Такой расклад и демонстрировала Раиса, мол, я тут хозяйка, а вы – временные подселенцы… Но человек предполагает, а что там дальше бывает – сами знаете…

Коля с Таней, отслеживая рытьё котлована, конечно, не сидели, сложа руки, а занимались вопросом увеличения семьи. Чтоб гарантированно получить отдельную квартиру. Но от котлована до сдачи – время. Его надо жить…

На обед бегали домой – шустрого ходу пятнадцать минут. Первой у плиты оказывалась Раиса. Она трудилась в снабжении, на проходной, а Коле с Таней от своего цеха топать и топать. К их приходу соседи сидели на кухне, неспешно дохлёбывая первое. Второе и чайник – на огне. Доступ к единственно свободной конфорке перекрывался Сашей, который, уставясь в окно, вдумчиво высасывал мозговые косточки...

Прав Волобуев – не кухня, а чулан для примуса…

Обед превращался в глотание без жевания, «…в правой – ложка, в левой – вилка, а чаёк – вечерком». Таня не раз пыталась урезонить соседку:

– Поесть можно и в комнате, Рай. Давай, чтоб всем успевать.

– Мне так неудобно… Таскать… – усталым голосом повторяла Раиса.

Коля до поры не лез, но как-то заметил соседу:

– Ты бы свою обстругал малость. Борзеет…

– У неё жизнь нервная… – неприязненно насупился Саша. – Материальная ответственность… Давление… Лучше не трогать.

Перекурили. Разошлись.

Вскоре, заглушая телевизор, послышалась гармошка – Саша любил поиграть… Не в лад с гармонью пошли бабкины припевки, их радостно подхватили пацаны. Райка в знак протеста, что ли, затеяла стирку. Взгромоздила на плиту выварку, навалила туда пахучего тряпья, кипятила – аж с потолка капало – и шлындала с мокротьём туды-сюды – из кухни в ванную… Жопастая, пузастая, – не разойтись – «поймала на бедро» Кольку в узком коридоре.

– Тебе бы в шайбу, Рай! В защите, – похвалил он, отлетев к стене.

Раиса не приняла комплимент, подняла визг. Выскочил Саша… И понеслось… Под вопли жён и детей. Под неумолчные бабкины припевки…

…Шло время.

Коля с Таней оформили перенос обеденного перерыва. Кухонный кризис был преодолен. По утрам, вынужденно встречаясь, соседи неприветливо здоровались, кивнув или буркнув что-то. Дети, видя такое, прошмыгивали молчком, не поднимая глаз. Только бабка Нюра охотно заговаривала с Таней, правда, оглядываясь. Видно, нарушала запрет.

Знакомая, проживавшая раньше с Раисой в коммуналке, наставляла Таню при встрече:

– Она, бля, в покою не живет. У ей зуд гдей-то от покою. Так что, гляди…

Коля велел держаться подальше, на провокации не поддаваться. И не волноваться – нельзя, ребеночек зачался… Таня послушно молчала – Коля умный…

…Гармошка за стеной играла всё чаще. Раиса свирепела, и тогда Саша выходил на лавочку у подъезда. Наяривал допоздна, пока из окон не начинали орать.

Материальная ответственность Раисы касалась работы в гаражном кооперативе. Как член правления она отвечала за сохранность и расходование материалов по двум направлениям – контроль за сторожами на стройке и ревизионные мероприятия на складе.

Однажды во время рейда зашла в бытовку, где ужинали сторожа.

– Мужики, а что это у вас фонари со стороны дороги не горят? Смотрите в оба! И запись в журнале чтоб была!

– Смотрим, Раиса Ивановна. Мышка не проскочит. Так что не переживай. Садись-ка с нами, по соточке…

– Ни в коем случае! И вы – на посту… смотрите.

– Да ладно, по сотке – что с нами будет…

– Покупная или своя?

– Своя, своя, Раиса Ивановна! Не сомневайся, уважь стариков...

