Изменить стиль страницы

— Что здесь делает восковой профессор Мориарти?

Действительно, фигура Мориарти стояла около стола. Там же стояли наши восковые копии.

— Ватсон, ведь это мы!

— Я вижу, что это мы. Но что надето на вашу голову?

Действительно, восковой Холмс имел на голове шляпу охотников на оленей, которую настоящий Холмс, несмотря на его некоторую эксцентричность, не стал бы носить в Лондоне.

— У меня есть дорожный картуз с ушами. Но если я не ошибаюсь, этот головной убор, — Шерлок Холмс показал на голову восковой фигуры, — можно встретить на иллюстрациях к вашим рассказам. Я уже предъявлял претензии к вашим рассказам, но иллюстрации тоже оказались неудачны[39].

— Холмс, взгляните, это же Джабез Уилсон, жертва «Союза рыжих»!

Передо мной сидел восковой Уилсон, ещё не знающий, что его водят за нос, и переписывал Британскую энциклопедию.

— Да здесь и сама Британская энциклопедия, — заметил Холмс. — Только настоящая ли она? Действительно, настоящая. Ватсон, какое издание переписывал мистер Уилсон?

— В том году как раз вышло девятое издание.

— Зато сейчас уже четырнадцатое издание. Интересно узнать, почему рядом лежат старые газеты. — Холмс осмотрелся в поисках остальных восковых фигур. — Это же Ирен Адлер и король Богемии. Ватсон, я вижу, что здесь что-то не в порядке. Разве восковая фигура изображает мисс Адлер? Если это Ирен Адлер, то я король Богемии.

Перед окном стоял восковой бюст Холмса, сыгравший ключевую роль в поимке Себастьяна Морана. Как и в момент выполнения своей цели, он был задрапирован красным халатом. На стене висел мой револьвер. К камину был прислонён охотничий хлыст.

— Неужели здесь был открыт музей? — спросил Холмс. — Я никогда не мог предположить, что мне будет оказана такая честь.

В гостиную вошёл Исаев и начал озираться по сторонам.

— Мы в музее, Исаев. Вы уже сделали в Германии то, что хотели?

— Да, и я готов поведать вам результат моих трудов. Что это? Энциклопедия?

— Британская энциклопедия. Настоящая, не искусственный экспонат.

— В таком случае я воспользуюсь ей и газетами.

Исаев начал штудировать наши результаты. Мы сели в кресла, когда-то бывшие нашими, а теперь выставленные на обозрение публики. Когда шпион подошёл к концу своего исследования, его лицо выразило неудовольствие.

— Итак, многое из того, что мы подготовили, а я приказал довершить, пошло по моему плану. Германия не развязала ни одной мировой войны.

— Мы оба во внимании. Верно, Ватсон?

— То, что мы совершили, вошло в историю как «капитуляция кайзеровской Германии» и «социализм с человеческим лицом». Германия стала Германской Демократической республикой. И как вы думаете, кто стал президентом?

— Не могу догадаться.

— И не догадаетесь. Эрнст Штольц.

— Неужели Штольц?

— Да, Ватсон. Вы скажете, что он узурпатор или самозванец. Но если бы не было самозванцев, то не было бы республики.

— Я согласен с вами. В таком случае не было бы и смены династий, и на нашем троне был бы совсем другой монарх.

— Штольцу нужно было оправдать своё нахождение у власти. Немецкая армия оказалась нашим союзником, но военных не следовало делать правителями, ведь страшно далеки они от народа. Конечно, благодаря происшествию с «общедоступным балом» мы добились своей цели бескровным путём. На нашей стороне была вся армия. Если бы не этот бал, наши действия обернулись бы берлинским аналогом Парижской коммуны или гражданской войной. И вообще, лютеранство утверждает, что власть всегда от бога и ей нужно повиноваться. И кайзер, и Штольц для немцев одинаково первое лицо государства.

— Вероятно, у этого происшествия не было аналогов в мировой истории.

— Genosse Штольц живёт без роскоши и не пользуется привилегиями. Привилегии — дело дворянства. Штольц стал первым среди равных и, находясь на посту президента, работает так же как и другие граждане.

— Вы сказали, что Штольц живёт без роскоши и не пользуется привилегиями. Вы имеете в виду то, что автомобиль нужен ему исключительно для работы почтальона?

