Грифон вдохнул побольше воздуха, закрыл глаза, чтобы не попал кусок льда. Течение медленно затаскивало его под непрочный край пролома. Иеракс нащупал над собой гладкую поверхность льда, но не стал сопротивляться. В диком холоде открыл глаза, видя, что сквозь лед и снег на нем, сверху просачивается очень слабый ночной свет. Доигрался!

Снизу в воде когтями не получалось зацепится за гладкий лед, а течение речки тащило дальше. Чтобы не задевать за дно, грифону, дивясь собственному безумию, пришлось кверху лапами распластался по нижней стороне льда, скользя животом. Глубина здесь, за исключением омутов, невелика, дальше поток может вообще зажать между дном и ледяным потолком. Удерживал дыхание так долго как мог, позволяя реке нести дальше в неизвестность. Еще несколько мгновений! Он опасался, что зацепится крыльями за одну из коряг, которых много на дне таких речек, текущих через рощи.

Дыхания скоро стало не хватать, а холод, от которого в ледяной воде не помогал промокший мех, начал парализовывать тело. Тогда Иеракс оперся спиной и крыльями на дно, и ударил всеми лапами в лед, взламывая его снизу. Вложил в удар все силы, но неокрепший лед поддался силе грифона легко. Птицезверь, разбрасывая осколки льда, всколыхнул воду, в неистовом порыве вырваться из чуждой стихии. Жадно вдохнул и как-то само собой получилось выскочить из реки.

Мокрый и сотрясающийся, он выпрыгнул на снежный берег. Взрослый грифон, а какое безрассудство вытворяет! Иеракс отряхнулся, отряхнулся еще раз. Дрожа и прижимая крылья поднялся через сугробы наверх.

Сейчас надо согреться полетом.

Он фирнбергский грифон! Такие ненормальные развлечения вроде купания подо льдом, должны лишь закалять его характер и тело. Раньше ведь тоже купался в холодных речках, хоть и не ночью.

Иеракс не считал себя решительным, но порой ему казалось, что такие вот небольшие приключения помогают ему потом в жизни быть готовым к неожиданностям. Тем более, что для бывалого северного грифона в подобном нырянии под слабенький лед неглубокой речки, не было никакой настоящей опасности. Только специально пугал сам себя.

Быстро долетел, в уже веселом настроении, до кузницы, закрыл дверь и разжег заново почти угасший очаг, чтобы согреться. Закрыл дверь, зияющую щелями и лег поближе к огню.

Спал крепко.

Но на следующий день, закончив работу с оружием, грифон поспешил не на поиски дракона, а опять в столицу, предчувствуя, что там ордену он будет нужнее.

Начинался легкий снегопад, над городом из сотен печных труб поднимался дым, который скапливался у подножия замковых башен, и они казались плывущими в облаках.

На этот раз грифон не так долго как всегда любовался заснеженными крышами величественных башен и зубчатыми стенами Фирнберга. Сразу направился в покои магистра.

Несмотря на то, что снаружи начал усиливаться ветер, бессильно разбивающийся об, непоколебимые как утесы, башни замка, внутри было очень тихо. Как и в домах горожан, которые могли чувствовать себя уютно за толстыми стенами.

— Я вот недавно от одного философа в городе слышал такое мнение, что было бы лучше если бы все страны объединились и исчезли бы границы и войны? — осторожно произнес Иеракс, словно трогая лапой ненадежный лед. — Я иногда люблю прикидываться дурачком и сам так не думаю… просто интересно что вы бы сказали по этому поводу. Есть люди, которые проповедуют, что мир должен объединиться, чтобы пропали раздоры и все народы жили бы в согласии.

— Несовершенный мир должен быть разобщен. — Тарг ответил решительно и категорично. — Несовершенное не имеет права объединяться. Иначе все его несовершенство сложится вместе. Все что есть плохого, все что угнетает, объединившись, станет чудовищно непреодолимым. Пока в мире есть несовершенство, королевства графства и герцогства должны существовать раздельно. Лучше пусть они будут разрозненны чем возникнет единое непобедимое и бесчеловечное, которое подомнет под себя весь мир. Потому что из него даже некуда будет бежать. Потому что его некому будет победить, если оно станет непригодным для нормальной жизни.

