— Какого термина?

— Современные учёные ввели понятие «общий адаптационный синдром»[43]. Он происходит, когда человек оказывается в экстренной ситуации, тогда его организм мобилизует все силы. Отсюда и героический поступок Штольца. Я не физиолог и не могу объяснить подробнее.

— Скорее галантный поступок, — ответил Холмс.

— Я слышу шаги, — заметил я. — Боюсь, сюда идёт директор музея.

— Вы правы. Что он скажет, увидев нас здесь? Нам непросто будет объяснить своё вторжение.

Шаги слышались всё громче. В гостиную вошла высокая пожилая дама, показавшаяся нам знакомой. Широкополая шляпа покрывала поседевшие волосы, тёмные очки скрывали глаза, но лицо сохраняло остатки былой красоты. У меня отличная память на лица, и личность этой женщины не оставляла для меня сомнений.

Женщина всплеснула руками, увидев нас.

— Вы оказались здесь в тот самый день, когда и должны были. Подумать только! Вы в последний раз видели меня совсем недавно, я же в последний раз видела вас сорок шесть лет назад!

— Фрау Штольц, вы ли это? — поразился Холмс.

— Да, это я встречаю вас в вашем бывшем доме.

— Вы решили встретить нас здесь, фрау Штольц?

— Да, я прибыла сюда на Машине времени, использовав её для перемещения из Берлина в Лондон. Ведь Штольц рассказал мне о том, в какую дату вы отправились. У меня было достаточно времени до вашего прибытия, чтобы обустроить вас на третьем этаже музея Шерлока Холмса. Вы будете ночевать в спальнях Холмса и Ватсона. Я сплю в спальне миссис Хадсон. Никто в Лондоне не знает, что я живу здесь.

— К чему такая секретность?

— Такая секретность нужна по той простой причине, что я стала принадлежать к вражеской стране. К вам, Исаев, это тоже относится.

— Что вы хотите этим сказать?

— Немцы подслушали радиопереговоры англичан, которые, как выяснилось, собираются вероломно напасть на Советский Союз и Германию. Когда я тайком от ваших соотечественников прибыла сюда, Лондон оказался завешан националистическими и джингоистскими лозунгами.

— Я начинаю понимать, кто виноват! — наконец ответил Исаев, сжав кулаки.

— И кто же? — спросил Холмс.

— Виноват Уинстон Черчилль, чтоб он подавился своей сигарой! И это мы, мы проложили ему дорогу!

— О чём вы говорите? Как мы могли проложить ему дорогу?

— В той истории Черчилль был союзником Сталина лишь по той причине, что они совместно воевали против Германии. В другой ситуации Черчилль никак не мог быть союзником России. Теперь же, когда мы предотвратили мировые войны, эта другая ситуация наступила.

— Не хотите ли вы сказать, что предотвратив две мировые войны, мы вызвали другую мировую войну?

— Именно это я и хочу сказать. Теперь нападению должны подвергнуться не только Россия, но ещё и Германия. Правда, ещё неизвестно, будет ли война мировой.

— Но что ещё появилось в двадцатом веке? — спросил я фрау Штольц.

— Телевидение. Изображение и звук передаются через радиоволны на экран электронной трубки. Телевидение имеет то же значение для передачи информации публике, что и телефонная связь для разговора. Благодаря нему в вашей стране даже появилась традиция рождественского обращения главы государства к народу. Зрители видят короля на экранах телевизоров. К сожалению, ваш нынешний король Георг Шестой лишён такой возможности. Дело в том, что он страдает сильным заиканием, обычно проявляющимся во время выступления перед публикой. В настоящее время он проходит курс лечения у австралийского логопеда Лайонела Лога.

— Мы искренне сочувствуем королю, — сказал я.

— Теперь мы хотели бы пройтись по улицам Лондона, — заметил Холмс. — Как у вас одеваются?

— Я приготовила одежду, — с достоинством ответила фрау Штольц. Она поднялась в бывшую спальню миссис Хадсон и вернулась с охапкой одежды. — Нынешняя одежда шире, чем в ваше время. Галстуки у нас тоже широкие, и теперь популярны геометрические узоры на них. Шляпа называется «федора». Видите вмятины на тулье? Джентльмен должен снимать федору перед дамой, поместив пальцы во вмятины. Встречаются канотье, а англичане по-прежнему носят котелки. Цилиндры носят только в официальных случаях.

