Изменить стиль страницы

Попрошайка перестал скакать на одной ноге и уставился на Изота. Несколько секунд он неотрывно глядел на скитника.

— Неужто он твой товарищ? — наконец спросил он.

Изот не придал его словам никакого значения и переспросил:

— Товарищ?

— Ну да, товарищ.

— Какой он мне товарищ, лучше бы век не его не видеть.

— А зачем тогда ждёшь?

— Так нужен он мне по делу.

— Видать важное дело?

— Такое важное, что не терпит отлагательств.

Изот захотел прервать, как он посчитал, никчёмный разговор, и сделал шаг к воротам, собираясь уходить.

Нищий остановил его, дёрнув за рукав:

— Может, я чем помогу тебе.

— Чем ты можешь мне помочь?

— Может, укажу, как найти такого или похожего на него человека.

В другое время Изота охватила бы радость, что какая-то ниточка появилась в его руках, а теперь после стольких неудач, глядя на посиневшего от холода попрошайку в истрёпанной одежде, он ничуть не обрадовался, подумав, ну что может знать этот нищий о барине.

— Так что молчишь? — спросил нищий. — Али уже не надобен тебе барин?

— Барин?! — Изот сразу встрепенулся и взглянул на нищего, схватил его за рукав: — Как ты сказал? Барин?

— Барин. Что в этом?

— Я ж тебе не говорил про барина.

— Ты не говорил, но обрисовал и получается, что барин.

— Какими-то загадками говоришь…

— Не загадками. Знавал я похожего на твоего знакомца. Обличья свирепого, телесами громадного… И трость у него была.

— Говоришь, трость у него была? — Изот вздрогнул — так поразили его последние слова нищего, и ещё крепче сжал его руку.

— Он с нею не расставался. Если ты его хороший знакомец, то должен помнить, какой набалдашник у трости был?

В мыслях Изот уже видел трость Отрокова. Как ему не помнить. Это была довольно тяжелая трость, лакированная, чёрная, с костяным набалдашником — изогнутая рукоять в виде сказочной ящерицы.

— Отчего не помнить. Саламандра…

— Сала… манд? — переспросил нищий. — Тогда не знаю. Не знаю, что за са. ламан…

— Это такая ящерица с плоской головой.

— Ящерица. Точно. Очень похожая на ящерицу рукоять.

— Так что?

— Видел я похожую клюку. И барина того видел с такой клюкой. Как мне не помнить, когда она оставила отметину на моём горбу…

— Где? — вырвалось у Изота. — Где ты видел его? Скажи, я тебя награжу. — Надежда с новой силой затеплилась в груди.

Нищий оглядел с ног до головы Изота и ответил:

— Награды мне не надо. Просто изволь покормить меня, добрый человек. Отведи меня в трактир. Горяченького хочу, давно не ел. В тепле хочу побыть. Там и побеседуем, если тебе так нужно узнать о барине.

— Нужно. Очень нужно. — Изот прямо схватил тщедушного попрошайку в охапку и потащил его за собой: — Пойдём! Пойдём! Показывай, где ближний трактир.

Нищий повёл Изота в трактир, поглядывая на скитника, будто боялся, что Изот переменит своё решение и бросит его. Но Изот, обрадованный тем, что человек, возможно, выведет его на след барина, и не думал бросать его, влекомый одной мыслью. Наконец-то свет забрезжил в ночи. Несомненно, это Отроков. У того была такая трость. Изот её хорошо запомнил. Он вздрогнул. Саламандра. Дух огня. Сам дьявол что ли принёс им в скит этого человека?

Пока он так размышлял, нищий подвёл его к второсортному трактиру на узкой улице. Это было деревянное одноэтажное с подвалом строение, с резными наличниками, широким крыльцом и ровным двором, ничем не огороженным. На дворе понуро стояли лошади, запряжённые в сани, мирно пощипывавшие сено, брошенное под ноги. Сани были без поклажи, и Изот отметил, что мужики возвращаются домой после базарного дня и зашли в трактир обмыть выгодную продажу или просто так согреться миской щей да не пропустить вожделённую минуту — выпить рюмку-другую водки для сугрева.

