— Вынудить Карлоса лично отправиться за мной. — Борн перевел дух. — Но не здесь, не в Париже. И даже не во Франции.

— Где же?

— Вы можете помочь мне выехать из страны? Я вам объясню: меня разыскивают. Мое имя и словесный портрет переданы службам паспортного контроля по всей Европе.

— Вас разыскивают по ошибочному обвинению.

— По ошибочному.

— Я верю вам. У меня есть возможность это устроить. Точнее, у военного советника, который сделает все, о чем я его попрошу.

— Невзирая на фальшивые документы? И не спрашивая причин?

— Моего слова будет достаточно. Я это заслужил.

— Еще один вопрос. Ваш помощник, о котором вы говорили, — вы доверяете ему? Действительно доверяете?

— Я бы вверил ему свою жизнь.

— А чужую жизнь? Жизнь человека, который, как вы верно заметили, мне очень дорог.

— Разумеется. Но в чем дело? Вы хотите уехать без нее?

— Я вынужден. Она бы меня не отпустила.

— Вы должны ей как-то объяснить…

— Конечно. Скажу, что ухожу в подполье здесь, в Париже. Или в Брюсселе. Или в Амстердаме. В городах, где действует Карлос. Но ей обязательно нужно уехать. Нашу машину нашли на Монмартре. Люди Карлоса обшаривают каждую улицу, каждую квартиру, каждый отель. Теперь мы работаем с вами в паре. Ваш помощник вывезет ее в провинцию. Там она будет в безопасности. Так я ей объясню.

— Я должен задать вам вопрос: как быть, если вы не вернетесь?

— У меня в самолете будет время, — ответил Борн, стараясь, чтобы голос не звучал умоляюще. — Я запишу все, что произошло… Все, что помню. Записи отошлю вам — чтобы вы решили, как быть дальше. С нею. Она назвала вас великим человеком. Вы должны принять правильное решение. Берегите ее.

— «Вы солдат…» Даю вам слово. С ней ничего не случится.

— Это все, о чем я могу вас просить.

Вийер кинул пистолет на постель. Тот упал на покрывало между одеревеневшими ногами мертвой женщины. Старый воин отрывисто, презрительно кашлянул и, на глазах обретая прежнюю решительность и властность, произнес:

— К делу, мой молодой волк-одиночка. В чем состоит ваш план?

— Для начала: вы пребываете в состоянии коллапса, сильного шока. Как бы в помутнении рассудка выполняете приказы, которых не понимаете, но вынуждены подчиниться.

— Не так уж далеко от истинного положения вещей… — вставил Вийер. — По крайней мере до того, как молодой человек с честными глазами силой принудил меня выслушать его… Но как я оказался в этом состоянии? И почему?

— Вы знаете — помните — только одно: во время пожара по соседству к вам в дом ворвался какой-то человек и оглушил вас рукоятью пистолета. Вы потеряли сознание. А когда очнулись — обнаружили, что ваша жена убита, задушена, а на трупе оставлена записка. Именно то, что вы там прочитали, и лишило вас рассудка.

— И что там будет написано? — осторожно спросил генерал.

— Правда, — отозвался Джейсон. — Правда, которую вы никому никогда не позволите узнать. Кем она приходилась Карлосу и кем тот приходился ей. Убийца, оставивший записку, указал телефон, по которому вам смогут подтвердить то, что он написал. Убедившись, вы можете уничтожить записку и сообщить в полицию об убийстве. Но за то, что он открыл вам глаза — и убил потаскуху, которая в значительной мере повинна в смерти вашего сына, — убийца просит вас передать другую записку…

— Карлосу?

— Нет. Он пришлет посыльного.

— Слава Богу. Я не уверен, что выдержал бы, зная, что это он.

— Записка так или иначе попадет к нему.

— Что в ней будет сказано?

— Я напишу и покажу вам. Вы передадите ее человеку, которого он пришлет. В ней будет все точно взвешено: и сказанное и недоговоренное. — Борн перевел взгляд на распухшую шею убитой и спросил: — У вас есть спирт?

— Хотите выпить?

— Нет. Спирт для растирания. Духи тоже сгодятся.

— Спирт наверняка есть в аптечке.

— Принесите, пожалуйста. И еще полотенце.

— Что вы собираетесь делать?

