат и с веселой горечью махнул рукой.

— А-а-а… как пришло, так и ушло!

И вот тогда солдаты взвились.

— Где они?! На первом же суку повесим!

— Стоп-стоп, ребята! — насторожился Кортес. — Вы что это — серьезно?!

— Это последнее, что у нас было! — белугами ревели солдаты. — Они же нашу единственную добычу украли!

— Ты хоть понимаешь, сколько за них на Кубе можно было взять?!

— Это им даром не пройдет! — начали стремительно рассредоточиваться, готовясь к погоне, пострадавшие. — Далеко не уйдут!!!

Кортес обмер. Капитаны во главе с Андресом Дуэро и впрямь не должны были уйти далеко.

— Тихо, — поднял он руку. — Тихо, я сказал! Вы думаете, почему я вместе с вами в погоню не кидаюсь?! Уж я-то больше всех потерял!

Солдаты на секунду замерли.

— Почему?

— Золото, — с трудом выдавил Кортес. — То золото, которое я разрешил вам взять из Мешико. В нем все дело.

Вояки оторопели.

— Как так?

— Веласкес потребовал, чтобы мы вернули все, что вынесли из его доли, — до последнего песо. Иначе обещал повесить всех.

— Но ты же нам разрешил!

— Да что я?! — горько усмехнулся Кортес. — На стороне Веласкеса закон. Это его имущество было. Нотариально заверенное. Понимаете?

Все молчали. Такой пакости не ждал никто.

— Вот то-то же… — цокнул языком Кортес. — Нет, если кто-то готов отдать незаконно взятое Веласкесу…

Солдаты возмущенно и одновременно жалобно загудели, и Кортес понимающе возложил руку на сердце.

— Вот и я так подумал. Пришлось мне своей долей рабов пожертвовать, чтобы вас не трогали. Но вы же знаете, этих чиновников, — им все, сколько ни дай, мало. Отправили на Кубу и ваше — в счет погашения, так сказать…

Солдаты убито переглянулись. Такого наглого грабежа не ожидал никто.

— Ничего, ребята, — похлопал ближайших по плечам Кортес. — Мы с вами еще разбогатеем.

А тем же вечером к нему пришел Королевский нотариус Диего де Годой.

— Вы отдали Андресу де Дуэро рабов и золото из пятины короля, сеньор Кортес, — прерывающимся голосом сказал нотариус. — А это незаконно.

Кортес окинул его внимательным взглядом. Судя по мешкам под глазами, Годой готовился к этой речи всю ночь.

— Возможно, Годой, — кивнул он. — Давайте сделаем так: вы принесете мне все документы, и мы с вами вместе сядем и посмотрим, как это можно исправить.

Годой вздрогнул, просиял и, захрустев попавшейся на пути тростниковой занавесью, вышел прочь. В считанные минуты вернулся и начал бережно перекладывать документы.

— Вот, посмотрите, сеньор Кортес, — это наше решение о выносе королевской пятины. — Как раз перед выходом из Мешико…

— Ну-ка, ну-ка… — принял бумагу Кортес. — А еще что у нас есть?

Нотариус закопошился в бумагах.

— Это опись добычи… еще одна опись на рабов… еще…

— Давайте, я помогу, — деловито предложил Кортес и принялся бегло просматривать бумаги. — Ну что ж, все понятно.

Подошел к очагу и начал с хрустом рвать старую бумагу и тут же швырять ее в огонь.

— Что вы делаете?! — охнул Королевский нотариус и кинулся спасть бесценные документы.

И тут же почувствовал у своего горла холод кастильского кинжала.

— Не надо, Годой, — серьезно произнес Кортес. — Это всего лишь бумажки. Будем считать, что они просто пропали.

— Они не пропали! — не отрывая глаз от перегорающих бумаг, болезненно выдавил Годой. — Вы их уничтожили!

Кортес недобро улыбнулся, перехватил нотариуса под руку и, не отводя кинжала, силой оттащил от очага.

— Я просто все исправил, Годой. Теперь ничего не было: ни пятины, ни добычи.

— Это противозаконно, — выдохнул Годой, стараясь не коснуться горлом лезвия.

— А кто об этом узнает? — легко парировал Кортес. — Пройдет несколько месяцев, и из тех, кто что-то видел своими глазами, в живых останется от силы человек двадцать. Уж я об этом позабочусь.

Годой шумно сглотнул и почувствовал, как по шее потекла теплая струйка.

— Ну, что, Диего, вы предпочтете договориться? — легонько встряхнул его Кортес. — Или мне и о вас позаботиться?

— Не надо, — всхлипнул Королевский нотариус. — Не надо заботиться… я… лучше я как-нибудь сам…

Спустя неделю Кортес отправил четыре каравеллы: в Кастилию, на Кубу, на Ямайку и в Санто-Доминго — с самыми разными поручениями.

Законная и, надо полагать, все еще девственная супруга Каталина Хуарес ла Маркайда получила высокопарное письмо, в котором ее Эрнан рассказал, сколько подвигов во имя Короны совершил, и сколько в ближайшие годы собирается совершить еще.

Его Величеству было отправлено длинное послание, в котором Кортес правдиво описал все чудеса этого края, а также перенесенные им и его солдатами труды и муки. Он искренне сожалел, что не сумел вынести из осажденного Мешико королевской пятины, хотя и рисковал за нее жизнью.

Дядюшка Николас де Овандо получил письмо на судне, изрядно загруженном подарками для Королевской Аудьенсии. Чиновники должны были понять, что имущество Диего Веласкеса де Куэльяра — 11 посаженных на мель и 18 стоящих на рейде судов, а также порох, лошади, провиант, оружие и солдаты — истрачено исключительно для славы Священной Римской империи!

Ну, и неплохая партия рабов ушла на Ямайку…

А спустя еще неделю Кортес начал сооружать озерный флот для нового штурма столицы, ибо стало предельно ясно: иначе стоящий в центре озера город не покорить. И когда на рейде у Вера Крус встал огромный корабль, битком набитый оружием, амуницией и лошадьми, Кортес скупил все, что привезли.

Отряды разведчиков присылали сведения о том, что делает Кортес, ежедневно. Поэтому Куа-Утемок знал, что тысячи мужчин из самых разных племен валят и на своих плечах доставляют «мертвецам» лес, тешут и распиливают его на доски, помогая строить озерный флот — грозное оружие умеющих плавать против ветра чужеземцев.

И все-таки главным оружием «мертвецов» был не флот, не Громовые Тапиры и даже не Тепуско. Главным их оружием были новая болезнь и новая вера. Стоило вождю взять из рук парламентера Кортеса письмо с требованием покориться, как вскоре он покрывался язвами, и ни тщательное мытье, ни припарки из горных трав не помогали. И в считанные месяцы вся элита огромного Союза погибла от неведомой прежде хвори, а племена были фактически обезглавлены.