…Под селедку и варёную картошечку, за уважительным разговором (ты вот, молодец, Раиса Ивановна, ходишь, смотришь) она приняла три или четыре стопочки «своей», на меду и петушином помете… И крепко окосела. Вышла по малому делу из бытовки и, как потом сторожа говорили, «пропала с освещенного пространства, видно, домой отправилась…»

…Вышедший на звонок Саша обнаружил жену в странном виде. Брюки от спортивного костюма, в чём вышла из дому, отсутствовали. И кроссовки – тоже. Не добившись объяснений от жены относительно недостающей одежды, Саша провёл осмотр местности по ходу следования Раисы – от бытовки до дому. С поправками на неизбежные отклонения от маршрута… Так удалось обнаружить брюки и, метров через сто – кроссовки. В репейных зарослях…

…Проснувшись утром с чудовищным мраком в голове, она не помнила, как шла в репьях, через весь посёлок, как на частном секторе, хватая её за пятки, бежали и возмущенно взлаивали собаки, каждая в пределах своего участка… Как на этот лай прилипали к окнам люди:

– Гульнула бабонька…

…Действие петушиного помёта прошло. Раиса поправилась и на первом же заседании правления ГСК поставила вопрос о материальной компенсации причинённого ей совокупного ущерба… И о депремировании охранников – за недостаточное освещение объекта.

Вскоре после этого неожиданно съехал Саша. Забрал гармонь, «чумодан», с которым ещё из армии вернулся, и слинял. В Вышний Волочёк подался – к давней знакомой проводнице. У неё свой дом, кирпичный, сад и лавочка у ворот. На гармошке играть.

Раиса повадилась в «церкву», научилась креститься. Повесила на двери в туалете расписание церковных служб и блюла. Платочек – на голову, губки – в ниточку, глаза – долу… В конце мая собралась в отпуск, к себе в Мордовию. На самом деле цель была – вернуть мужа.

– Пацанов напущу… мол, давай домой… Погулял. Я б ему – аккордеон немецкий… Котлеты – хоть каждый день. Пиво…

Перед отъездом постучалась:

– Ты уж присмотри за бабкой, Тань. Я махом – с недельку. – И укатила с пацанами. Ни адреса, ни телефона…

Вечером, возвратясь с дочкой из садика, Таня застала бабку Нюру на кухне. В новой, голубой с бантиками, ночной рубахе, в новых, с пумпонами, тапках она сидела за столом. На столе – четвертинка, лафитник с облезлым золотым ободком.

– Уважь, Танерка. День андела…

…Пели «Шел отряд по бережку…» Про Щорса. Бабка Нюра плакала. Божилась, что знала героя близко:

– Санитаркой была… Молоденькая, справная. Ему, ранетому, башку-то я бинтовала. Вот-те крест! А он, охальник, хоть и ранетый, жмал меня... вот здеся... До сих пор горит.

Раиса с сыновьями вернулась через месяц.

В новом доме Колина семья получила отдельную квартиру.

А в их комнату поселилась пожилая пара, переселенцы из Казахстана. Сам, шофёр из транспортного, привёз с базы импортную четырёхконфорочную плиту, а старой расплатился за подключение к трубе.

12.03.2006 г.

ПЕРСОНАЛЬНОЕ ДЕЛО

Телефонная барышня, получив соединение, поторопила:

– Говорите. Иваново, говорите.

После короткой паузы на фоне прерывистого дыхания в трубке раздался приглушённый голос:

– Саша, здравствуй…

Дальше она слушать не стала и вышла из кабины, пылая лицом. Имя мужа, произнесённое чужой женщиной из Иваново, и это уверенное «здравствуй…» говорило о многом. Расставшись месяц назад, сохранить столько в голосе…

Алевтина Григорьевна, взяв себя в руки, собралась с мыслями. Что ж, теперь, после наружного наблюдения и удачного перехвата телеграммы с вызовом на переговоры, ясно: налицо порочная связь. Этот Саша – заурядный блядун. Целый месяц обходит её стороной. Надо тряхнуть. Выяснить, что за баба – кто-то из тамошних реставраторов? Хотя не факт…

Алевтина Григорьевна, энергично ступая по слякотному тротуару, с каждым шагом наполнялась всё большей решимостью: пресечь! Однако что-то поскрёбывало: может, не так всё просто – мужик левака дал... Может, что серьёзное у них пошло? Спугнёшь непродуманным наскоком, а он, натура нервная, возьмёт да взбрыкнёт… да на развод удумает. А имущество? Думай, Алевтина. Мужику сорока нет, в расцвете и в соку. Его, если с умом рулить, лет на тридцать хватит. А новые – где они? Пока… приторочишь, принюхаешься – а вдруг говно…

Она не заметила, как стала думать вслух:

– Короче, старуха, надо посоветоваться. – И, поймав такси, рванула на Сретенку.