Изменить стиль страницы

Он положил руку на место. Наклонился и осторожно поцеловал ледяные губы. Погладил по волосам. Ссутулившись вышел из-за ширмы, комкая фуражку в кулаке. Сквозь лопнувшую кожу проступила кровь. Пряча глаза, торопливо выскочил на улицу. Поднял глаза к небу, глядя на яркие звезды. Из сердца вырвалось:

— Если ты там есть, что же ты ее не спас? Она нам всем нужна.

Ладонь полковника опустилась на плечо сержанта:

— Иван, доктор тебя на перевязку приглашает. Он заметил, что руки у тебя обожжены. Иди! Вот увидишь, Марина выкарабкается. Ее не так-то просто убить…

На следующее утро Андриевич связался с Огаревым и рассказал обо всем, что произошло за прошедшие сутки. Помолчав, сообщил:

— Марина впала в кому…

Спецназовец откровенно выматерился. Приказал ждать, отключился от Бамута и связался с Москвой. Доложив генералу обо всем, услышал:

— Завтра встречайте транспортный самолет. Сам прибуду.

Раскопанная могила и обнаруженный в ней изуродованный труп Амира не только не прибавили ясности, но и наоборот, запутали всех еще больше. Особенно разведчиков заинтересовало пулевое ранение на трупе. Они дружно определили, что это работа снайпера. Кто стрелял, кто похоронил чеченца, каким образом и что произошло потом? На эти вопросы могла ответить только Степанова. Ни у кого даже мысли не возникло, что чеченца могла убить сама Марина.

Бесланова вновь похоронили и заложили могилу камнями, как была. Один из спецназовцев головешкой вывел на сером, торчащем вверх, камне: “Амир Бесланов. Прошел Афган. Замучен бандитами. Июль 1995”.

Бредин, вместе с Огаревым, долго стоял возле Марины. Мужчины смотрели на мертвенно-бледную кожу лица, залегшие тени под глазами, покрытые серым налетом губы. Генерал-полковник повернулся к полковнику и глухо спросил:

— Что же мне ее детям написать? Саша письмо прислал, что ответить, я теперь не знаю. Очнется она или нет? Когда?

Геннадий Валерьевич удивленно спросил:

— Вы знали о детях и отправили ее сюда. Почему?

Генерал вздохнул:

— Степанова вросла в войну. Она сама попросила. Если через неделю не очнется, я ее с собой в Москву заберу…

Глава 14

Марина очнулась на пятую ночь. Прислушалась, не понимая, где находится. Вокруг стоял полумрак. Откуда-то издалека доносился приглушенный стон. И где-то била канонада. Она отчетливо слышала буханье гаубиц и уханье минометов, дудуканье крупнокалиберных пулеметов и кваканье гранатометов. Пахло лекарствами, из этого она заключила, что снова находится в госпитале. В темноте разглядела возле кровати два штатива с пузырьками. Приподняв голову, посмотрела себе на руки: иголки торчали из вен.

Прислушалась к ощущениям и удивилась: ничего не болело, однако она находилась в госпитале. Стараясь не сгибать правую руку, дотянулась ею до левой и спокойно выдернула иглу. Потом поступила точно так же с правой рукой. Согнула руки в локтях, чтобы остановить кровь и какое-то время лежала не шевелясь. Степанова вспоминала, как попала в госпиталь. Она помнила яркую вспышку и все. На этом память обрывалась. Села на постели и огляделась. Это была обычная палатка, только меньшего размера, разделенная тентом на две половины. Она находилась в ней одна, но из-за перегородки слышалось сонное дыхание. Рядом с ее кроватью стояла тумбочка. На ней стакан и графин. Марина почувствовала, что страшно хочет пить. Во рту даже язык стал шершавым и цеплялся за нёбо.

Чувствуя слабость во всем теле, она не спеша свесила босые ноги вниз. Дотянулась до графина и с трудом подняла его. Удивилась, что за несколько часов так ослабла. Они считала, что пролежала всего два-три часа. Рука тряслась и стеклянная пробка позвякивала. Женщина придержала ее второй рукой. Поставила графин на колени. Немного отдохнула и выдернула пробку, уронив ее на одеяло. Посмотрела на стакан и мысленно махнула рукой: никто не видит. Подняла графин обоими руками и приникла к горлышку.