— Оставить свои отпечатки пальцев вместо ваших. На всякий случай — хотя не думаю, чтобы вас заподозрили. Пока я это делаю, позвоните, куда вы хотели, чтобы устроить выезд из страны. Время дорого. Я должен находиться в пути, прежде чем вы свяжетесь с посыльным Карлоса. И уж подавно — прежде чем будете звонить в полицию. Они установят посты во всех аэропортах.

— Думаю, можно дотянуть до рассвета. Шок, как вы выразились. Но не дольше. Куда вы отправитесь?

— В Нью-Йорк. Вы сможете это устроить? У меня есть паспорт на имя Джорджа Уошберна. Комар носа не подточит.

— Тем легче мне. У вас будет статус дипломатической неприкосновенности. Зеленый коридор по обе стороны Атлантики.

— Несмотря на то, что я англичанин? Паспорт британский…

— В качестве представителя НАТО. Советник по своим каналам оформит вас членом англо-американской делегации, участвующей в военных переговорах. Вам предоставлено будет право экстренного выезда в Соединенные Штаты — якобы для получения дальнейших указаний от своего руководства. Обычная практика, этого достаточно, чтобы беспрепятственно и быстро пройти через обе службы паспортного контроля.

— Отлично. Я посмотрел расписание. В семь утра есть рейс «Эр Франс».

— Им и полетите. — Генерал помолчал, шагнул к Джейсону и спросил: — Но почему в Нью-Йорк? Откуда у вас такая уверенность, что Карлос последует за вами туда?

— Два разных вопроса. На каждый свой ответ. Я должен заманить его туда, где он устроил так, что на меня пала тень подозрения в убийстве четверых мужчин и женщины… Один из убитых, видимо, был мне очень близок…

— Не понимаю.

— Я тоже пока не до конца понимаю. Но время не терпит. Я все напишу в самолете. Мне необходимо доказать, что Карлос знал. Знал один дом в Нью-Йорке. Где все и произошло. Они должны убедиться: он знал. Верьте мне…

— Я верю. Тогда второй вопрос: зачем ему следовать туда за вами?

Джейсон снова взглянул на мертвую женщину.

— Инстинкт, быть может. Я убил единственного человека на земле, которого он любил. Если бы на месте ее была та, другая, и Карлос ее убил, — я бы достал его из-под земли.

— Может быть, он человек более практического склада. Вы ведь, кажется, сами мне это внушали?

— Есть и другая причина, — отозвался Борн, отводя взгляд от трупа Анжелики Вийер. — Он ничего не теряет, но может сорвать банк. Никто не знает его в лицо, а он знает меня. Однако ему неизвестно мое душевное состояние. Он отрезал меня от жизни, изолировал, превратил в такого, каким я не должен был быть. Возможно, он в этом даже чересчур преуспел. Не исключено, что я тронулся рассудком. Видит Бог, убить ее было безумием. Угрозы мои безрассудны. Насколько безрассуден я сам? Безрассудный, безумный — значит, охваченный паникой. С таким можно справиться.

— Ваша угроза в самом деле безрассудна? С вами действительно можно справиться?

— Не знаю. Уверен лишь в одном: выбора у меня нет.

Выбора и впрямь не было. В конце пути он вернулся к тому, с чего начал. Найти Карлоса. Поймать Карлоса. Каин вместо Чарли, а Дельта вместо Каина. Человек и миф наконец соединились, воображаемые образы и действительность слились воедино. Другого пути не было.

Прошло десять минут после разговора с Мари. Он лгал ей и слышал в ее голосе тихое смирение. Это означало, что ей необходимо подумать. Она не поверила ему — но верила в него. У нее тоже не было выбора. И он не мог утишить ее боль: не оставалось времени. Все уже завертелось, Вийер внизу звонил по прямому проводу военному советнику Франции, чтобы человек с фальшивым паспортом мог выехать из страны под прикрытием статуса дипломатической неприкосновенности. Меньше чем через три часа этот человек в воздухе над Атлантикой отметит годовщину собственной казни. В этом крылся и ключ ко всему — и западня. Это был последний безрассудный его поступок, ибо безумие определялось датой.

Борн стоял возле стола и, положив ручку, перечитывал слова, которые написал на бумаге с меткой убитой. Эти слова раздавленный горем, безутешный старик должен был прочесть по телефону неведомому связному, который в ответ потребует передать ему эту бумагу и доставит ее Ильичу Рамиресу Санчесу: