Ребята легко согласились на предложение Колосова, потому что их давно зазывали в хор: Лыткарина — Валя, а Казанкина — Тамара, его подруга.

— Возьмите Колю Мячика, — предложил Колосов. — Вот вам боевое задание — уговорите его.

— Как его уговорить? Он не поет. Да и в деревню всегда торопится.

— Это ваше дело. Вы молодые, голова у вас на плечах есть, решайте! Через два дня, чтобы четверо от вас были в хоре, — подытожил мастер, и разговор на этом закончился.

Казанкин с Лыткариным вернулись в штамповку и предложили всем записаться в хор.

— А если у меня данных нету, мне тоже записываться? — спросил Никоноров.

— Это у тебя данных нету? — удивился Коля Мячик. — Ты ж каждый вечер поешь: «Бежал бродяга с Сухалина…» У тебя получается.

— А тебя не спрашивают, — отрезал Мишка. — Ты сначала женись, нарожай детей, а потом задавай вопросы. То же мне, антрепренёр нашёлся…

Дудкина ребята быстро уговорили записаться в хор. Хотя у того начисто отсутствовал голос и слух, такие люди, как это часто бывает, очень хотят иметь то, что им не достаёт. Дудкин с большим удовольствием согласился и даже сказал, что на занятия самодеятельности будет ходить в галстуке «бабочка», который купит специально для этого дела.

Оставалось придумать, как привлечь к самодеятельности Колю Мячика. Дело это было сложное — потому что он, как и Ермил Прошин, вперёд никогда не лез, выполнял свою работу, получал деньги, и больше ему ничего не надо было. Нельзя сказать, что он был пассивный, просто, видно, знал своё место и не высовывался. Предложить ему петь в хоре? Он бы замотал головой и отказался.

В перерыве Лыткарин подошёл к Ваське. Тот покуривал у водопроводного крана «стрельнутую» папиросу, глубоко затягиваясь. Мокрые волосы прилипли к вискам.

— Я придумал, как Мячика привлечь, — шепнул ему Лыткарин.

— Придумал!? — весело прокричал Казанкин и отвёл приятеля в сторону. — Говори, что придумал?

— Все очень просто, — ответил Саша. — Ты знаешь Соньку Тришину?

— Сказанул. Кто же её не знает! Она в нанизке работает. Толстушка…

— Совершенно верно. Она. Так вот, Коля к ней неровно дышит.

— А ты откуда знаешь? — удивился Казанкин и чуть не поперхнулся дымом.

— Знаю. Видел его ужимки. Да и Сонька тоже поглядывает в его сторону.

— Ну и что из этого?

— Что! Какой ты беспонятливый. Мы двух зайцев убьём. Во-первых, привлечём его в хор, во-вторых, женим на Соньке.

— А как мы это сделаем?

— Надо Коле помочь. Ты же знаешь, что он сам ни с кем первый не заговорит.

— Это уж точно. Тюфяк.

— Надо познакомить его с Сонькой.

— Ты думаешь, они не знакомы?

— Знакомы да не так. Надо поближе познакомить.

— Я согласен. Придумай как.

Через час Саша сказал Казанкину:

— Я придумал. Тришина живёт у станции в старом железнодорожном доме. А Коля мимо ходит на работу и с работы.

— И… дальше?

— Пусть он её проводит для начала. Я это устрою. А Тришина первая запевала в хоре. Мне кажется, он клюнет….

Коле Мячику тридцать пять лет. Он среднего роста, широкоплеч, со светлыми прямыми волосами. Лицо неровное — не то в оспинах, не то в еле заметных шрамах. Но это не портило его, наоборот, придавало некое мужественное выражение, суровый шарм. Работал он в штамповке два года, а до этого был трактористом в колхозе. Жил в деревне с матерью и каждый день отмеривал по 4–5 километров на работу и столько же обратно. Мать говорила:

— Уж на что тихий, а никто его не окрутит. И я была бы рада, если б кто окрутил. Как он без меня будет? Изба вон, как стог. Одному лихо жить…

Коля посапывал тихонько в обе ноздри и не собирался жениться. В штамповке он считался лучшим оплавщиком бус.

И вот его Лыткарин решил привлечь к участию в хоре тем способом, о котором рассказал Казанкину. Первым делом он начал с того, что, отведя Соньку в сторону, сказал ей о чувствах Коли. Он ожидал, что Сонька закричит на него, заругается и убежит. Но она покраснела, как рак, тихонько ойкнула и, схватив Сашу за рукав, спросила:

— Он сам тебе об этом говорил? Или ты разыгрываешь меня?