Иераксу ответ понравился.

— Разрозненный мир хорош для сильных, — добавил магистр, — а объединенный будет царством слабых, придавленных единой властью.

— От власти Феобальда идет много болтовни, много разговоров о равенстве перед государем и честности. Его люди ведут повсюду беседы. О том, что честному человеку нечего скрывать.

— Если кто-то говорит, что честному человеку нечего скрывать то у нас умные люди сразу воспринимает такого как самого лютого врага, который замыслил великую гадость. — Магистр не сдержал очень злой усмешки. — Честному человеку всегда есть что скрывать, если он хоть что-то из себя представляет, а не слабоумный деревенский дурачок с искренним пустым взглядом. Поэтому такие призывы к открытости уважающими себя людьми воспринимаются еще и как оскорбление.

Инквизиторы, палачи и грабители всегда говорят, что честному человеку нечего скрывать.

У нас в Фирнберге давно убеждены, что если кому-то нечего скрывать то он пустое место, ничтожество, которое своей глупостью поддерживает тех, кто хочет обратить всех в холопов. Личность без тайны — это не личность. У нас привыкли больше всего ценить тайну. Наше герцогство считают своей родиной те, кто смыслом своей жизни всегда считал поиск тайного и обладание тайнами. Именно в нашей стране нашли приют те, кому в других странах только скрытность позволила выжить, не попав в руки суда и отупевшей толпы. Поэтому человек, который соглашается с тем, что честному нечего скрывать вызывает не просто презрение, но и ненависть как предатель.

Покои магистра Тарга украшало немалое количество старинного оружия, большая часть которого сохранилась еще с прежних веков.

— Герцог все время говорит, что хочет запретить в стране хранение оружия простолюдинами, — сказал Иеракс. — Но ведь оружие нужно не только рыцарям, но и мельникам и лавочникам, и даже крестьянам, которые живут в лесных деревнях. Как они будут защищать свой дом? Ведь грифоны и стражники не могут за всем уследить.

— Люди герцога все время говорят, что людям не надо иметь оружие, что защищать их должен закон, то есть стражники. Простолюдинам не разрешается иметь оружие в южных королевствах. И всем понятно к чему клонит Феобальд и чего он хочет этим добиться.

Крылатый глядел мрачно, соглашаясь.

На какую помощь стражников могут рассчитывать жители отдаленных деревень и жители отдельных домов в лесу? Как вообще можно запретить иметь оружие для защиты людям живущим вдали от городов, куда помощь всегда приходит с опозданием, где мирные жители могут рассчитывать только на себя? Иеракс помнил, что простолюдинам раньше запрещалось иметь только арбалеты, но потом сделали исключение, признав, что можно держать не очень мощные арбалеты, но только дома, для защиты жилища. Потому что арбалет может использовать, в крайнем случае, даже женщина или подросток, а боевой лук не всякая женщина натянет. И грифоны не стали возражать, хотя именно к арбалетам у них всегда было плохое отношение.

Грифон представил себя на месте человека, и хотя он относился к большинству людей подозрительно, ему было не понятно как можно запрещать иметь оружие столь слабо защищенному существу, не имеющему когтей. Тогда быть человеком совсем плохо.

— Оружие это зеркало души, которое обостряет грань между добром и злом, оно становится злом в злой руке, и несет спасение если в доброй, — произнес Регинон Тарг, дотрагиваясь до прохладного металла висящих на стене мечей. — Оно прекрасно потому, что спасает. Защищая жизнь ты защищаешь не только свою жизнь, защищая свою свободу, ты защищаешь свободу не только свою. Но самое прекрасное, когда блеск твоего клинка отразится страхом в глазах врага, призывая к благоразумию, и тогда не надо будет проливать кровь.

Жесткая рука магистра взяла меч и по полированному клинку с выгравированными рунами прошлись блики от свечей, сверкнули как звериные глаза драгоценные камни гарды, зловеще блеснула кромка у острия.