Изменить стиль страницы

Через день Рунге вылетели в Москву, не дожидаясь окончания гостевой визы. Пропахший въедливыми освежителями воздуха и традиционной курицей аэрофлотовский «Ил-62» приземлился в Шереметьево почти по расписанию.

В столице не задержались, перебравшись в Домодедово, взяли билеты на рейс до Иркутска. Рунге только сделал звонок в Иркутск, после чего, довольный, оттянулся в VIP-зоне коньячком, не обращая внимания на поджавшую губы супругу.

-          ЭЙ, ХОЗЯЕВА! Есть кто дома? - Юрий толкнул аккуратно выкрашенную калитку, но щеколда дальше не пустила. Откуда-то, из- за ровно подстриженных кустов разросшихся пионов, вылетела с оглушительным лаем собачонка, непонятная помесь болонки, дворняги и вообще черти чего.

-        Фу, пропасть! - Сухой высокий старик показался из распахнутых дверей веранды, отодвигая белый тюлевый полог.

Собачонка замолчала, повиливая кренделем хвоста, отбежала к хозяину.

-       Добрый день, - Юрий улыбнулся, внимательно оглядывая старика. - Извините, великодушно, что потревожили. Карл Шейн - это вы будете?

-       Добрый день. Он самый. Карл Иванович Шейн, - Старик шагнул к калитке, прищурившись от яркого солнца, оглядел Юрия, машину, выбравшихся из нее трех парней, разминавших затекшие мышцы. - С кем имею честь?..

-            Садовников, Юрий Петрович. Всероссийское объединение золотодобычи, старший инженер иркутского филиала. По важному делу к вам, уважаемый Карл Иванович.

-       Забавно, - пробормотал себе под нос Шейн. Помедлив, повернул щеколду калитки. - Проходите в дом.

На светлой, чисто вымытой веранде остановился у старого круглого стола, застеленного клетчатой клеенкой, указал на аккуратные белые табуретки:

-        Присаживайтесь, здесь прохладно. Отдохните с дороги. Сейчас чаю выпьем. Хотя, что чаю, обедать пора. - Старик бросил взгляд на настенные часы, потемневшие от времени ходики, мерно тикающие среди полочек с цветочными горшочками.

Зелени на веранде хватало. Подоконники сплошных окон трех стен веранды украшали герань и бальзамин, другие домашние цветы, высаженные в жестяные банки, любовно обернутые в самодельные, затейливо вырезанные бумажные салфетки.

Глухую внутреннюю стену дома, к которой была пристроена веранда, помимо изобилия полочек с цветами, занимала вешалка для одежды, скрытой пестрой занавеской. Рядом стоял сундук, застеленный домотканой дорожкой, и большой, ведер на десять, алюминиевый бак для воды, с перевернутым донцем кверху эмалированным ковшиком на крышке.

-        На тяфкалку нашу внимания не обращайте, - махнул рукой старик, ласково глянув на настороженно засевшую под столом собачонку. - Звонок да и только. Да вы присаживайтесь! А что попутчики ваши не проходят? Располагайтесь. Мать! Ма-ать! - крикнул, приотворив дверь в дом, на удивление молодым голосом хозяин. - У нас гости! Кваску принеси нам холодненького!..

Юрий присел на табурет, снова скользнул глазами по скромному убранству веранды, продолжая улыбаться, перевел взгляд на старого Шейна.

-       Да вы не беспокойтесь. Ребята мои у машины приучены ждать. Мы ж к вам буквально на несколько минут. Дела, знаете ли.

Из дома появилась невысокая полная старушка в мешковатом ситцевом сарафане и накрахмаленном белом переднике, расшитом по подолу мелкими веселыми цветочками.

Прядки совершенно седых волос выбивались из-под легкой косынки в горошек, завязанной сзади. Круглое улыбчивое лицо, покрытое сеточкой морщин, потемнело от многолетнего воздействия щедрого байкальского солнца, но бирюза глаз, казалось, времени неподвластна, по-девичьи чиста и бездонна.

-       Здравствуйте, - звучным певучим голосом поздоровалась хозяйка, ставя на стол запотевшую двухлитровую банку с темным, почти черным, квасом.

Откинула накрахмаленную, как ее передник, салфетку, под которой оказались перевернутые на полотенце фаянсовые чашки, рядок вилок и ложек из нержавейки и затейливая стеклянная сахарница с мельхиоровой крышечкой. Взяв чашку, осторожно, чтобы не расплескать, налила в нее кваса, пододвинула гостю.