Оглядевшись, он узнал эту дешёвую харчевню. В давние времена, по зиме, когда болота замерзали, насельники скита привозили в город на базар различного рода изделия, выполненные скитскими мастерами — горшки и кринки, липовые и берёзовые кадушки и бочки, туеса, рогожи, и всё, что родила или давала скитская земля и реки — рожь, репу, рыбу, мёд и пр. По причине того, что были не богатыми, перекусывали в этом дешёвом трактире. Но потом, будучи людьми благопристойными, перешли в другой из-за того, что едоки в нём в основном представляли собой забулдыг, сквернословов, вели себя непристойно, часто случались драки, поножовщина… Одним словом, он представлял собой скорее притон нищих, воров и непотребных девиц.

Никогда бы Изот не пошёл сюда по своей воле, но ему так хотелось узнать об Отрокове, что он скрепя сердце переступил порог этого заведения.

В трактире было накурено. Сизый дым плавал под потолком. За квадратными скоблёнными столами сидели мужики в расстёгнутой одежде, брошенными на землю шапками. Монотонный ровный шум от разговоров наполнял помещение. За стойкой стоял упитанный человек, видно, хозяин, с широким добродушным лицом, с усами и бакенбардами, похожий на отставного солдата, в полотняной в горошек красной рубахе, в жилете, к пуговке которого была прикреплена серебряная цепь от часов, спрятанных в боковом карманчике. На полках лежали конфеты, печенье и пряники. Баранки и сушки, разных размеров, овальные и круглые, висели обочь стойки. На стойке также стоял самовар и фарфоровый чайник с витиеватой ручкой. Сбоку на широком устойчивом табурете возвышался двух- или трёхведёрный медный самовар с трубой, ведущей в русскую печь. Любители почаёвничать подходили к нему и наливали в фарфоровые заварные чайники кипятку и уносили к себе за стол. За самоваром следил «самоварник», парнишка лет двенадцати, в обязанности которого входило обеспечить посетителей кипятком. Он доливал воду в самовар, следил, чтобы он не убежал и подкладывал древесный уголь.

Изот отметил, что с последнего его прихода в трактире ничего не изменилось: он был таким же закопчённым, также тускло блестели стёкла окон, пропускавшие с улицы скудный свет, также на полу своевременно не убирались подсолнечная шелуха, крошки хлеба, кожура вяленой рыбы, также пахло неистребимым запахом пропотевшей овчины и сыромятины, кислой капустой и солёными огурцами, также висел под матицами синий дым от самокруток, обволакивая потускневшие бока медных «молний» — больших керосиновых ламп.

Изот с нищим заняли свободный стол, и скитник позвал полового. Заказав кислых щей и яичницу, стали ждать, когда принесут. Весь уйдя в ожидание предстоящего разговора, Изот не обратил внимания на незаметного серого мужичишку в суконном полукафтанье, сидевшего в углу, и наблюдавшего за ними, изредка отхлёбывая деревянной ложкой щи из глиняной миски. От его круглых оловянных глаз ничего не ускользало, что происходило в трактире.

Вскоре половой на подносе принёс две миски щей и хлеба.

— Так что ты мне хотел рассказать? — спросил Изот, подвигая миску ближе к нищему, тем самым приглашая его отведать щей.

Попрошайка снял с головы облезлую шапку, перекрестился, пробормотав про себя несколько слов молитвы и, беря ложку, ответил:

— В животе бурчит, дозволь отхлебнуть штей?

— Так ешь, чего медлишь и рассказывай.

Нищий отломил от ломтя хлеба большой кусок, препроводил его в рот и зачерпнул ложкой дымящиеся щи. Только тут Изот обратил внимание на человечка с оловянными глазами, настороженно глядевшего на нищего. Скитник повернул к нему голову, но человечек уткнулся в миску и суетливо стал доедать обед. Не придав странному взгляду посетителя трактира никакого значения, Изот отвернулся и стал ждать, что ему скажет нищий.

К их столу подошёл половой и, наклонившись к уху Изота, прошептал несколько слов.

Изот сделал удивлённое лицо, но встал и спросил полового:

— Где?

— А там при входе.

— Ты ешь, я сейчас вернусь, — сказал он нищему и, взяв шапку, вышел в коридор. Идя к двери, размышлял: кто же это мог его позвать? Его никто в городе не знал.

Не найдя при входе ни одного человека, и недоумевая, что бы это всё значило, он встретил полового и спросил: