Изменить стиль страницы

Марина больше часа разговаривала с сыном и дочерью, запершись от всех в спальне. Время от времени раздавался чей-нибудь возглас, а потом вновь наступала тишина. Когда они вышли, дети были серьезны и спокойны. Они не плакали во время сборов. Не плакали и в момент, когда мать садилась в машину. Расцеловались с ней и оба попросили:

— Ты возвращайся к нам побыстрее. Мы тебя любим!

Когда машина скрылась за поворотом, Юлька уткнулась рослому брату в грудь и разревелась. Саша неуклюже подхватил ее на руки и унес в дом, уговаривая на ухо:

— Но мы же обещали не реветь, Юль!

Глава 8

Больше недели Степанова изучала Чеченскую Республику по картам и проходила переподготовку. Внимательно читала газеты и поступавшие со всех военных ведомств сводки. Об этом побеспокоился генерал-лейтенант Бредин. Беседовала с теми, кто бывал там. Совершенствовала язык, разговаривая с разведчиками, кто знал чеченский. Расспрашивала об обычаях и нравах горцев. Читала историю Чечни. И чем больше узнавала, тем больше подтверждались слова генерала о том, что “Афганская война покажется прогулкой”. Предстояло воевать не с горсткой бандитов, как пытались вдолбить народу некоторые журналисты, а с регулярной и хорошо обученной армией Джохара Дудаева.

Русскоязычное население в Чечне подвергалось жестокому террору. Людей грабили, убивали, насиловали. Принуждали бросать квартиры и дома. Все высокие посты заняли чеченцы. Они не стеснялись грабить даже своих соотечественников. На стенах все чаще появлялись надписи: “Не покупайте квартиры у Маши и Саши, все равно они будут наши”. Правооохранительные органы Чечни бездействовали.

Война фактически уже началась, только о ней большая часть населения России еще не догадывалась. Обстановка в Чечне накалялась с каждым днем. Экстремисты пытались захватить склады с оружием во Владикавказе, брали в заложники российских офицеров, уводя их в неизвестном направлении.

Марина узнала, что пока она находится в Москве, военные пытаются навести в Чечне конституционный порядок. В некоторых газетах журналисты назвали эти действия войной, обвиняли военных в нападении на “мирных чеченцев”. Она читала старые документы от 91-го года, когда Джохар Дудаев пришел к власти в республике, о царившем там хаосе и произволе. О выводе Российской армии с территории Чечни, когда по неизвестной причине было оставлено огромное количество боевой техники, целые склады боеприпасов и оружия. Фактически Россия сама вложила в руки чеченских бандитов оружие.

Дудаев сразу же начал исподволь готовиться к войне, создавал собственные вооруженные силы. Он собирался вывести Ичкерию из состава Российской Федерации. Теперь у него было две бригады, семь отдельных полков и три отдельных батальона. Приблизительно шесть тысяч человек. Это была армия, к тому же хорошо вооруженная и укомплектованная танками, БТРами и даже средствами ПВО. Степанова вздохнула и подумала: “А что же здесь, в Москве, не видели что ли, к чему готовятся чеченцы? Вот так всегда — после драки кулаками машем”.

Бредин долго молчал, разглядывая застывшую в ожидании подчиненную, сидевшую на стуле напротив. Генерал понимал, что задание архисложное и опасное. Потребуется вся изворотливость и хитрость, чтобы выбраться живой. Двое парней не вернулось из Грозного и где они, что с ними случилось, можно лишь догадываться. На дворе стоял 1994 год.

Лицо Степановой было спокойным. Зеленые глаза следили за ходившим из угла в угол начальником с недоумением. Бредин, казалось, никогда не волновался, а тут волнение было налицо. А генерал раздумывал — имеет ли он право рисковать этой женщиной? Наконец Евгений Владиславович принял решение. Он резко остановился и сел рядом с ней. Это тоже было что-то новенькое. Обычно генерал отдавал распоряжения, сидя за столом.