— Я, как писатель, хотел бы узнать, чем у вас пишут, — задал я интересовавший меня вопрос.

— Перьевых ручек у нас нет. Хотя в ваше время к ним добавились вечное перо и химический карандаш, теперь пользуются шариковыми ручками. Чернила в них подаются к крошечному вращающемуся шарику. Других новых письменных принадлежностей пока не изобретено.

Фрау Штольц в подтверждение своих слов принесла нам шариковую ручку.

Мы надели одежду сороковых годов. Нам предстояло выяснение того, как выглядит Лондон середины двадцатого века. Мы вышли на Бейкер-стрит. Мимо нас проехали автомобили с округлыми линиями и полностью закрытым верхом. По тротуарам шли мужчины в канотье и котелках. Женщины были в основном с непокрытой головой, и их платья и юбки были в два раза короче виденного нам раньше. Чулок не было и в помине. Мы вынуждены были отворачиваться, но отворачиваться было некуда. Холмс схватил меня за руку, и мы ворвались обратно в наш бывший дом. Исаев удивлённо вошёл вслед за нами.

— Что случилось, товарищи?

Холмс снял с федору и повертел её в руках.

— Нет, мы не станем снимать шляпу перед такими дамами.

— Понимаю. Просто в той истории эта часть моды была следствием перемены в положении женщин, которая был следствием первой мировой войны. После предотвращения причин первой мировой войны я восстановил социальную справедливость.

— А почему у них накрашенные губы? Тоже ваших рук дело?

— Я такого не делал. Честно признаюсь.

— Вы так быстро вернулись? — спросила фрау Штольц, увидев нас. Я с облегчением увидел, что на ней надеты чулки.

— Нам не нравится новый Лондон. Фрау Штольц, мы хотели бы узнать, написано ли о нас в книге Штольца «Прощай, оружие!».

— Написано, но вы как персонажи действуете исключительно под псевдонимами.

— То есть мы названы Готлибом Хаузером, Иоганном Сименсом и Максом Штирлицем?

— Именно так. Если бы вы были названы настоящими именами, возник бы вопрос, как вы оказались в Германии. Тогда пришлось бы объяснить про Исаева-Штирлица, но тогда возник бы вопрос, откуда он знал о будущем. Тогда пришлось бы выдать существование Машины времени.

— А эпизод с деталями корсета?

— Цензура не смогла пропустить этот эпизод. Вероятно, теперь только я и вы знаем о нём. В Америке эта история непременно попала бы в то, что у них называют жёлтой прессой. Во всяком случае, к нам немцы относились гораздо лучше, чем к кайзеру. Мы с Эрнстом посетили многие немецкие города. Но во время визита в Лондон меня пришлось прятать от будущего Эдуарда Седьмого. Вам известно его пристрастие к прекрасному полу.

— Я хотел бы вернуться к теме истории, — заметил Холмс. — Что происходило в преступном мире в наше отсутствие?

Следующие минуты остались в моей памяти как осознание того, что мы опрометчиво поступили, покинув 1895 год. Миссис Хадсон так и не узнала, куда мы пропали. В ноябре того же года были похищены чертежи подводной лодки Брюса-Партингтона, и лишь вхождение Майкрофта Холмса в роль сыщика помогло делу. В Лондоне объявился шантажист Мильвертон, и его гнусной карьере положил конец выстрел одной из его жертв. Затем последовали похищение сына герцога Холдернесса, исчезновение леди Френсис Карфэкс, австрийский преступник барон Грюнер и загадочное поведение профессора Пресбери. Даже Эдуард VII обещал наградить моего друга рыцарским титулом, при условии, если бы он был жив[44]. Этим делам сопутствовало большое количество более мелких дел, которые так и не были раскрыты. Холмс, не склонный к эмоциональности, пришёл в ужас, слушая о пропущенных годах.

— Я должна добавить, мистер Холмс, что в двадцатом веке кокаин безоговорочно перенесён из категории лекарств в категорию обыкновенных наркотиков, и потому в аптеках не продаётся. Вам придётся забыть о нём.