Напившись, Степанова почувствовала прилив сил. Сползла с постели и встала на пол. Ноги дрожали и она схватилась за кровать. Одной рукой провела по телу, проверяя, что на ней надето: это была больничная мужская рубашка, доходившая почти до колен. Пошарив ногой рядом с кроватью, тапочек не обнаружила. Ничуть не расстроившись, медленно зашагала к выходу. Спавшая за столиком медсестра на другой половине палатки не слышала, как она прошла мимо.

Степанова выбралась из палатки и огляделась. Она быстро поняла, где находится и уверенно направилась в сторону палаток, где разместились разведчики Андриевича. Застывший на углу часовой молча следил, как фигура в белом, с блестевшими под луной длинными грязными волосами, чуть шурша рассыпанным гравием прошла мимо него. Молодой парень в первое мгновение принял ее за привидение и едва не заорал от ужаса. Он не рискнул ее остановить, а Марина его даже и не заметила.

Босые ноги то и дело наступали на острые камушки и она отдергивала ступню, но продолжала идти вперед. Второй часовой издали заметил покачивающуюся фигуру и спрятался в тени палатки, чтобы узнать, кто это. Женщина прошла мимо него. Он видел ее худое лицо с лихорадочно блестевшими глазами, смотревшими из черных провалов глазниц и тоже не рискнул окликнуть, хотя сразу узнал. Решил проследить. Марина вошла в темную палатку Андриевича. Дождалась, когда глаза привыкнут к темноте. Подошла к кровати и положила руку спавшему полковнику на плечо. Тихо сказала:

— Вацлав…

Он резко сел, обернулся и вздрогнул: перед ним покачивалось белое пятно. Быстро вскочил на ноги и чуть повернул лампочку над столом. Обернулся. В палатке стояла Маринка и смотрела на него уставшими глазами. Сквозь длинный разрез рубахи видна была полная грудь. Босые ноги покрылись пылью. На локтевых сгибах запеклась кровь. Он ахнул:

— Марина! Очнулась все-таки…

Женщина села возле стола, уронив на него руки. На несколько минут закрыла глаза. Она чувствовала себя усталой. Андриевич еще раз, украдкой, взглянул на женскую грудь в пройме рубахи и сдержал рвавшийся из груди вздох сожаления. Взял свою куртку и надел на нее, застегнув верхнюю пуговицу. Она заметила, что в палатке спят еще два человека. Посмотрела на них. Полковник перехватил ее взгляд. Подошел и тронул мужчин за плечи:

— Проснитесь…

Одеяла мгновенно отлетели в стороны и перед Маринкой, в одном нижнем белье, возникли генерал-полковник Бредин и полковник Огарев. Сон с обоих слетел, едва они увидели, кто сидит за столом. Генерал бросился к ней, схватил за плечи и крепко прижал к себе:

— Маринка! Я уж не думал, что ты очнешься. Врачи говорят, что в этом состоянии можно годами лежать.

Она не понимая, глядела на него:

— Что со мной произошло?

Он крикнул, не сдерживаясь:

— В коме ты была, в коме! Пять суток, словно труп лежала. Холодная, почти без дыхания, ни на что не реагирующая…

Она догадалась:

— Так вот почему я так есть хочу и слабость чувствую.

Все трое кинулись к рюкзакам и вдруг одновременно обернулись:

— А врач тебе разрешил есть? — Сразу догадались по торчащим босым ногам, — Ты ушла и они не знают. Вацлав, дуй за хирургом! Ты знаешь, где они расположились. Пусть сюда идет!

Марина устало остановила кинувшегося к двери разведчика:

— Стой. Сначала выслушайте, а потом решайте, что со мной делать и стоит ли помогать убийце…

Мужчины разместились вокруг стола, обратив внимание на ее мрачное лицо и вспомнив, что она ни разу не улыбнулась за все это время. Степанова заговорила, едва установилась тишина. Голос звучал глухо и монотонно. Временами им приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова. По коже пробрал мороз, когда она тем же бесцветным голосом сообщила, как убила Амира. Закончив рассказ, добавила:

— Если останусь на свободе, я все равно доберусь до Ахмада и не уйду с этой войны, пока не буду убеждена в том, что он сдох.