Мужчина вытянул руки по столу. Взглянул в лицо женщины и вздохнул:

— Как ты уже поняла, задание сверх опасное. Не стану скрывать — двое не вернулось. Требуется разведать обстановку в Грозном и прилегающих районах, таких как Черноречье, Комсомольское, Ханкала, Катаяма, Старая Сунжа. И на все про все дается даже по моим рассуждениям слишком маленький срок — неделя. Это не мое распоряжение, так решили свыше. Я пробовал увеличить срок разведки, меня не стали слушать. Приказали — выполняй! Если откажешься, а я бы хотел, чтоб ты отказалась, я доложу наверх о пропавших парнях и пусть решают уже в верхах, что делать дальше. Рисковать тобой мне не хотелось, но у меня потребовали поставить тебя в известность. Кое-кто в верхах не забыл о тебе.

Марина подумала всего несколько секунд и кивнула:

— Я понимаю, что вы беспокоитесь за меня и благодарна за это, но я согласна. Только покажите мне фотографии пропавших — вдруг удастся след найти…

Она пристально взглянула в нахмурившееся лицо генерала. Заметила задумчивость в его глазах:

— Это не все? Вы хотите отправить меня с группой, судя по вашему лицу. Категорически против!

— Да, девочка, с тех пор, как мы встретились первый раз, ты стала наблюдательна и изучила меня… Не стану отказываться — группа уже готова.

— Тогда пусть эти парни будут у меня на последний рывок. Согласны? А иначе мне не имеет смысла лезть в Грозный.

— Как я понимаю, ты что-то уже придумала…

Степанова кивнула и попросила:

— Мне нужна черная краска для волос, которая бы смывалась. Черные линзы для глаз и надо побывать в каком-нибудь салоне, чтоб подзагореть поосновательнее. Потребуется настоящий арабский паспорт, фотография какого-нибудь араба, слегка похожего на меня, но весьма далекого от этих мест. Арабская женская одежда и традиционные украшения. Настоящие!

Бредин аж сглотнул, поняв, зачем ей все перечисленное:

— Ты пойдешь в открытую?

— А что мне помешает? Парни потребуются на всякий случай, для подстраховки. Они должны незаметно просочиться в район Катаяма и укрыться неподалеку. В этом районе я появлюсь в последнюю очередь. Самое главное, чтобы они меня не пристрелили по ошибке.

— Мы им тебя представим заранее и ошибка будет исключена.

Она отказалась:

— Нет. Всякое может быть. Лучше, чтоб они вообще не знали, кто отправлен в разведку, даже то, что я женщина, нельзя говорить. Парень и парень. Должна быть фраза и лучше, если она прозвучит на арабском. Я предлагаю: “Дорогой брат, где же мне тебя искать теперь?”. Это не удивит тех, кто может находиться рядом. Я буду часто повторять ее. Когда они услышат, дадут знать. Если замечу разведчика, начну хромать. В этом случае пусть организуют мое “похищение”.

Через два дня из Москвы в Грозный прибыла гражданка Объединенных Арабских Эмиратов Фатима Киямуддин эль Харуди. Была она закутана в черную чадру. Черное шерстяное платье, расшитое золотым шнуром и кистями спускалось почти до загнутых кверху носков у коротких сапожек. Теплое стеганое пальто было распахнуто спереди, открывая взору тяжеленное серебряное ожерелье, закрывавшее половину груди, словно кольчуга. Длинные рукава прикрывали кисти рук. Черные, тщательно подведенные, глаза смотрели на мир скорбно и устало сквозь узкую прорезь. Сетка, прикрывающая их, на этот раз была откинута на голову и сейчас чуть трепетала от резкого ветра.

Она прошла в здание аэропорта под удивленными взглядами всех, кто находился в тот момент на территории. Не так уж много народу стремилось побывать в Чечне, стоящей на грани войны, а уж тем более иностранцев. В руках у арабки находилась черная большая сумка. Пальцы сплошь унизаны серебряными перстнями с лазуритом и без камней. На кисти левой руки были обмотаны агатовые четки. Она быстро взглянула на чеченца, проверявшего паспорта и опустила глаза вниз. Не глядя, протянула паспорт. Пограничник удивленно глядел на арабскую вязь с одной стороны паспорта и английские буквы с другой. Взглянул на странную фигуру перед ним. Марина сложила ладони и слегка поклонилась, мелодично пробормотав приветствие по-арабски. Мужчина ничего не понял и гаркнул в сторону по-чеченски: