Судя по всему, муженек сестрицы больше решил не церемониться со мной и не стесняться в выражениях. Кому другому подобные выражения я бы не спустила, но тут... Ладно, ради сестрицы потерпим его выходки.

   - Куда ты собралась? - поинтересовалась сестрица.

   - К Мариде схожу. С глазами у меня что-то совсем плохо стало. Может, отвар какой даст, или мазь посоветует.

   - Пусть она лучше у тя башку пустую поглядит, - сыто рыгнул зятек, вытирая грязные руки о скатерть. - Может, велит ее с плеч снести. И раньше была дура, а сейчас, говорят, ты совсем сбрендила - целую толпу нищих голодранцев кормить вздумала. Че, денег лишних много развелось? Девать их не заешь куда? Мне с женой ломаную медяшку дать жалеешь, а другим золото раскидываешь! Жлобина! Дура! Зараза! Век бы тебя не видал!

   - Послушай, радость моя - остановилась я на пороге. - Деньги в нашем доме зарабатываю лишь я одна, и, думаю, имею право распоряжаться ими так, как считаю нужным. А вас деньгами не балую оттого, что ты за один вечер на постоялых дворах проматываешь все, что вам выдается на месяц.

   - Она считает! Ишь ты! Да кто ты такая? Никто! Зарабатываешь - и ладно, ты и должна работать, все одно больше ни на чо не годна! Токо потому тя здесь, дуру, и терплю! А я - мужик, и это я должен решать, куда деньги девать! Если я захочу, то и на постоялых дворах их оставлю! И никто мне в том не указ! А твое место - сидеть у печки, и не квакать! Работает она! Скажите! Она это работой называет! Иголкой в тряпку тыкает, да еще и золото за это обеими руками гребет! Любой так может!

   - Что может любой? - усмехнулась я. - Так работать, или за свою работу столько получать? Или золото на постоялых дворах спускать, не считая?

   - А че это ты рыло в сторону отводишь? - продолжал зятек. Как видно, заметил тень недовольства на моем лице, когда начал скидывать со стола объедки. - Че те опять не по вкусу? Че опять не нравится?

   - Видишь ли, - не выдержала я, - вообще-то даже остатки еды на пол бросать не стоит. Грех. Пусть даже это кости, корки или огрызки. Остатки еды обычно отдают скотине...

   - Ну и че? Если те лень наклониться, то собак в дом загони - они все сожрут.

   - А еще еда на полу привлекает мышей и крыс.

   - Ну и че? Им тоже че то жрать надо. - И зятек как бы случайно выронил из рук пустой горшок из-под сметаны, который при падении на пол раскололся напополам. Ой, как жалко: в этом старинном горшке всегда получалась на редкость вкусная сметана! Это еще матушка замечала, когда жива была... Помнится, для нее я всегда старалась ставить сметану именно в этом старом горшке...

   - Можно поаккуратней? - не выдержала я. - Ты же его специально разбил на моих глазах!

   - Че, пожалела? - довольно хохотнул зятек. - Че, в доме горшков мало? Вон, все полки ломятся от добра, а ты над всякой дрянью трясешься! Я ж говорю - жлобина! Над каждым черепком готова удавится от скупости! Глянь, коли не совсем ослепла: здесь горшками да всякой посудой все заставлено и завалено! Подумаешь, разбился, беда какая! Зато его уже мыть не надо. Тута радоваться надо, а не морду недовольную корчить! Да бери ты взамен этого старья любой другой горшок, подавись им! Их тут бить - не перебить! И когда ты, наконец, вон из дома уберешься? - взялся за очередной горшок со сметаной драгоценный супруг Даи. - Это теперь мой дом, я здесь хозяин, и те здесь делать неча! Надоела хуже горькой редьки! С души от тя воротит! Терпел тя, скоко мог, а щас, после того, как ты меня чуть не убила, все, хватит! Дура припадочная! Три дня те сроку - и чтоб духу твово здесь не было! Дая, а ну, скажи этой старой деве, кто те дороже - я, или она?

   - А сам отсюда вылететь не боишься? - усмехнулась я - Да только ты, в отличие от меня, не просто так уйдешь, а в том же нищенском тряпье, в котором тебя из сточной канавы выловили. И заодно получишь еще одно украшение, но уже под другим глазом. И нос твой еще разок сверну, но уже на другую сторону. Не зли меня лучше, а не то вчерашняя история повторится.