— Автомобиль стал просто средством передвижения. Бывший кайзер спокойно закончил жизнь в голландском дворце Доорн. Нашей удаче способствовало то обстоятельство, что кайзер пытался застрелиться. Немцы пришли к выводу, что он рехнулся.

— Спасибо Гёте за это обстоятельство, — прокомментировал Холмс.

— Конечно, императрица была не в восторге от этого поступка мужа и от его причины. Скандала удалось избежать, всё-таки в Германии нет того явления, которое буржуи назвали «жёлтой прессой». Бисмарк с его «исключительным законом против социалистов», по-видимому, был недоволен развернувшимися событиями, но он в то время жил в имении Фридрихсру и никому не мешал. Поскольку Genosse Штольц женился на Агнесс Клозе, она стала первой леди. Немцы применили для этой цели американский термин, не так ли? Правда, с советской точки зрения немцы проявили то, что советские критики называют "оппортунизмом" и "мелкобуржуазным уклоном". Немцы не собираются уничтожать капитализм, понимая, что это невозможно. По крайней мере, без человеческих жертв. Оставалось только умиротворить капитализм и доказать, что немцы ему не враги. В Советском союзе существовала плановая экономика, требующая выполнять государственные планы за определенный срок. Их принцип: «Пятилетку — в четыре года!». В Германии же существуют рыночная экономика и частная собственность. По словам Genosse Штольца, «как из пфеннигов складывается марка, так и данная сумма реформ даст социалистический строй». Смертная казнь признана пережитком прошлого. В Советском Союзе существовал идеологический надзор над наукой, и некоторые науки считались служанками империализма. В Германии ничего подобного не было. Немцы строили социализм постепенно, до десятых годов этого века, а не так форсированно, как этого требовали коммунисты. В коммунистическое будущее они не верят. Классы просто равны по положению, поскольку бесклассовое общество недостижимо.

— Что стало с капиталистами и помещиками? — спросил я шпиона, прервав его повествование.

— Сначала им втолковали, что их деятельность не соответствует принципу нестяжательства и принципу «кто не работает, тот не ест», о которых говорил Христос задолго до социалистов. Капиталисты управляют фабриками, но рабочие работают вовсе не для капиталистов. Во всяком случае, слово «капиталист» потеряло первоначальный смысл.

— А помещики?

— Кому в двадцатом веке нужны помещики? Теперь продолжу то, хотел сказать до вопроса Ватсона. Демократия не отрицается немецким правительством, но её недостаток в том, что она позволяет привести к власти кого угодно, даже Führer, не так ли? Но он стал художником. Об уничтожении старой культуры в Германии даже и не думали. Вы слышали о Первом и Втором Интернационале, не так ли? В двадцатом веке был созван Коммунистический Интернационал. Разумеется, он ратовал за немедленную мировую революцию, но когда существовала гуманная немецкая социал-демократия, коммунисты выглядели как истерики. И кроме того, Штольц, в отличие от советского вождя, выполнил все обещания. В общем, в Германии благодаря учению Бернштейна получился полукапитализм-полусоциализм. Существует высказывание о том, что революция пожирает своих детей. А тут вам не революция, товарищи! Я задержался в 1895 году, чтобы продиктовать планы, которые должны были выполнить немцы. В той истории Ленин пересёк территорию Германии в пломбированном вагоне по причине первой мировой войны. Здесь же он поступил так потому, что не хотел видеть «проклятых оппортунистов». Согласно моему замыслу, немцы арестовали Ленина. Остальные люди, сидевшие в пломбированном вагоне, также были высажены. На место Ленина был посажен его двойник. Двойник прибыл в Россию. Временное правительство встретило его без враждебного отношения. Конечно, оно так и не узнало, что это был ненастоящий Ленин, не так ли? В результате была сохранена буржуазная республика, называвшаяся Российской Республикой. В той истории не был реализован проект Российской Демократической Федеративной Республики, но здесь она всё-таки возникла. Всё-таки Маркс говорил, что его идеи нельзя вводить в России, так как русские всё испортят. Как и в той истории, Финляндия, Польша, Украина, Белоруссия, Кавказ и Прибалтика получили независимость. Правда, здесь обошлось без кровопролития, и они не достались России.

вернуться

39

В массовой культуре Холмса изображают в шляпе охотника на оленей по вине иллюстратора Сидни Педжета, который сам её носил. А если добавить то, что Педжет умудрился изобразить Холмса красавцем, неудивительно, что клиенты сыщика не знали его в лицо.