-    Хозяйка моя, Агнесса Ивановна, - представил старик жену.

Она в ответ улыбнулась Юрию и, спрятав руки под передником, подняла глаза на старика.

-    Обед, Карл, здесь накрыть?

-        Нет, нет, не беспокойтесь, - Юрий встал и приложил к груди руку. - Буквально несколько минут беседы с хозяином.

-        Это не есть правильно. Так у нас не принято, - в голосе Карла Ивановича наконец-то явственно прозвучала национальная принадлежность, впрочем, тут же исчезнувшая. - Давай-ка, мать, борщ разогревай, салату нарежь.

Старушка шустро удалилась в дом, а хозяин жестом пригласил Юрия присесть.

-    Весь - внимание, уважаемый Юрий Петрович.

-         Во-первых, дорогой Карл Иванович, уполномочен передать вам большой привет от ваших родных из Гамбурга, семейства Хансен.

-       Это больше к супруге, - перебил старик, чопорно кивнув на дверь в дом. - Прошу извинить, что перебил вас.

-           Мой начальник, оказывается, ваш дальний родственник, - продолжил Юрий. - Отдыхал в Германии недавно и узнал: надо же! - на Байкале, совсем рядом с Иркутском, живут-поживают соплеменники, родная, так сказать, кровь!.. Прямо оттуда мне позвонил, из Гамбурга, попросил найти, навестить, узнать, может, надобность есть в чем.

-       Спасибо, мы ни в чем не нуждаемся, - сухо ответил старый Шейн. Глаза из-под седых кустистых бровей настороженно разглядывали Юрия. - А позвольте узнать, как зовут вашего начальника?

-        Как великого Вагнера - Рихардом! Рихард Францевиц Зиммель, - снова заулыбался Юрий.

-    Фрау Зиммель ему. - Наморщил лоб Штейн.

-          Хоть убейте! - засмеялся Юрий. - В тонкости родства не посвящен. Да он вам при встрече сам все расскажет! Думаю, через месяц-полтора вернется и. Обязательно обещался первым делом к вам. А я-то по его поручению, уважаемый Карл Иванович.

-    Я слушаю вас.

-       Дело вот какое. Шеф меня попросил узнать, не сохранилась ли у вас переписка с Иоганном Шнеллем.

Старик вздрогнул, сухая рука машинально разгладила и без того ровный глянец клеенки на столе, взгляд стал еще более отчужденным.

-         Понимаете, Карл Иванович, мы сейчас ведем изыскательские работы в Восточных Саянах, сезон, сами понимаете, довольно короток, поэтому.

-         Я понял вас, молодой человек, - перебил Юрия старик. - Не скрою, отец Агнессы писал нам о каком-то месторождении в тех местах, но ничего не сохранилось. Агнесса эти письма давно сожгла в печке. Нам это было ни к чему.

-    И что же, ничего?.. - растерянно спросил Юрий.

Старик встал и скрылся за дверью в дом. Спустя несколько минут вернулся вместе с женой, которая положила на стол перед Юрием старинный, в потертом бархатном окладе, альбом для фотографий.

Молча, не глядя на гостя, раскрыла альбом, перевернула несколько твердых страниц с пожелтевшими фотографиями, достала из-под шуршащей папиросной бумаги, которой была проложена каждая страница, сложенный пополам плотный лист. Старик развернул его и протянул Юрию.

-    Это - все, что осталось.

Юрий увидел вычерченную черной тушью на фрагменте выцветшей, изданной еще в дореволюционное время топографической карты ломаную линию, соединяющую некий населенный пункт Аршанъ с точкой, обозначенной цифрами 2640, означающими, видимо, какую-то вершину в горной цепи, именуемой на карте как Тункинские гольцы. В глаза бросились выписанные аккуратным курсивом названия: Китой, Шумакъ, Китой-Канъ, Ара-Ошей.

-         Вы можете забрать это, - сухо сказал Шейн, подымаясь из-за стола, под которым недовольно зарычала «тяфкалка».

Старая Агнесса, на носу которой теперь поблескивали тонкой металлической оправой круглые очки, разглядывала Юрия, тоже вставшего из-за стола, с внезапной неприязнью, столь заметной после недавнего радушия.

-        Спасибо, - Юрий, словно не замечая возникшей отчужденности стариков, склонил голову. - Вы очень нам помогли. Рихард Францевич будет вам глубоко признателен.