Саша не изменился в лице.

— Я похож на обманщика? — спросил он Тришину.

— Нет, — ответила она, во все глаза глядя на Лыткарина.

Он тоже в упор посмотрел ей в глаза и важно ответил:

— Прямо не говорил, но… Ты сегодня в котором часу идёшь домой?

— Сразу, как закончу работу.

— Мы будем ждать тебя. Я, Васька и Коля. А ты жди нас. Без нас не уходи.

А Казанкин тем временем обрабатывал Колю. Не напрямую, а обиняками. Потому что, если сказать прямо, ничего путного не выйдет — Коля по-тихому смотается, только его и видели. Поэтому к нему надо было подходить с великой осторожностью, чтобы не спугнуть.

Когда Коля стал собираться домой, натягивая свой знаменитый бушлат, к нему подошёл Казанкин:

— К станции? — спросил он его, как бы невзначай, широко зевая

— Домой, — ответил ничего не подозревавший Коля.

— Тогда пойдём вместе.

Когда они вышли из штамповки, слегка вечерело. Но огни на фонарях ещё не зажигались. Была такая пора: ни день, ни вечер. Не шумят машины, стихают голоса на улицах, всё как бы немеет, погружается в лёгкую дремоту, не замолкают только бессонные электрички да тяжёлые товарные составы, проносящиеся с грохотом мимо станции.

Было свежо. Васька плотнее завернулся в свою лёгкую куртку. Завернув за угол, он увидел Сашу и Соньку, медленно идущих впереди. Коля Мячик, ничего не подозревая, вышагивал рядом с Казанкиным. Когда они догнали Лыткарина и Тришину, Васька взял на всякий случай Мячика под руку:

— Притормози! Куда разбежался!

— А, Мячик! — сделал удивлённое лицо Лыткарин. — Домой?

— Куда же? — Мячик посмотрел на Сашку, на Соньку, но ничего не заподозрил.

— Ты не спеши, — сказал Лыткарин. — Погода хорошая. Вот познакомься! Это Соня Тришина.

Сонька протянула пухлую руку. Мячик пожал её.

— Я знаю.

— Откуда знаешь? — спросила Сонька и зарделась.

— В нанизке видал…

Они шли мимо пристанционного сквера.

— Пойдём, посидим, — предложила Сонька, взяв Мячика под руку.

— Мне надо домой, — хотел отказаться Мячик.

— Пойдём, пойдём! — Васька крепко держал его под руку с другой стороны и почти силком привёл и посадил на лавку.

— А вот там мой дом — указала Сонька вдаль, где около откоса в сгущающейся темноте серел крашеный суриком выцветший дом, низенький, с палисадничком.

Ребята посмотрели в ту сторону.

— А тебе далеко, видно, ходить? — спросила она Мячика, дотрагиваясь до его руки.

Коля не спеша ответил, что для бешеной собаки семь километров не крюк, но было видно, что Сонькины расспросы ему понравились.

Минут через двадцать после незначащих разговоров Лыткарин незаметно подмигнул Казанкину:

— Мы пойдём в «козел» за сигаретами сходим, — сказал он, — пока магазин не закрылся. Курить нечего.

— Мы скоро, — заверил Васька Мячика, видя, что тот всколыхнулся, собираясь составить им компанию.

— Мы не прощаемся, — сказал Лыткарин Тришиной. — Вы подождите нас.

Они удалились, идя по направлению к продовольственному магазину, который находился за полотном железной дороги и который в обиходе прозвали «козлом» по фамилии первых продавцов, осваивавших торговую точку.

Скрывшись за кустами, они громко рассмеялись и повернули налево, идя вдоль линии.

— Ты как думаешь, — толкнул Лыткарин приятеля, — сколько времени Коля просидит с Сонькой.

— От силы минут двадцать будет ждать нас. А когда поймёт, что мы не придём, тотчас же убежит.

— Сегодня уйдёт, завтра не уйдёт. Его Сонька обломает. Помяни меня. Самое страшное для Коли знакомство, оно — позади.

Шутя и смеясь, они шли вдоль насыпи и смотрели, как на небе, одна за другой, загорались звездочки. От Пажи поднимался лёгкий туман. Светящейся лентой мимо пронеслась электричка, сдувая с откоса жухлые листья.