   - Перестаньте вы, оба! - вмешалась Дая. - Лия, хоть ты помолчи! Неужели так трудно сдержаться и язык попридержать? Да что с тобой сегодня такое творится?! Пошла - так иди, не задерживайся. Вернешься - загляни ко мне.

   - Во-во, двигай отсель, надоела! Пшла прочь! Можешь не возвращаться! Плакать не будем! Помрешь - не расстроимся! На кой ты нам сдалась, дура старая? - напутствовал меня зятек.

   Придержав ответ, что вертелся у меня на языке, и приглушив темную волну злости в душе, я пошла со двора. Сестрица, похоже, разделяет мнение мужа, или отношения с ним портить не хочет. А, ладно, сейчас не до них! В кармане лежит непонятное послание, которое мне бы очень хотелось как можно быстрей сбыть с рук.

Глава 3

   Снова лесная тропинка, снова легкий шум деревьев. Снова к Мариде, как вчера, как тогда, четыре года назад... Или пять? Да нет, все же четыре. Только сейчас лето, веселый щебет птиц и теплый ветерок радует все вокруг, а тогда было преддверие зимы, мрачное тяжелое небо, пронизывающий холод и больно хлещущий ледяной снег... Да, верно, это было четыре года назад...

   В тот ненастный, дождливый день, какие нередко случаются поздней осенью, к нам в дом заглянула Марида. Чем-то она была расстроена до крайности. Мне даже показалось, что ведунья еле сдерживала слезы. Хоть и сказала она матушке, что, дескать, пришла к ней здоровье проведать, настойки и мази принесла, а мыслями все же была далеко, думала о своем. И заметно, что думы ее одолевали очень невеселые. Не засиделась она у нас, быстро стала собираться домой. А перед уходом обратилась ко мне:

   - Детка, дело к тебе есть. Заказ у меня возьмешь? Сможешь сплести кружево по этому рисунку?

   Я развернула большой лист (это тоже был пергамент, тоже очень тонко выделанный, но размерами он был куда больше того лоскутка, что сейчас лежал у меня в кармане). Да разве то, что здесь изображено - кружево? Нечеткое сплетение линий, перехлесты... В этом углу вообще непонятно что! А здесь, похоже, маленький ребенок карандашом баловался, чиркал незнамо что и неизвестно как! Однако, чем дольше я всматривалась в рисунок, тем яснее становилось изображенное на нем: это нечто, похожее на переплетение веток, вот эти петли напоминают птицу в полете, а это очень смахивает на наложенные друг на друга звезды с острыми краями... Ну и так далее, и все в том же духе. Непонятная вязь, кое-где напоминает письмена южных народов, а кое-где линии настолько близко прилегают друг к другу, что трудно разобрать хоть что-нибудь. Все это вместе складывалось в очень сложный, непонятный рисунок, суть которого было невозможно уловить.

   Я взглянула на Мариду. Ведунья в ожидании моего ответа сидела напряженная, как туго натянутая струна.

   - Ну ладно, я попробую. Тут еще разбираться и разбираться надо. Ближе к концу месяца будет готово.

   - Нет, - покачала головой ведунья, - к концу месяца будет поздно. Через три дня, или, крайний срок, через четыре.

   - Да ты что, Марида! - ахнула я. - У меня и другие заказы есть, и тоже срочные! А тут работы немеряно! Разобраться же надо, я рисунок понять никак не могу!

   -А ты, детка, не разбирайся. Сделай, как есть.

   - Ну, давай дней через десять.

   - Детка, четыре дня - крайний срок. После мне это кружево будет без надобности... Тогда можешь его вообще не плести...

   - Да не сплести такое за четыре дня! Это ж кружево будет размерами с хорошую скатерть!

   - Ты, хотя бы, попытайся! Если уж ты не сумеешь, то не сумеет никто.

   - Да ни один человек, и я в том числе, не сплетет такое за несколько дней!

   На глазах у ведуньи заблестели слезы, задрожал подбородок. Она как-то сразу осунулась, и стало заметно, что эта старая женщина находится на грани отчаяния.

   - Я не могу заставить тебя, детка. Но прошу тебя, на колени встану - постарайся! Жизнь человека от этого зависит!